Социальная сеть "Ковчег" -2

— Что это значит? — спросил я тихим голосом.

— Не хочу, чтобы это выглядело как угроза, — строго сказал Штерн, — но мы слишком много вложили в твой проект, чтобы допускать твоё расслабления в реальном мире. У нас слишком мало времени.

— Вы говорите как мой папа, — улыбнулся я.

— У меня гораздо больше возможностей, чтобы наказать тебя, — теряя терпение, говорил Штерн. — Ты очень умный молодой человек, и должен понимать, что поддерживать твою жизнь в виртуальной сети мы будем только при успешном выполнении твоей миссии.

— Я не совсем понимаю, о чём вы говорите, — осторожно сказал я.

— В нашей сети ты продолжаешь жить и воспитываться, — начал объяснять Штерн, — там живёт такой же Володя, как и ты. Если ты будешь нас слушаться, то мы сможем отправить его в реальный мир под видом твоего будущего сына. Юля уже там, и скоро мы вас познакомим, чтобы вы могли жить вместе и родить этого ребёнка. А вот если ты наплюёшь на образование и встанешь в позу, то поддерживать жизнь Володи, Юли и остальных твоих знакомых не будет смысла. Твою ветвь эволюции придётся приводить в тупик.

— Очень похоже на угрозу, — задумчиво сказал я.

— Возможно, — ответил Штерн. — Ты не думай, что у нас нет запасных вариантов. У тебя самые большие шансы помочь перевернуть мир и остановить заговор, но мы боимся, что ты его профукаешь.

— Ничего я не профукаю, — обиженно ответил я, глядя ему в глаза.

— Тебя за язык ни кто не тянул, — улыбнулся Штерн, — твоё обещание принято, иди, учись. Тринити тебе поможет.

— А вы всегда такой грубый? — спросил я.

В ответ Штерн отключился, и наступила мёртвая тишина. Утки уже начали отплывать от моего берега, понимая, что обед закончился. Я достал вторую булочку и, разломив её на несколько частей, со всей силы бросил в воду.

Было очень неприятно следовать своей миссии из-под палки. Я вспомнил, как Штерн в прошлой жизни бросал трубку. Вспомнив это, я разозлился ещё больше. Странный он человек. Неужели, если меня просто попросить хорошо учиться, то я не буду этого делать?

Почему, обязательно нужно придумывать угрозы? Я сам заинтересован учиться хорошо. Мне самому будет приятно выполнять великую миссию по спасению мира. Зачем при этом вешать надо мной дамоклов меч — мне не понятно. Уничтожать мою ветвь эволюции — вот до чего додумались эти талантливые манипуляторы.

— Тринити, ты там? — спросил я.

— Конечно, — ответила она на английском языке.

— А Штерн там? — спросил я.

— Нет, он отключился, — ответила она.

— Штерн сказал, что если я не буду хорошо учиться, — пожаловался я, — то он закроет мою ветвь эволюции.

— Он это может, — мирно сказала Тринити, — но мы же этого не допустим? Правда, Володя?

— Я подумаю, — ответил я.

Странные существа, играют в открытую. Думаю, они разыгрывают простую игру в «злого и доброго полицейского». Они знают, что я разозлюсь на злого Штерна, и буду доказывать ему, что я не профукаю свою миссию. Они знают, что я буду уважать Тринити и советоваться с ней по любому поводу, считая её своим союзником.

Я вдруг рассмеялся, вспомнив старый анекдот:

Однажды двум полицейским пришлось раскалывать наркодилера. Старший полицейский сказал своему помощнику:

— Давай разыграем игру в «злого и доброго полицейского».

— Давай, — ответил младший.

Они зашли в кабинет для допросов. Старший спокойно подошёл к напуганному наркодилеру и, взяв его за затылок и ударяя об стол лицом, стал кричать со всей силы:

— Говори, мразь! У кого брал наркоту?! Говори! Будешь молчать — сгною за решёткой!

