Содержательное единство 2007-2011
Шрифт:
Кто этим управлял? Афанасьев из своей квартиры? Некий штаб в его Историко-архивном институте? До каких пор можно "ваньку-то валять"?
Война строилась на оголтелой лжи. Все нарицательные сейчас творения грязных пиарщиков – "отдыхают". Увы, наш либерализм не вобрал в себя великие идеи гуманизма. Он не считает, что в правде сила. Печатать в своих официальных публичных биографиях, когда и сколько работал у Ельцина, смотреть в глаза оппоненту и говорить "Я не работал у Ельцина", – это норма нашей извращенной либеральной культуры. Печатать свои записки и называть их "записками Кургиняна" – такая же норма.
Кончать с мозгами… Устраивать информационные репрессии… Основывать их на лжи… Применять самые грязные
Есть историческая память, и они ее у нас не отнимут. Я это буду помнить. Мои дети и внуки будут помнить.
Но помнить не значит ненавидеть. У меня нет ненависти к либерализму. Вот чего нет, того нет. У меня нет даже ненависти к той патологии, которая состоялась вместо него в России. Я не ненавидеть хочу, я хочу понимать. В любом случае, не бывает патологии такого масштаба, не имеющей политических и культурных корней.
У круга Ю.Афанасьева, взявшего на себя роль ревнителя свободы и назвавшего себя "либеральным", были тогда все возможности для подобной травли. И эти возможности были предопределены исторической ситуацией. Народ поддерживал советский реформационный либерализм, плавно перетекавший в ельцинизм. Ну, куда денешься от правды-то? Поддерживал народ своего убийцу. На руках носил. И в этом его, народа, историческая ответственность.
Но я не буду называть этот народ разного рода скверными именами. Опять-таки, потому что не хочу ни восславлять, ни проклинать. Хочу понимать. Понимание же приводит к тому, что было нечто обоснованное в том народном безумии. Коммунистическая номенклатура страшно загнила. И народ это чувствовал. Не хочу сказать, что он чувствовал только это. В любом случае, его ответственность и правота страшным образом сочетаются. И все мы еще долго будем платить по этим счетам.
Прошло двадцать лет. Все эти двадцать лет мы пытались что-то доказать народу. И что-то, в общем-то, доказали.
Еще больше "преуспели" наши противники – весь этот круг Афанасьева. Они рассказали о себе много. Они раскрылись – бесстыдно и окончательно. Они продемонстрировали, "кто есть что" на языке творимой ими реальности.
Это не бесплатное удовольствие. Теперь у круга Афанасьева нет и в помине сотой доли тогдашней общественной поддержки. Нет и не будет. Так сложилась жизнь. И так они ее складывали.
Возникла новая реальность. И посреди этой новой реальности – "те же и Мартын с балалайкой". Опять, гляди-тка, Афанасьев с его проскрипционными списками. Двадцать лет прошло… Двадцать лет! У проскрипционщика – ни ветра в парусах, ни инфраструктуры. Без всякой поправки на время и обстоятельства, ничего не меняя и ничему не учась, надо взять и "наехать"! И принцип, заметьте, тот же: "Чую, чую, появились мозги! И не там, где это нужно…". Нужно кому?
Мне возразят: "Сам же говоришь, что историческая ситуация изменилась. Так чего дергаешься?"
Отвечаю. Есть ложная концепция исторических изменений. Она состоит в том, что любые такие изменения необратимы. Опирается эта концепция на теорию линейного прогресса. А ее противники говорят, что прогресса нет вообще.
Прогресс есть! И он обладает абсолютной ценностью. Но это, так сказать, крайне нелинейная штука. Иначе не было бы возвратов чего бы то ни было. Не было бы исторических циклов. Не было бы Темных веков или цивилизационных катастроф.
