Согласна умереть

Ну что ж, подумал он, деньги уплачены – станем обыкновенным кинозрителем, а не шпионом или резидентом. В конце концов, они могли передумать, ведь вовлекать дилетантов в игры профессионалов – вещь опасная, рискованная и чреватая. И спустя некоторое время он почти совершенно сместился в плоскость фильма, в сковородочно неглубокое пространство искусственных персонажей.

– Не помешаю?

Направленный взрыв этой фразы, произнесённой знакомым голосом, разрушает сложившийся миропорядок, стаскивая Готовцева с тёплых угольков киношных страстей и помещая рядом с когда-то успевшим усесться справа от него Анатолием Ивановичем. Готовцев решил не отвечать – приходить в середине фильма было со стороны гэбэшника, по меньшей мере, невежливо.

– Михаил Петрович, буду краток. К тому же, сами понимаете, я вам могу сказать отнюдь не более того, что могу вам сказать. Суть дела такова. Прямо по Гоголю. К нам едет резидент.

– Зачем в таком случае я, если он уже едет? – поразился Готовцев.

Причём степень его удивления была столь велика, что он даже забыл, с чего намерен был начать предстоящую беседу. С определения стоимости своих услуг, конечно же, он планировал начать этот разговор.

– В том-то и дело, что он не приедет, – шепчет в ухо Готовцеву усаживающийся слева от него Чистяков.

– Да, он обезврежен и дал показания, – продолжил Анатолий Иванович. – Однако непосредственное его использование в дальнейшей игре не признано целесообразным. Понимаете? – Анатолий Иванович вздохнул. Помолчав, продолжил: – А вы как раз, как я уже говорил вам, похожи на него. Лицом. Фигурой – нет. Он очень высокий, громоздкий, неуклюжий, я бы сказал, ноги… В общем, фигура – нет, лицо – да. Только причёску бы чуть… Ну, лоб бы открыть.

– Мне, что же, придётся на высокие каблуки взгромоздиться и сальца поднаесть? – спросил Готовцев.

– Этого не потребуется. Его здесь никто не видел. Агенты получили данные о времени и месте встреч, получили пароли, а почтовой связью им направлен портрет нового резидента. В виде марки с изображением декабриста Бестужева.

– И я, выходит, похож на декабриста Бестужева? – слегка обрадовался Готовцев.

– У вас у обоих лица одного, примерно, типа с лицом Бестужева. Даже ямочка на подбородке – как раз такая. Однако это не суть важно, так как этих Бестужевых было предостаточно.

– И на которого же мы похожи? – решил уточнить Готовцев.

– На Николая Бестужева. Но это, повторяю, не так уж и важно. На конверт можно поместить марку с каким угодно изображением – не так уж и много, надо полагать, среди почтовых работников филателистов, тем более – знатоков декабристского движения. А вот то, что вы похожи на задержанного, – это да, это весьма важно. Ведь встретившись с вами, человек, так мне представляется, придёт к себе домой и сопоставит ваш облик с изображением на конверте. И поэтому-то как раз заменить вас достаточно трудно.

– На конвертах, если я правильно понял, помещён портрет этого типа?

– Да, именно. А обозначено: «Бестужев Н.А.» Нами были сделаны снимки резидента в соответствующей позе, а в результате – почти что вы собственной персоной. Как в той книжице, изданной пять лет назад. Помните?

Ещё бы Готовцев не помнил свой портрет, помещённый в его единственную книгу.

– А как же вы… – Готовцев замялся, подбирая нужное слово.

– Среди нас, Михаил Петрович, тоже имеются любители поэзии, – объявил Анатолий Иванович. – Просто любители, без никаких.

– А профессиональный интерес, значит, к поэзии вашей конторой окончательно утрачен? – не без разочарования в голосе спросил Готовцев.

– Увы. Но вы же когда-то были очень популярны.

– Да вы были звездой местечкового масштаба, – проговорил Чистяков не без иронии в голосе. – Как же, участник последнего всесоюзного совещания молодых писателей! Помнится, мои стихи так отрецензировали…

Готовцев повернулся к Чистякову, поспешно от него отвернувшемуся.

– Так значит, вы тоже из бывших великих русских писателей?

Чистяков скосил взгляд на Готовцева и зашипел:

– У меня прошло. Без последствий. Стоит убить всего лишь одного человека…

– Владимир Николаич! – поспешил остановить младшего коллегу Анатолий Иванович.

– Ладно, ладно… – пробурчал Чистяков, вновь отворачиваясь от Готовцева.

– А нельзя было эти конвертики у них изъять? – после паузы спросил Готовцев. – Незаметно проникнуть в их квартиры да и…

– Для этого, прежде всего, надо знать адреса их. Мы же никого не знаем. Наверняка, по крайней мере.

– Я с ними встречаюсь – вы их хватаете?

– Не сразу. Кое-что нам, конечно, известно: псевдонимы, кто в какой области работает… По мелочи ещё кое-что. – Анатолий Иванович помолчал, а затем продолжил. И голос его теперь звучал несколько иначе. – Да, всё это усложняет нашу с вами задачу. Подготовиться к встречам будет достаточно сложно. От вас будет зависеть очень многое. Ошибаться нельзя. Лучше промолчать, если в чём-то не уверены, уж лучше прервать встречу досрочно, но… Да, только бы не провал. Помните об этом. Провалы исключаются совершенно.

– Меня могут убить? – спросил Готовцев.

– Испугались? – весело откликнулся Чистяков. – Вы были такой вдохновенный, заводной. Имел честь наблюдать. Протухли-с, должен заметить.

– Владимир Николаич! – прикрикнул Анатолий Иванович, а затем снова обратился к Готовцеву: – Не в том дело. Уши показывать нельзя. Послезавтра вы начнёте работать на машзаводе технологом.

Готовцев вытаращил глаза.

– Это ещё зачем?! Я давно дисквалифицировался!

– Один из агентов самым непосредственным образом связан с заводом. И вообще нас интересует заводская обстановка в связи с возобновлением оборонной программы.

– Значит, всё-таки стукачество? – усмехнулся Готовцев.

– Просто взгляд изнутри, – пожал плечами Анатолий Иванович.

– Ну да, ну да, – покивал Готовцев. – А не следует ли вернуться к разговору о вознаграждении?

– Сумма, которую мы планировали… Она ведь не окончательная. Всё будет зависеть… – Анатолий Иванович помолчал. – В общем, вы понимаете.

Не окончательная. Сумма вознаграждения – не окончательная. Сумма, до сих пор не озвученная, – не окончательная. Деньги, деньги, деньги… Ещё месяц или два, ну, может, полгода, и он, бывший поэт Готовцев, будет способен убить. Человека убить. По меньшей мере, формально, – человека. Во всяком случае – нажать на спусковой крючок. Хорошо, что уже завтра он уволится. Оружие ещё не получил, а теперь и вообще уйдёт из охранного агентства.