Социальная психология

Успешность земледелия, связанная с физическими затратами и неравенством физических возможностей людей, ведет к имущественному расслоению, которое также рождает иерархию. Иерархия во всех слоях феодального земледельческого общества была свойственна всем отношениям в целом, от королевского или царского двора до семьи крестьянина. Аналогичным образом строились отношения и в средневековых ремесленных цехах: глава цеха – хозяин и часто главный мастер – подмастерья – ученики.

«Осень Средневековья», так назвал свою книгу голландский культуролог Й. Хейзинга (J. Huizinga, 1963), описывая распад европейского традиционного общества, растянувшийся более чем на 400 лет. В книге Хейзинги приводятся факты, которые позволяют представить, как менялся стиль отношений людей на сломе эпох. Средневековье не предполагало деления отношений на общественные и личные, все отношения носили личный характер. Медленное течение жизни, стремление к неизменности ее форм, отсутствие с точки зрения современного человека средств связи создавали фон, динамичность которому придавали только бесконечные войны и повышенная эмоциональность. Именно эмоциональность и была отличительной особенностью всех отношений. Клятвы и измены, коварство и любовь, рыцарское благородство и предательство, отравления и мошенничество – вот то, чем были наполнены отношения людей высшего средневекового общества. «Повседневная жизнь давала раздолье пылким страстям и детской фантазии. Жизнь все еще сохраняла колорит сказки» (200, с. 14). Хейзинга приводит образец сказочной манеры изображения хронистами государей.

«Юный Карл Смелый, прибыв в Горкум, узнает, что герцог, его отец, отобрал у него все его доходы. Граф призывает всех своих слуг вплоть до последнего поваренка и в проникновенной речи делится с ними постигшим его несчастьем, выражая свое почтение к поддавшемуся наветам отцу, выказывая заботу о благополучии всей своей челяди и говоря о своей неизменной любви к ним. Пусть те, кто располагает средствами к жизни, остается; те же, кто беден, отныне свободны. Тогда послышались плач и вопли, и в общем согласии все вскричали: «Все мы, все мы, монсеньор, с тобою жить будем и с тобою же умрем». Глубоко тронутый, Карл принимает их преданность. И тогда пришли дворяне и предложили ему все, что имели: один – говоря ему: у меня тысяча, а другой – десять тысяч, еще один – прочее, чтоб отдать тебе и ожидать того, что с тобой свершится» (200, с. 14—15).

В этом отрывке явно прослеживается, с одной стороны, патернализм в отношениях, который принимал вид отеческой заботы о людях, находящихся в услужении у сеньора, а с другой – вассальная преданность людей, которые считают верность сюзерену долгом чести.

Еще одной особенностью человеческих отношений в эпоху европейского Средневековья были ритуализация и эстетическое оформление отношений, связанные с необходимостью учитывать эффект влияния моделей поведения на окружающих, предусматривать их восприятие. Это, в свою очередь, привело к большей рефлексии собственного поведения и выражаемых чувств, к тому, что сегодня мы называем самоанализом и самомониторингом. Эстетизация ритуалов как групповых и социальных действий, определенные правила поведения в случае болезни и смерти близких, ритуализация свадебных торжеств и крестин – это получало все большее распространение. Люди учились держать себя в обществе, демонстрируя подобающее случаю поведение. Даже грабители и убийцы отличались хорошими манерами: например Цезарь Борджиа разрезал персик ножом с отравленным с одной стороны лезвием и предлагал половину приглашенному к обеду гостю, а другую съедал сам.

Из всех страстей средневековые хронисты наибольшее внимание уделяют алчности, воинственности, корыстолюбию, неуживчивости и мстительности, которые были причиной многочисленных военных столкновений. Но одновременно в человеческих отношениях присутствовали и полурелигиозные, мистические идеалы рыцарства, благодаря которым поддерживались сословные правила чести, когда рыцарь считал себя защитником слабых и угнетенных. По мнению Й. Хейзинги, идеалам не всегда следуют, но их воспевают – поэтому так комична фигура Дон Кихота, который стремится реализовать рыцарский кодекс чести в реальной действительности. Чем больше культурный идеал проникнут чаянием высших добродетелей, тем сильнее несоответствие между формальной стороной жизненного уклада и реальной действительностью (200, с. 116).

В русской литературе также описаны взаимоотношения людей, продиктованные дворянским кодексом чести, например, в повести Пушкина «Метель» или в романе Толстого «Война и мир» (напутствие старого князя Болконского сыну, кодекс чести самого князя Андрея, диктующий ему стиль поведения на поле Аустерлица). Одновременно ситуации гоголевского «Ревизора» или «Женитьбы Бальзаминова» сатирически показывают отношения между людьми, которые комичны именно потому, что они не соответствуют формальным требованиям общества.