— Я ничего не знаю, — плакал наркодилер в ответ, вытирая разбитый нос.

Наступила пауза. Старший полицейский, как договаривались, вышел из кабинета для допросов и стал смотреть за действиями своего подчинённого за стеклом в тёмной комнате. Его помощник попросил наркодилера встать со стула и, немного приобняв, шепнул ему что-то на ухо. Наркодилер тихо ответил ему.

Помощник со всей силы ударил наркодилера сзади по шее и со всей силы воткнул колено ему в живот. Наркодилер упал на пол и стал валяться. Помощник не успокоился, а продолжил наносить удары, пока опомнившийся старший полицейский не ворвался в комнату и не оттащил своего безумного коллегу.

Когда они удалились из комнаты допросов, старший спросил:

— Мы же вроде договорились играть в игру «злой полицейский и добрый полицейский»?

— Да! А я подумал, вы «добрый», — наивно ответил помощник.

Утки вернулись, и на этот раз не стали уплывать, доев крошки. Они тревожно плавали и ждали добавки. Интересно, а почему они первый раз уплыли, а теперь ждут? Что за коллективный разум? Самое интересное, что они всё делают вместе. Инстинкт стаи. Видимо, выживать вместе гораздо проще. Я крошил им третью булочку и думал о них. Вот как хорошо уткам, не нужно напрягаться. Плавай себе в воде и жди еды. Деньги зарабатывать не нужно, учиться им без надобности. Размножайся, нагуливай жирок к зиме — вот и вся наука.

Не ошибусь, если начну утверждать, что ни одна утка Земли не мечтала попасть в космос. Ни одна утка не мечтала спасти мир. Мысли об эволюции не помещаются в этой маленькой, покрытой радужными перьями голове. Зачем люди отличаются от этих уток — непонятно. Почему нам больше всех надо? Уткам не нужно раскрывать всемирный заговор, а мне вдруг поручили. Странно, но очень приятно. Многие мечтают стать спасителями, но не каждому дано.

Слово-то какое придумал — «профукаешь». Думаю, в английском языке он бы не смог найти такой обидный аналог. Я запустил процесс самодиагностики и понял, что этот разговор со Штерном мне на руку. Я люблю творить чудеса кому-нибудь назло. Люблю доказывать неприятным людям, что я из себя что-то представляю.

Учился я нормально, просто последние пару лет немного расслабился. Я увлекался компьютерными играми, и на учёбу оставалось меньше времени. Школа тоже виновата: преподаватели ставили хорошие оценки за просто так. Двоечников в нашем русском понимании вообще не было.

Если ученик сдавал свою работу, пусть даже практически пустой лист, ему уже ставили от 50 до 70 %. А такие, как я, которые хорошо знали предметы, ценились в школе на вес золота и нас постоянно захваливали. Ходили устойчивые слухи, что учителям в Америке запрещено ругать своих учеников, можно было только хвалить и ставить в пример. Вот меня и захвалили. Вырастили мне на голове такую корону, которая мешала заниматься.

Отец пытался заставить меня улучшить оценки, но так как сам не был отличником, не мог проконтролировать мои знания. Учебники в Америке тоже были примитивными. Я не спорю, в их создание было вложены сумасшедшие деньги, они были цветными и красочными. Но за морем картинок и схем пряталась небольшая крупица знаний.

Толстые американские книги с крупным шрифтом тоже не впечатляли. Американский стиль изложения меня раздражал. Было такое ощущение, что первую половину книги автор расхваливал свою теорию и описывал все возможные прибыли, которые принесёт её прочтение. Причём про саму теорию не было ни слова. Можно было смело открывать книгу на середине. Потом автор излагал все проблемы, которые можно решать при помощи его теории. Потом на 20–30 страницах описывалась сама идея, зачастую достаточно избитая. А остаток книги мне пытались продать семинар этого автора или следующий учебник.