Соддит

Однако он не мог отпустить лиану. Его руки приклеились к ней. Чуть ниже болталась палка, которую использовал Мори. Достигнув наивысшей точки траектории, соддит помчался назад. Те листья, которых он касался по пути, с шуршаньем прилипали к его телу. В конце концов он повис высоко над землей в почти горизонтальной позе, запутавшись в клейкой массе листвы и ветвей.

— Помогите, — крикнул Бинго.

К сожалению, помощи ждать было неоткуда. Он видел лишь темный и пятнистый купол леса и так называемую «лиану», к которой приклеились его руки. За спиной раздался шорох.

— Привет, — шепнул ему в ухо коварный голос. — Что тут у нас вкусненького?

Бинго быстро оглянулся через плечо.

Прямо за ним среди листвы, раскорячившись на прогнувшейся серой паутине, сидел самый огромный паук, которого он видел в своей жизни. Жирное тело с восьмью сложенными под острыми углами черными ногами было покрыто жесткой шерстью. (Мне хотелось бы заострить ваше внимание на этом факте. Представьте себе, не две ноги, как у нормальных существ, и даже не четыре на манер некоторых полевых зверушек с добрыми глазами, а ужасные восемь лап, поросшие грубой шерстью. Целых восемь! Отвратительно, правда? Вот и я о том же!) Живот существа походил на шар. На сплющенной морде выпирали две подергивающиеся жвалы. Они располагались над V-образными губами и напоминали сюрреалистические усы, пугавшие своей неестественной живостью. Паук имел восемь глаз — шесть маленьких, словно прыщи, буркул, сгруппированных слева и справа от жвал, и два больших и красных глаза, похожих на стеклянные плошки с ярко-красным вином. Рассеянный свет, проникавший сквозь кроны деревьев, создавал любопытные спиральные эффекты на сферической оболочке глаз. Несмотря на это, ужасная морда паука обладала заметным сходством с человеческим лицом, а сам он ассоциировался с коротконогим пижоном, носившим красные очки в массивной роговой оправе.

— Пришел навестить меня, дружок? — с усмешкой спросил паук. — Какой ты добрый. Или, возможно, решил колонизировать наш лес? Так сказать, оккупировать территорию честных трудяг-пауков для последующей эксплуатации?

— Вы ошибаетесь, — задрожав, ответил Бинго. — Нет-нет!

— Именно так и говорят империалисты. Кстати, скажи мне, тебе холодно? Ты что-то дрожишь. Дай-ка я тебя укрою.

Вопреки большому и жирному телу, паук быстро закружил вокруг Бинго, оплетая его липкой нитью. Он выпускал ее из кончика брюшка и ловко манипулировал ею двумя задними ногами — более вытянутыми и узловатыми, чем шесть других его конечностей. Вскоре Бинго оказался в плотном коконе. Только его правая рука, все еще приклеенная к толстой паутине (которая, естественно, с самого начала не была лианой), оставалась свободной от пут.

— Отпустите меня! — жалобно пропищал соддит.

Однако паук имел другие намерения. Нетерпеливо пыхтя, он вымазал особой секрецией свободную руку Бинго и очистил ее от клея. Затем насекомое прижало эту руку к боку соддита и обвило ее несколькими прочными петлями. К счастью для Бинго (как потом оказалось), паук сделал это несколько поспешно. Когда он поднял жертву и понес ее среди ветвей и сучьев крон, паутина порвалась, и рука Бинго вновь освободилась от пут. Но хитрый соддит прижимал ее к боку, боясь, что паук свяжет его заново, если заметит свою оплошность.

* * *

Большое насекомое несло соддита довольно долго. Во время этого сотрясающего и неприятного путешествия по лесу Бинго напрягал мозги, пытаясь что-нибудь придумать. Как сообщить друзьям о своем пленении? Как предупредить их об опасности и попросить о помощи? Будто назло, все умные мысли покинули голову соддита. Впрочем, когда насекомое притащило его в коммуну пауков, он понял, что питал себя надеждами напрасно. С одной из толстых ветвей свисало семь коконов, качавшихся на прочных нитях: шесть связанных фигур были гномами, один — колдуном.

— Вот же беда, — проворчал Бинго.

— Привет, брат, — сказал ближайший к нему гном. — Ты тоже здесь?

Это был Фрили.

— Что с вами случилось?

— Мы увидели, что ты застрял в листве, и Мори решил вернуться к первоначальному плану. Нам, гномам, всегда ближе планы, в которых можно помахать топорами. Поэтому мы пошли к нашим тюкам, а эти гадкие пауки уже протянули через тропу невидимую нить на высоте шести дюймов. Мы зацепились за нее — кто голенями, кто ботинками. Все попадали и прилипли к паутине. В принципе, мы могли бы снять обувь и уйти. Но бороды — другое дело, сам понимаешь. Затем на нас набросились пауки. Они связали всех и принесли сюда.

— По крайней мере, мы перебрались через заколдованный ручей, — донесся голос из качавшейся линии коконов. — Насекомые перетащили нас по веткам.

Бинго узнал голос Мори. Такой ход событий доставил ему мало радости.

