Социальная сеть "Ковчег" -2
Шрифт:
Дом был не просто большой, а огромный. Это я понял, когда научился держать головку и приподниматься на ручках. Я смог осматривать окрестности в режиме панорамы. Потолки за долгую свою жизнь в этом доме я уже изучил, теперь можно было оглядеть остальное. Было устойчивое ощущение, что учёные изобрели увеличивающий луч для всех окружающих предметов. Я не сразу понял, что колонны, которые я вижу, — это просто ножки стола. Тот огромный шкаф, уходящий в потолок, — всего лишь невысокий комод.
Даже пеленальный столик мне казался большой двуспальной кроватью. Люди вокруг тоже были большими. Незнакомые заходили к нам не часто, но когда появлялись, не вызывали во мне радости. Они вели себя как ненормальные. Сюсюкали, коверкали слова, говорили
Они все действовали по одному плану. Приходили и с порога бежали мыть руки. Потом они сразу бежали ко мне и пытались взять на руки. Долго заглядывали мне в глаза с глупыми улыбками. Потом, как они говорили, они играли со мной не больше получаса, дожидались моего крика и отдавали меня маме. А затем с огромным удовольствием проводили около двух часов за столом и жадно ели мамину еду. Они не понимали, что мама, когда готовит им еду, не уделяет мне внимания. Глупцы! Что тяжёлого — приходить в гости со своей едой?
Мужики, как сумасшедшие подкидывая меня в воздух, показывая свою силу и ловкость. Эти дураки считали, что я в своей жизни мало падал с высоты. Когда они подкидывали меня, у меня всё замирало и ноги сковывало напрочь. Дух захватывало, на меня нападали воспоминания полёта навстречу Красной площади. Как им объяснить, что так делать не нужно? За неимением инструментов для усмирения, я тщательно запоминал лица этих злодеев на будущее.
Чаще всех в нашем доме появлялась одна милая женщина. Папа называл её мамой, и они действительно были похожи друг на друга. Единственное, что выгодно отличало её от папы и других гостей, — она, подобно моей маме, легко угадывала желания. За это я ей часто улыбался. Она, в отличие от других взрослых, когда приходила к нам в дом, оставляла меня с мамой, а сама шла на кухню готовить или заниматься уборкой в многочисленных комнатах. Идеальная женщина.
Она была второй американкой, в которую я влюбился. Как моей любви хватало сразу на четырёх женщин, я не думал.
Школа
Время тянулось очень медленно. Прошлая жизнь была яркой и разнообразной, поэтому сейчас я откровенно скучал. Жизнь младенца — это жизнь по расписанию. Уже через месяц я его выучил, и оно никогда не нарушалось. Ночью было хуже всего. Я то и дело просыпался от кошмаров, посторонних звуков или голода. Голодным я становился очень часто, так как у меня был маленький желудок. Поэтому проходил час после кормления, и я снова хотел кушать.
Именно поэтому я не любил, когда мама оставляла меня одного. Иногда она набиралась наглости уйти по своим делам на улицу, оставляя меня с бабушкой или, на худой конец, с папой. Я чувствовал себя брошенным. Я очень привязался к своей новой семье, поэтому мне приходилось постоянно повторять себе, кто я такой. Иногда я думал, что всё, что произошло в прошлой жизни, лишь страшный сон. Но то, что в данный момент полугодовалый младенец мыслит как взрослый, доказывало обратное.
Никто не объяснял мою миссию, поэтому я просто жил. Однажды, когда меня сносили в больницу, я увидел календарь в кабинете врача. Оказалось, что сейчас 2064 год. Таким образом, получалось, что я опять в будущем. Но, по крайней мере, не в далёком. Судя по всему, Юля сейчас ещё не родилась. Если обещание Тринити будет выполнено, то Юля переродится заново, и нас познакомят снова.
Это было хорошо, так как Юлю я запомнил молодой, и меня не прельщала перспектива встречаться с бабушкой Юлей. Интересно, смогу ли я её узнать? Видел я её около 40 лет назад. Жалко, что сейчас рядом со мной не было Тринити. Тут были только родители, которые уже устали покупать мне новую одежду, так как рос я каждый месяц.
