Социологический ежегодник 2012

4. Дроздов А.В. Экологический туризм: Концепции и практика // Угорский проект: Экология и люди Ближнего Севера / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2008. – С. 26–56.

5. Нефедова Т.Г. Две жизни современной нечерноземной глубинки // Настоящее и будущее Ближнего Севера: Экономика, экология, сообщества / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2012. – С. 106–135.

6. Нефедова Т.Г. Костромская периферия в фокусе проблем периферийных районов России // Северное село: Традиции и инновации / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2010. – С. 40–69.

7. Нефедова Т.Г. Предыстория и возможное будущее проектов ЦБК в Костромской области // Угорский проект: Экология и люди Ближнего Севера / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2008. – С. 143–148.

8. Нефедова Т.Г. Российская глубинка глазами ее обитателей // Угорский проект: Экология и люди Ближнего Севера / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2008. – С. 98–120.

9. Покровский Н.Е. Настоящее и будущее северной стороны // Настоящее и будущее Ближнего Севера: Экономика, экология, сообщества / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2012. – С. 5–15.

10. Покровский Н.Е. Российский Север: Что в будущем? // Перспективы российского Севера / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2007. – С. 19–65.

11. Покровский Н.Е. Северная Атлантида, исчезающая и возрождающаяся // Угорский проект: Экология и люди Ближнего Севера / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2008. – С. 5–10.

12. Покровский Н.Е. Тенденции клеточной глобализации в сельских сообществах современной России: Теоретические и прикладные аспекты: Введение // Город и село в современной России: Перспектива структурного воссоединения / Под ред. Н.Е. Покровского. – М.: Сообщество профессиональных социологов, 2004. – С. 4–41.

Угорский проект – ключ к пониманию нечерноземной глубинки

Т.Г. Нефедова

Всем, кто ездил по нечерноземной России, хорошо известно, что по мере удаления от крупного города окружающие ландшафты заметно меняются. Пригородные коттеджи и дачи редеют. Постепенно мельчают селения и поля, их место занимают леса. Вдоль дорог еще встречаются крупные села, но чуть в стороне многие деревни вымирают зимой, а летом заполняются разве что городскими дачниками. От колхозных построек зачастую остались лишь руины: остовы бывших ферм, брошенная техника. И в деревнях, и на подъезде к ним за пределами основных трасс – разбитые и часто непроезжие дороги.

Специфика Нечерноземья

Проблемы этих районов проявились уже с 1970-х годов, когда увеличение вложений в сельское хозяйство на большей части территории Нечерноземья перестало давать адекватную отдачу [5]. Наиболее ярко они высветились сейчас потому, что в новых экономических условиях государство перестало поддерживать в них неэффективное производство. В отличие от западных стран, где сельское хозяйство приспосабливалось к уменьшающемуся сельскому населению, сокращая посевные площади и наращивая на оставшихся производительность труда, в России под строгим партийным контролем и с огромными дотациями посевные площади и поголовье скота удерживали во всех районах Нечерноземья. Даже тогда, когда поля некому было убирать, а скот был болен или его нечем было кормить. Фактически мы имеем дело с неумением признавать существование объективных природных и – особенно – социальных ограничений и меняться адекватно изменившимся условиям.

Наибольшее сжатие посевов в последние 20 лет характерно для льна и зерновых культур. Даже животноводство «уходит» из Нечерноземных регионов, несмотря на обилие трав, в том числе на зарастающих полях, и частично восстанавливается в зерновых районах Юга России. Большая часть предприятий в Нечерноземье убыточна. Но и фермеров в таких районах немного, разве что отдельные мигранты-энтузиасты из других регионов и стран СНГ. Особая социальная среда, необустроенность деревень и нечерноземное бездорожье осложняют проживание и любую деятельность. Недаром, если животноводство и восстанавливается в Нечерноземье, это происходит чаще в пригородах, хотя и имеющих дефицит земель, но лучше сохранивших трудовой потенциал.