Главной особенностью отношений в европейском Средневековье была их строгая иерархичность, которая прежде всего распространялась на права людей, а в силу этого воздействовала и на все отношения. Чтобы закрепить неравенство, сделать его зримым и сразу узнаваемым, были введены регламентирующие нормы на ношение определенного покроя одежды, мехов и украшений и даже на особое убранство жилищ в дни торжеств и семейных событий, которые должны были строго соответствовать положению человека в обществе. Например, герцогиня после родов имела право убирать свою спальню в зеленый шелк, а ее придворная дама – обязательно в белый. Искусственно введенное ограничение по цветам помогало соблюсти сословную иерархию, сделать ее очевидной.

Начавшийся в конце XV – начале XVI в. в Италии, а затем и во всей Западной Европе процесс разложения традиционного общества сопровождался страшным упадком нравственности. Как квинтэссенцию этого процесса следует рассматривать сочинение Н. Макиавелли «Государь» (N. Machiavelli, 1513), в котором автор советует притвориться моральным, чтобы стать хорошим правителем. «Государям нет никакой надобности обладать в действительности хорошими качествами, но каждому из них необходимо показывать вид, что он всеми ими обладает» (102, с. 75). Но уже в конце XVII в. Мишель Монтень констатирует, что моральное актерство, предписанное государям, стало нормой поведения во всех слоях европейского общества: «Сами наши суждения свихнулись, следуя за общей порчей нравов» (115, с. 296). Эта практика настолько распространилась, что наивных не осталось, и никого больше нельзя было обмануть, так как в отношениях людей больше не существовало доверия. Начался процесс Реформации церкви и последовавший за ним период длительных войн. Изможденный, оробевший, пессимистичный цинизм – таков, по наблюдениям Монтеня, общеевропейский нравственный итог постреформационной религиозно-политической смуты (171, с. 136).

Реформация, осуществленная М. Лютером, Ж. Кальвином и другими религиозными деятелями, была реакцией на безнравственность эпохи. Результатом стали буржуазные революции, которые, изменив общественное устройство, коренным образом повлияли на отношения между людьми. Из всех идей Лютера самой главной была идея о равнодостоинстве людей перед Богом при оправдании имущественных различий. Она стала религиозной основой для формирования важнейших европейских ценностей – требований равенства и справедливости. Из требований равенства родилась надконфессиональная идея прав человека (171, с. 117).

Борьба за права была характерна для всех европейских народов, но в каждой стране она носила национальный характер. К. Маркс определил конфликтные отношения как классовую борьбу, посчитав, что она свойственна всем народам и расам. Английские социальные философы, начиная с Дж. Локка, называли это борьбой за свои права, потому что идея равнодостоинства всех людей фактически отрицала иерархичность, воцарившуюся во всех странах средневековой Европы.

Стремление к равенству имело своей целью установление таких отношений, которые бы предусматривали равные, партнерские позиции людей, прежде всего в социальных и деловых отношениях, вне зависимости от их имущественного положения и принадлежности к тому или иному сословию. Однако это было только началом длительной борьбы, которая завершилась после окончания Второй мировой войны. Одним из последних рухнувших барьеров неравенства было предоставление в 1947 г. избирательного права женщинам Франции.

Следует заметить, что феодальная Россия также была иерархическим государством, но иерархия носила несколько иной характер. Это была не европейская иерархия, имущественная и сословная, а воцарившаяся в результате монгольского ига власть одного человека над всеми остальными по примеру восточной деспотии, когда все сословия и классы находятся в зависимости от деспота. Осознание этого различия мы находим в знаменитом письме Ивана Грозного к английской королеве Елизавете I от 1570 г.

«И мы чаяли того, что ты на своем государстве государыня и сама владеешь, и мы потому такие дела и хотели с тобою делати. Ажно у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но и мужики торговые. А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая (простая) девица».

Понимание Иваном Грозным своего положения в обществе как единственного властителя не допускало даже возможности каких-либо проявлений равенства, несмотря на то что крепостного права еще в полном объеме не существовало, а крестьянские общины управлялись миром, то есть на основе равного участия мужчин в принятии решений. Сословия были разделены практически непроницаемыми имущественными границами, а отношения между ними были опосредованы отношениями с государством через разверстываемые подати. И это составляло суть российской иерархии, которая по своему типу в верхних эшелонах власти была скорее восточной, чем западной, тогда как внизу пирамиды общинная жизнь сохраняла все свойства европейских демократических установлений.