Исторические изменения всегда обратимы. Мера их обратимости определяется разумностью и эффективностью политического класса. Сегодняшний политический класс еще менее разумен и эффективен, чем его номенклатурный предшественник. А потому не пренебрегайте, не фыркайте! Не уповайте на то, что новая почва сама откажется взращивать старые ядовитые семена. Ничто хорошее само собой не происходит. Всегда нужно усилие –
интеллектуальное в том числе. Что в данном случае оно должно иметь своим предметом – тоже понятно.Предмет – либерализм
Ю.Афанасьев выступает от имени нашего отечественного либерализма. И ведь не он один. Я не хочу приравнивать либерализм к его рупорам. Но и противопоставлять одно другому тоже бессмысленно. Надо разбираться с нашим либерализмом, разбираться по существу. Не "кончать с мозгами", как предлагает Афанасьев, а активизировать эту мыслительную деятельность. И не бояться, что появление мозгов у противника чревато для нас опасностью. Тупость чревата большей опасностью. Так что давайте думать о либерализме. Не проклинать, не воспевать – понимать.
Либерализм столетиями проигрывает Россию. Это факт. Но почему проигрывает? И как проигрывает?
Признав факт проигрыша, зафиксируем далее, что либерализм обвиняет в проигрыше Россию. Ее и только ее. Он делает это столетиями. Он бичует эту негодяйку за то, что она не может его полюбить. Он говорит ей, что от этой ее неспособности проистекают все беды.
Заметим, что только наш отечественный либерализм ведет себя подобным образом.
Только он не стыдится такой, позорной и аполитичной, линии поведения. Только он никогда не спрашивает себя, почему он проиграл. И никогда не берет на себя ответственность за проигрыш. Тем самым он лишает себя всяких шансов на что бы то ни было. В том числе, и на саморазвитие. Потому что саморазвитие – это анализ своих ошибок. Своих, а не России.
Наш либерализм не хочет признаваться ни в каких ошибках. Каяться должны все, кроме него. Несовершенны все, кроме него. И особенно несовершенна Россия, потому что она его не любит. Так утверждает либерализм.
И он, утверждая подобное, оголтело, бесстыдно лжет. Потому что несколько раз за свою историю Россия полюбила либерализм.
Она его полюбила в феврале 1917 года и на подходах к августу 1991 года. И оба раза она за это поплатилась исторической катастрофой. Из этой исторической катастрофы Россию потом выволакивали другие, нелиберальные, силы. А либерализм, гаденько разбирая реальные или выдуманные несовершенства этих сил, внутренне остался, что называется, "при своих". Он себя ни в чем не корит. Он своих ошибок не признал. Разве что кто-то в эмиграции слегка поразмышлял над своим соучастием в катастрофах, унесших десятки миллионов жизней. Но именно слегка.
Слегка – это вообще родовая травма российского либерализма. "Monsieur l’Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил…"
Вот именно, что всегда слегка. То есть всегда легкомыслие. Оно-то и есть болезнь. И болезнь, представьте себе, отнюдь не случайная. Если учить слегка, то продукт обучения не может не быть легкомысленным. Слегка и легкомыслие – это не случайно однокоренные слова. "Легкость необыкновенная в мыслях", – говорил Хлестаков у Гоголя.
Что показывает Гоголь, тыча нам в нос этим страшным своим героем? Что там, где легкомыслие, там и пошлость. Когда учат слегка, то продукт обучения – всегда пошляк. Это может быть очень эффектный пошляк, ядовитый, злой, но это именно пошляк. Потому что суть пошлости в поверхностных реакциях на то, что никак не может быть при такой поверхностности понято. Ну, не может, и все. Отсюда страшное отвращение нашего либерализма к пониманию чего бы то ни было.
Девяносто лет прошло с 1917-го года. Девяносто лет кто-то прославляет, а кто-то поносит, кто-то обвиняет, а кто-то оправдывает. Сколько можно? Когда-то должен начаться тяжкий труд по объяснению. И более того – пониманию. Объяснение и понимание – не одно и то же. Это раз и навсегда доказал Дильтей. Ну, да ладно…