Ликвидация леспромхозов и переход к частным компаниям значительно сократили потребность в занятых и в лесозаготовках. Вместе с кризисом агропредприятий это привело к высвобождению значительного числа работников, которые при отсутствии других мест наемного труда и слабой предпринимательской активности не смогли найти себе занятие в сельской местности и в малых городах.

Костромская область: Контрасты «пригород – периферия»

Располагаясь на волжском пути, Кострома испытала экономический подъем в XVI–XVIII вв. В XIX в. здесь была развита фабричная индустрия и перерабатывалась почти треть российского льна, от которого голубели окружающие поля. Тем не менее современная лесистость велика – 74%, Костромская область входит в зону южной тайги.

Для области характерна очень сильная депопуляция сельского населения. В 2010 г. в ней осталось 36% от численности населения 1959 г. В советское время при положительном естественном приросте население убывало в основном за счет сильного миграционного оттока в города и другие регионы. И даже за последние восемь лет (с 2002 по 2010 г.) потери сельского населения составили 16% (к миграционному оттоку добавилось превышение смертности над рождаемостью). Область всегда входила в зону так называемого мелкоселенного расселения с относительно небольшими деревнями.

Для современной Костромской области характерны ориентация преимущественно на низовые звенья сельского и лесного хозяйства и низкая инвестиционная привлекательность. Кострома с ее 270 тыс. жителей заметно уступает по населению столицам соседних регионов: Ярославлю (606 тыс.), Иваново (404 тыс.) и др. Помимо столицы в области нет больших городов. Самый крупный – Шарья на востоке области (удаленный от региональной столицы на 260 км), хотя и он в 7 раз меньше Костромы.

Сельское хозяйство дает 17% валового регионального продукта области [13], что значительно больше, чем в среднем по России, несмотря на положение области на севере Нечерноземья. И хотя доля сельскохозяйственных угодий сравнительно невелика (16%), в сельском хозяйстве только на крупных и средних предприятиях области в 2011 г. работали около 20% всех занятых сельских жителей.

Сельскохозяйственные земли убывали в течение всего ХХ в.: с 1530 тыс. га в 1897 г. до 1030 тыс. га в 1990 г. и немногим более 400 тыс. га – в 2010 г. Но сокращение шло за счет сенокосов и пастбищ. Пашня до 1990 г. поддерживалась, а посевная даже расширялась. За последние 20 лет в Костромской области было выведено из оборота 460 тыс. га, или 64% пашни 1990 г. Большая ее часть постепенно зарастает лесом.

И прежде население максимально концентрировалось вдоль Волги и вблизи Костромы на юго-западе Костромской губернии. В 1897 г. плотность сельского населения в Костромском уезде составляла 33 человека на 1 км², в соседнем Нерехтском к югу от Костромы – 42, в Буйском и Галичском к северо-востоку – 25, в остальных уездах колебалась от 13 до 15 человек / км² [2]. Сейчас плотность сельского населения в пригородном районе – 22 человека на 1 км², в соседних районах – уже 6–10, а на периферии области – 2–3 человека.

Только в пригородном Костромском районе с 1959 г. почти не изменилась численность сельского населения (рис. 1), в то время как во всех остальных районах его осталось менее трети 11 . В некоторых районах на периферии области с начала ХХ в. численность сельского населения уменьшилась почти на порядок, а с 1959 г. – в 4–5 раз.

Расчеты автора по: [4; 8], а также по архивным данным.

11

Если сгруппировать все 24 административных района Костромской области в порядке соседства с областной столицей (единственным городом с населением более 100 тыс. жителей), то можно выделить пригород – Костромской район. Затем идут соседи Костромского района, т.е. соседи столицы 2-го порядка; их можно назвать полупригородом. Соседи 3-го и 4-го порядка – полупериферия, 5–6-го порядка – периферия. И наконец, из-за эксцентриситета областной столицы на юго-западе региона здесь есть и соседи 7–9-го порядка, которые можно назвать дальней периферией (рис. 1).