В полтора годика, когда я научился ходить и немного разговаривать, меня стали водить в частный садик.
Пришлось заново научиться общаться с другими детьми. Это было очень сложно, так как я не мог привыкнуть разговаривать с ними на равных. Да и язык был очень сложным. Нужно будет научиться думать на английском, тогда мне будет проще. Дети разговаривали на английском языке, глотая звуки, поэтому я не всегда понимал, что они от меня хотят.Товарищи по садику меня любили, так как у меня была специальная тактика. Когда мы выходили из дома, я устраивал истерики, если мне не разрешали брать с собой лучшие игрушки. Их я использовал в садике для подкупа. Мне нравилось организовывать разнообразные игры, поэтому скучающие дети толпились вокруг меня больше, чем рядом с воспитателем.
Когда я научился ходить, я смог обойти всю территорию нашего дома. Оказалось, что это огромная ферма. Там были разнообразные животные, но больше всего там было свиней. Хлев со свиньями был по истине огромным. Там стоял такой шум и запах, что я не решился зайти. Когда папа, работающий внутри, увидел меня, он бросил вилы и со всех ног побежал ко мне. Он схватил меня на руки и стал ругаться:
— Билл, тут небезопасно! Свиньи — очень опасные для детей животные. Ты хочешь, чтобы они тебя съели?
— Пиг… пиги, — сказал я, показывая внутрь пальцем.
— Хочешь посмотреть? — спросил папа. — Пойдём, когда-нибудь всё это станет твоим.
Папа улыбнулся и медленно пронёс меня по всему хлеву. Свиней было очень много. Их уши были проколоты, и в каждое были вдеты бирки с номерами. Несколько рабочих ходили по помещению с сеном и кормом. Судя по тому, как папа отдавал им инструкции, он тут был главным. Папа — хозяин фермы, это хорошо. Но я, офисная белоручка, не представлял, как буду помогать ему, когда вырасту. Нужно будет хорошо учиться, чтобы избежать работы на ферме.
Папа — странный человек: решил назвать меня именем президента и дать мне ферму. Он, наверное, хочет разделить своё хозяйство на 50 штатов и заставить меня править ими. Я до сих пор удивлялся имени Билл и Уильям. Мне больше нравилось Владимир. «Владеющий миром» — это лучше, чем «владеющий свиньями». Хотя, может быть, это всё первые впечатления. Может быть, я потом с радостью буду целовать хрюшек в лобик и признаваться им в любви. Фу!
Кормили меня теперь как настоящего мужчину. Я очень часто кушал мясо. Вот чего у папы не отнять: свинина у него получалась потрясающая. Правда, пережёвывать её четырьмя зубами было сложно. Поэтому меня кормили вкусными котлетами. В отличие от XXXV века, еда не всегда была вкусной. Будь проклят тот день, когда мама прочитала где-то, что брокколи полезна. Я бы, может, и согласился есть её с майонезом, но сваренная на пару и перемолотая блендером она была похожа по вкусу на гусеницу. Пока я не научился выдавливать её изо рта и смыкать челюсти, мама кормила меня ей практически ежедневно.
По-настоящему узнать своих родителей я смог тогда, когда научился разговаривать. Нужно было быть осторожным, чтобы они ни о чём не догадались. Пришлось постоянно вспоминать поведение своего сына, чтобы не раскрыться. Я чувствовал себя маленьким агентом под прикрытием. Мне приходилось казаться глупее, чем я был на самом деле. Иногда я так переигрывал, что мама и папа боялись за моё будущее, так как я путал карточки с тигром и настольной лампой.
— Джордж, мне страшно, что наш сын медленно развивается, — однажды сказала Маргарет.
— Я тоже заметил, — ответил папа, — нам нужно обратиться в банк.
— Зачем? — удивлённо спросила мама.
— Мы не можем отдавать его в «public school», — ответил папа. — Он там станет ещё глупее. Я хочу дать сыну то будущее, о котором мечтал сам.
— Я так и думала, — рассмеялась Маргарет. — Ты решил реализовать в нашем сыне все свои неосуществившиеся мечты.
— Думай как хочешь, — серьёзно сказал папа, — но наш сын станет человеком. Я об этом позабочусь. Думаю, мы сможем позволить себе 12 000 $ в год.