Социалистический реализм

– Выполнены мероприятия по готовности к старту десять минут. Выполнены меры безопасности при всплытии. Прослушан горизонт, рекомендованный курс всплытия… – доложил командиру старпом.

– Всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму. Иметь ход пять узлов.

– Есть. Пульт, держать… оборотов, – отозвался механик.

– Есть всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму, – отрепетовал боцман. – Всплываем, шестьдесят,… пятьдесят,… сорок,… двадцать… Есть перископная!

– Поднять перископ, осмотреть горизонт и воздух.

– Осмотрен горизонт и воздух. Горизонт и воздух чист!

– Поднять антенны связи, радиоразведки, астрокорректор, УДК, открыть вахту в радиосетях, определить место, пополнить запас ВВД.

– Товарищ командир, – спустя пару минут отозвался связист, – открыта вахта в радиосетях, есть связь со спутником. Но КП флота молчит, на частотах главкомата тоже ничего! КП МСЯС молчит! Сеанса связи нет! Перехвачены позывные радиостанции, э-э,… 'Коминтерн'… в Москве и метки времени по Москве!

– Так, принято! Штурман место взял? Отлично! Боцман! Погружаться на глубину двести метров, опустить выдвижные! Закрыть вахту в радиосетях, – лодка, на какие-то минуты глотнувшая морозного воздуха открытым зевом УДК, устремилась обратно в пучину.

– Глубина двести метров, – доложил боцман.

– Иметь минимально малошумную скорость.

– Есть! Скорость три узла!

– Так, играйте отбой, комбатов ко мне в салон, – произнес тихо Владимир и вышел из центрального.

– Отбой учебной тревоги! Второй боевой смене заступить! Командирам боевых частей начальникам служб, оперуполномоченному ФСБ – прибыть в салон командира!

Пока все собирались, Владимир неподвижно сидел во главе стола и только все больше мрачнел, наконец, когда все собрались, он начал.

– Согласно имеющихся указаний, в случае отсутствия связи в течение суток и наличия угрозы начала боевых действий, мы имеем право на самостоятельный запуск ракет. Однако сигнала о наступлении 'особого периода' мы не получили, – командир внимательно посмотрел на подобравшихся офицеров. Особист, усевшийся в углу, незаметно для остальных одобрительно кивнул. – Но по показаниям НК и, по мнению командира 'бэчэ один', на нас совершено либо нападение с применением ядерного оружия, либо произошел глобальный природный катаклизм. Я склоняюсь ко второму варианту, учитывая наличие спутников связи. В глобальной войне их бы сбили первыми. Поэтому я решил… – Владимир слегка, практически незаметно для глаза, замялся, – я решил сначала выслушать ваши рекомендации, по линии ваших боевых частей, а потом принять окончательное решение. Командир БЧ один? Ну, ваше мнение почти понятно…

– Есть, товарищ командир. Место я определил, нас унесло почти к территориальным водам. Если ляжем на грунт, дно позволяет, то можем так лежать долго и для стрельбы ракетами уточнять место не понадобится, и всплывать будет не надо… и супостат нас не найдет. Ракетную готовность обеспечу.

– БЧ два – вы?

– Думаю, что все же это война, товарищ командир. Нам нужны только данные штурмана и энергия, к стрельбе будем готовы. Готов вскрыть пакеты с шифрами разблокировки…

– БЧ три?

– Война, товарищ командир… А в остальном – мы готовы.

– БЧ четыре?

– Также рекомендую лечь на грунт, но для того чтоб подвсплыло ВАУ. Московская радиостанция же работала. Я на эту антенну смогу принять сигнал, может быть, дадут новости в эфир. Вдруг действительно какой катаклизм, а мы тут миллионы поворотом ключа уничтожим!

– Поддерживаю, командир, – первым, почти не задумываясь, ответил замполит. Немного подумав, утвердительно ответили командиры боевых частей пять и семь, начхим, доктор, последними – старпом, капитан второго ранга Юрий Юрченко, и особист.

– Что же, раз так решили – всем по постам. Вам, Юрий Юрьевич сейчас руководить покладкой на грунт. – Присутствующие один за другим вставали и выходили из салона. Когда у двери остался зам Владимир добавил. – Глеб Иваныч, обязательно ознакомьте команду с ситуацией и нашими дальнейшими действиями, – и тут же он обратился к неторопливо поднимающегося со своего места особисту. – А вас, Олег Николаевич я попрошу задержаться.

Словно ожидавший этого, оперуполномоченный ФСБ неторопливо, но тщательно прикрыл полуоткрытую дверь и, развернувшись, сел напротив командира.

– Олег Николаевич, вы понимаете, что мы сейчас находимся в очень сложном положении? – начал Владимир, внимательно следя за реакцией сидящего напротив, – Резкое исчезновение связи на боевом дежурстве… внушает серьезные подозрения. Прошу вас внимательно проверить этот вопрос. Может это все же проблемы с матчастью связи? Как раз ваша работа. Вы не хуже меня знаете, что по инструкции при отсутствии связи я обязан привести корабль в боевую готовность и ввести коды целей и запуска. Но спутники-то свидетельствуют о мирном периоде. Вам ничего не известно… по вашей линии?

– Нет, Владимир Владимирович, ничего. Не думаю, что командование могло бы оставить нас в неведении. Поэтому считаю ваше решение единственно правильным. Разрешите идти?

– Идите, – командир выглядел слегка разочарованным, но в тоже время на его лице явственно можно было разглядеть облегчение. Нет, стать человеком, в мирное время уничтожившим Нью-Йорк, Лондон, Париж и так далее, нужное подчеркнуть, ему вовсе не улыбалось, несмотря на весь боевой настрой.

– Прорвемся, товарищ командир, – добавил на прощание особист, и четко развернувшись, вышел из салона. Теперь оставалось только ждать. Ждать либо сигнала, либо… Ждать, успокаивая себя и пережигая тонны нервных клеток. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять – говорит пословица и командиру ракетного крейсера стратегического назначения предстояло испытать ее правоту на собственной шкуре.

Маневр покладки на грунт окончился штатно, старпом не подвел, и весь корабль замер в ожидании вестей с Родины. Наконец молчание прервалось докладом из рубки связи.

– Центральный, появился сигнал радиостанции 'Коминтерн', идет прием информации.

– Рубка докладывайте! – поднявшийся командир чуть не спрыгнул с кресла.

– Товарищ командир, докладывает капитан-лейтенант Пархоменко! – выведенный на динамик голос заставил всех встрепенуться. – По результатам радиоразведки мы наблюдаем нечто странное. Количество голосовых передач на русском очень мало, перехваченная единственная радиопередача… – Пархоменко замолчал, напряженно дыша.

– Что с там, не тяните, – недовольно заметил Коваленко, оглядывая напряженные лица собравшихся в ЦП.

– Слушайте сами – наконец выдавил из себя Пархоменко, – мы ее записали… – и включил трансляцию. – И еще… Передачи на остальных языках отличаются от передач на русском. Они по-прежнему о новостях две тысячи десятого.

В отсеке воцарилась напряженная тишина.

– Либо наша аппаратура от этого удара окончательно вышла из строя, либо наши доблестные маркони дружно бредят, или на берегу кто-то остро пошутил, – выдал свой вердикт Дойников.