Рядом сновали пауки. Он перебегали с ветки на ветку по тонким нитям паутины и создавали впечатление какой-то групповой активности. В отличие от людей, склонных выращивать бороды на лицах, пауки предпочитали разводить растительность на многочисленных ногах. Кроме того, их тела были покрыты черной щетиной, короткими ресничками и прочими формами специально укороченных волос. Эти существа считались непревзойденными производителями шелка и толстых нитей, из которых они сплетали различные вещи — в том числе и смертельно опасные предметы. Огромным спросом пользовались их шарфы — теплые и симпатичные (если, конечно, содрать с них паучьи украшения). Неутомимые пауки вязали свитера, носки, одеяла, создавали мягкую мебель, черепичные плитки, ботинки, парики, фермерскую утварь и липкие мечи. По правде говоря, паучьи изделия во многом превосходили аналогичные товары других фирм, но их основным рынком сбыта являлись восточные земли, лежавшие за Мойпрофилем и населенные угрюмым неприветливым народом. Помимо прочего, пауки охотно брались за особую работу, если их заказчики могли оплатить свои странные просьбы — например, они проникали в дома людей и в качестве первоапрельской шутки покрывали все веши паутиной. Когда какой-то прожженный жених бросал свою девушку у алтаря, злопыхатели часто вызывали пауков и просили их оплести ее спальную — да и саму невесту — паутиной, чтобы обманутая жертва почувствовала себя еще более безутешной и обиженной.

Интересно, что бойкая торговля не пробудила у пауков любви и дружбы к обитателям равнин. Хотя вторая сторона вела себя аналогично. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что люди ненавидели этих насекомых. Не все, конечно, но многие. А те, кто симпатизировал паукам, — я не могу найти другого слова — были извращенцами [30] . Все остальные представители человеческого рода питали к восьмилапым тварям рефлекторную ненависть. При виде пауков они вздрагивали, взвизгивали, убегали или говорили что-то вроде: «Ой! Фу! Фу! Брр! Рейчел! Рейчел! Ты не могла бы прийти и помочь мне немного! У нас в гостиной огромный паук...» Да, люди торговали с ними, потому что они торгуют с кем угодно и чем угодно, если кто-то дает им что-то нужное для них. Но каждый человек считал пауков ужасно отвратительными — прямо-таки до мурашек на коже и холодка по спине.

30

Меня не волнует, что вы думаете по этому поводу! Люди, симпатизирующие паукам, являются странными типами. Чудаками. И, как я уже сказал, извращенцами!

Вот какими были пауки. Даже самые приятные из них.

Это общественное мнение повлияло на обитателей Мойпрофильного леса. Они стали злыми и замкнутыми. Поначалу они были просто злыми тварями, но однажды один паук вернулся из дальних путешествий с кипой социалистических брошюр и так называемых основополагающих работ [31] , после чего вся коммуна превратилась в политизированное сообщество. Пауки перестали быть злыми тварями и превратились в радикально воинствующих левых [32] . Они остро осознали социальные антипаучьи предубеждения и идеологическую угнетенность трудящихся пауков во всем Верхнем Средиземье, где их считали ненавистными изгоями и проявляли к ним ярко выраженную реакционную диктатуру фашизма. А почему? Почему, я вас спрашиваю? Позвольте указать вам, товарищи, истинную причину подобной ситуации! Пауки представляют собой архетип пролетариев, неутомимых тружеников, чей труд эксплуатируется каждым человеком — будь то контроль числа паразитов, плетение или текстильная промышленность. Я не ошибусь, если назову такое отношение ползучим империализмом той клики, которая сейчас стоит у власти. И, конечно, товарищи, паукам давно пора сформировать свою партию и выразить протест на площадях и улицах! Пауки всех стран, объединяйтесь! Нам нечего терять, кроме своих липких нитей!

31

Среди которых были «Das Web-Kapital, Манифест паукоммунистической партии» и «Положение восьминогого трудового класса». Вот цитата из знаменитого Карла Марксоида: «Все великие события и личности в мировой истории проявляют себя, так или иначе, сначала трагическим образом, а затем просто бегают по кругу, словно шарик рулетки, или крутятся, будто кусок дерьма в водовороте сточной канавы. Мы, философы, лишь интерпретируем мир. Смысл нашей активности заключается в том, чтобы обмотать реальность шелковыми нитями и при необходимости, если она начнет дергаться и сопротивляться, укусить ее ядовитыми жвалами».

32

Пауки могут быть в четыре раза левее, чем любой человек. Они очень эффективны в этом направлении.

Когда Бинго понял серьезность своего положения, он возблагодарил судьбу за то, что его правая рука осталась не связанной. Однако долгие и безуспешные попытки выпутать левую руку привели лишь к двум сломанным ногтям. Нити оказались слишком крепкими и липкими. Он осмотрелся по сторонам. Его свободная рука могла дотянуться только до нескольких веточек и листьев.

Бинго решил, что пора начинать разговор об условиях освобождения из плена.

— Эй! — позвал он. — Алло! Прошу прощения!

Один из жирных пауков прервал процесс суетливого бега и придвинул блестящую морду к лицу соддита.

— Да?

— О огромный и сильный паук, — сказал Бинго, пустив лишь небольшого «петуха» дрожащим голосом, — могу ли я обратиться с краткой речью к вашему великому и грозному монарху? К королю или королеве, я, увы, не знаю... К тому правителю, который ведет ваш народ к процветанию. Если только вы не против, сэр.

То был абсолютно неправильный способ обращения к пауку-пролетарию. Насекомое уставилось на соддита большими красными глазами. Бинго мог видеть в них собственное лицо, искаженное выпуклой поверхностью. Он как бы смотрел на себя, глядящего на него, и это было очень странно.