Софья, Вера, Надежда и, разумеется… Любовь!

А по почте х** прислали –

Ничего хорошего!

Гостья слушала бабу Тоню отрыв рот и вытаращив глаза. Но на третьей частушке не выдержала, расхохоталась – очень уж задорно выходили у престарелой хулиганки нецензурные куплеты.

– Пароход плывет по Волге,

Небо голубеется,

Девки едут без билета –

На п***у надеются.

Поступила в институт

Имени Мичурина.

Так и знала – отъ***т,

Просто сердцем чуяла!

Распрощались глубокой ночью. И на этот раз Вера не скупилась на объятия и поцелуи. До следующего положенного Ивану свидания мы уже не увидимся. Рейс у неё в 12.40, первый автобус в аэропорт отходит из Куржака в 6.10, следующий только в половине первого. Так что уезжать ей придётся рано утром. От моей помощи с обратной дорогой Беркутова наотрез отказалась.

– Незачем тебе подниматься в такую рань, Сонечка. Я теперь знаю, откуда уезжает автобус, а в аэропорту разберусь. Не совсем же я беспомощная, в конце концов. Ты и без того для меня сделала так много, что я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить за все хлопоты.

– Перестань, Вера. Мне даже слышать такое неловко. Тоже мне помощь. Показать, где ночлежка, а где кутузка.

В наши полупьяненькие расшаркивания вклинилась маман.

– Верочка, только ты уж позвони, что нормально до аэропорта доехала, что в самолёт села, что до дома благоп-пол-лучно добралась! Мы будем за тебя переживать. Вон у бабули нашей сердце слабенькое.

Фыркнув в ладошку при виде бодренькой во втором часу ночи старушки, гостья клятвенно пообещала исполнить все просьбы моего семейства. Такси у подъезда нетерпеливо просигналило в третий раз.

Глава 8

Неистребимая мощь северной природы мало-помалу переборола неторопливость весны, тайга отбушевала всеми красками дружного цветения и приготовилась растить пропитание своим обитателям на весь будущий год. Лето по всем приметам ожидалось для здешних широт небывало жаркое, старики поговаривали – не миновать лесных пожаров.

В самом начале июня вновь приезжала Вера. Наученные горьким опытом, мы стаскивали купленные продукты сразу к ней в гостиничный номер, будто сумасшедшие белки. Я предусмотрительно приехала на городской автовокзал встречать московскую гостью со своими электронными кухонными весами в сумке, Вера со смехом продемонстрировала в открытом саквояже пачку крепких ламинированных прозрачных пакетов и рулон тонкого скотча.

К тому времени я уже была честным трудовым человеком. Должность делопроизводителя на картонной фабрике не казалась пределом мечтаний для библиотековеда с высшим образованием, к тому же мне немедленно вменили в обязанность ещё и занесение в базу простейших бухгалтерских бумаг, но всё лучше, чем сидеть на скромном пособии или таскать мешки с пряниками.

Иногда после работы я заезжала на дачу к бывшим свёкрам, благо отношения у нас сохранились превосходные. Щедрость и трудолюбие Зиминых позволяли нам почти не покупать овощи всю зиму, да и парочка кроликов или домашних кур периодически обогащали наш праздничный стол. В выходные на зиминскую дачу я старалась не соваться, не хотела смущать хозяев, если вдруг явятся Саня с семейством. Делить нам с ними было нечего, но сталкиваться с бывшей женой своего мужа для новой невестки – дело малоприятное, я не хотела скандалов хорошим людям.

Сегодня отправилась к Зиминым по приглашению – свекровь (бывшая, разумеется) зазвала собирать перезревающую смородину. Да и обычная прополка грядок тоже лишней помощью пожилым садоводам не будет. Ещё на подходе к участку услышала писк и визг. Ясно, бабушке опять привезли внуков, четырёхлетнюю Настёнку и двухлетнего Никитоса. Их мама уже давненько вышла из второго декрета, чтобы не потерять денежную должность. Если бы свекровь предупредила, я бы хоть по безделушке какой-нибудь детям привезла, а так выходит – в дом с малышами с пустыми руками входить.

– День добрый! Что же не сказали, что у бабушки тут такие дорогие гости? – Ставлю сумку со свежим хлебом и молоком на крыльцо маленького дачного домишки.

– Ну… – смущается свекровь. – Вдруг бы ты тогда не приехала? Всё-таки… – разводит руками хозяйка.

– Ой, скажете тоже! – отмахиваюсь я. – Здравствуйте, карапузики.

– Дласти, тётя Фоня, – отчего-то Насте до сих пор не даётся упрямая буква «с».

– Кто со мной в магазин за мороженым?

Четыре любопытных глаза уставились на появившегося на крыльце свёкра.

– Мовна, деда?

– Привет, Софья. Только глядите мне – по мороженому и всё! Конфет в доме и так полпуда. Бабка с утра целую авоську припёрла добра этого. И чтоб сюда приволокли морожено. Неча по дороге кусать, не бомжи.

– Хорошо, как скажешь, деда, – улыбаюсь я в смеющиеся глаза напрасно изображающего суровость старика.

На закате неожиданно прикатил за детьми Саня. Нерешительно потоптался у калитки и двинулся сразу к кусту, у которого на низкой скамеечке сидела я, занятая заполнением пластикового ведра красновато-чёрными смородиновыми шариками, чуть не лопающимися от накопившейся в них терпкой сладости.

– Привет, Сань.

– Привет. Как твои книжки?

– Никак, – пожимаю плечом. – Библиотеку нашу закрыли. Так что я теперь на картонной фабрике. Имею дело не с готовыми книжками, а с будущими обложками, так сказать.

– Ясно, – вздохнул Саня.

Особо нам друг другу сказать было нечего, и я просто кивнула, не прекращая кидать крупные блестящие ягоды в ведёрко.

– Ну ладно, поехали мы.

– Счастливо, Саш.

– Пока.

Даже странно: абсолютно ничего не ёкнуло внутри при встрече с человеком, с которым прожила почти ровно десять лет. Скажи мне сразу после свадьбы, что когда-нибудь мы с Саней станем совершенно чужими друг другу и даже печали не останется – ни за что бы не поверила. А оно вон как получается…

***

Жара за окном становилась всё невыносимее. Зимины пригласили маму с бабой Тоней к себе на дачу, где благодаря прохладному ароматному ветерку из тайги духота переносилась гораздо легче, чем в многоквартирном «каменном мешке». Но даже отсутствие раскалённого асфальта вокруг и городского шума не спасли бабулечку от сердечного приступа. Как раз в тот день я приехала с двумя сумками «стратегических запасов» для дачников. «Скорую» в пригороде пришлось ждать непереносимо долго. Как же медленно тянется время, когда под угрозой жизнь близкого человека, а ты бессильна хоть чем-нибудь помочь!