Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В заключение скажу, что ты можешь теперь относиться ко мне смело, по крайней мере, за объяснением всего, чего не поймешь в Горации и Овидии. У меня есть теперь для сих писателей такой комментатор, какого не заменят тебе все Гроновии, Бурманны и Ернесты [8] на свете.

ПИСЬМО III

От Луизы Винтер к ее подруге.

Мая 10.

Давно уже пора писать к тебе, моя добрая Катенька. Давно уж и сбираюсь я, но разные хлопоты в продолжение целого месяца мешали мне приняться за перо. Теперь все кончено, и я говорю с тобою. Мы переехали в новый наш дом в Сокольниках, который дяденька позволил мне отделать по моему вкусу. Я опишу тебе… Но прежде всего хочется мне уведомить тебя об одном странном знакомстве, которое у нас завелось. — Четвертого дня, перед сумерками, иду я по обыкновению в сад поливать мои цветы, отворяю дверь и — вообрази себе мое удивление! — вижу, что заднею калиткою выходит из сада мужчина. — Я не успела рассмотреть черты его, заметила, впрочем, что он был высокого роста, молод, недурен собою, одет хорошо. «Кто такой? — подумала я. — И как сметь незнакомцу зайти в чужой сад?..» Подумала и позабыла тотчас об этом призраке, поливая мои цветы. Но на другой день в саду он представился ненарочно опять моему воображению. Ты знаешь сама, Катенька, как случайно иногда приходит нам в голову всякая

всячина, о которой мы совсем и не помышляем: помнишь ли, как хохотали мы однажды в нашем любезном Смольном монастыре [9] , когда тебе приснилась целая гурьба тетушек и дядюшек — они еще к чему-то принуждали тебя, — хотя ты отроду их и не видывала. — Так точно и мне привиделся наяву незнакомец. — Надо сказать тебе, что мне весь тот день было скучно. — Я как будто чего-то дожидалась, разумеется, не его, принималась раз десять и за Томсона, и за Делиля, и за Раича [10] , и десять раз откладывала книгу. — Села на скамейку: так было просторно; зачем нет тебя, подумала я. Подошла наконец к фортепиано, пропела один романс и со скуки отправилась домой. Лишь только поравнялась я с задней калиткой, вдруг она отворяется, из нее выходит — кто же? — Он — и, заставив почти дорогу, начинает извиняться перед мною в вчерашнем явлении, или, как говорил, невольной дерзости своей. — Я сначала было рассердилась, но он таким смиренным, таким безмолвным голосом просил извинения, что я не могла ему отвечать ничем обидным, сказала что-то вскользь и почти убежала. — Дядюшка занимался чтением, и мне не хотелось помешать ему рассказом о своем приключении. — Между тем пошел дождь, больше и больше, наконец проливной. Мой призрак-незнакомец — опять пред глазами: он шел по нашему переулку, кажется, из рощи.

8

Гроновий И.-Ф. (1611–1671), его сын Гроновий Я. (1645–1716) и Эрнести И.-А. (1707–1781) — немецкие филологи-классики. Бурманн П. старший (1668–1741) и Бурманн П. младший (1713–1778) — голландские филологи-классики.

9

Смольный монастырь — Смольный институт благородных девиц в Петербурге.

10

…и за Томсона, и за Делиля, и за Раича. — По-видимому, речь идет о популярных у русского читателя описательных поэмах: «Времена года» Д. Томсона (1700–1748), «Сады» Ж. Делиля (1738–1813) и «Георгики» Вергилия в переводе С. Е. Раича (1792–1855).

Дядюшка увидел его из окошка. Ему жаль стало, что бедного совсем измочило дождем, и он выслал за ним человека с приглашением зайти и укрыться от дождя. — Я ушла в свою комнату. Приглашенный явился, и они, сев пред камином, начали разговаривать. Голос у него довольно приятный, он говорит умно и ловко. Между тем дядюшка велел подать чаю. Мне поневоле надобно было выйти из своего убежища. Я вышла. Незнакомец, теперь уже знакомый, поклонился мне, как будто не видал меня прежде. Мне нельзя было не отвечать ему тем же. За чаем он обращал несколько раз речь о московских окрестностях, видах. Я отвечала ему сухо: надобно было ему дать почувствовать, что его явления были оскорбительны. Как ты об этом думаешь, Катенька? После, впрочем, я несколько раскаялась: не заключил бы он чего-нибудь дурного из моих односложных ответов. Но он будет у нас опять. Дядюшки приглашал его к себе. Я заметила даже, что ему было это очень приятно. Дядюшке он очень понравился: в самом деле, он так хорошо рассказывал ему о войне турок с греками, что даже я заслушалась. — Сказать тебе правду — я сама рада такому знакомству дядюшки. — Б., кажется, очень хорошо воспитан, много читал — с ним, может быть, приятно иногда будет провести время; притом у нас никогда никого не бывает. Правду сказать — я не охотница до большого света и больших знакомств, однако

Все прискучится, как не с кем молвить слова. [11]

Но вот уже я намарала тебе целый лист. Это странно — всегда так случается: когда нечего писать или пишешь о вздоре, всегда напишешь много и легко; — а помнишь, бывало, сколько труда нам стоило иногда в Смольном монастыре написать письмо, которое задавал нам учитель русской словесности? Меня в жар бросало от напряжения головы. — Ах, Катенька, вспомнишь ли ты это бесценное время? Прощай, душенька, Христос с тобою.

11

Все прискучится, как не с кем молвить слова — цитата из басни И. А. Крылова «Пустынник и медведь» (1808).

P. S. Я позабыла описать тебе наш дом, а еще принялась за перо для этого. — Впрочем — лучше увидишь сама, как приедешь. Я скажу тебе только два слова о моем кабинете. Ты представить себе не можешь, как я люблю его. Туда никто никогда не ходит, кроме меня одной; — для меня очень приятна эта мысль; даже убираю всегда сама. Он не велик, но уютен. По стене стоит небольшой турецкий диванчик, обитый малиновою материею, на котором, в уголку, пригорюнясь или облокотясь на подушку, я люблю сидеть в сумерки, сидеть и мечтать. Пред диваном столик, на котором я пишу только то, что мне приятно писать. Налево библиотечка, еще очень бедная: у меня только Шиллер, кое-что из Байрона, Крылов, Карамзин, Дмитриев, Жуковский, мадам Сталь да «Чернец» Козлова. — Направо бюро, в котором хранятся мои бумаги, письма и мой журнал [12] . — Над ним висит портрет лорда Байрона, — над диваном изображение Коринны с славной картины Жераровой! [13] Вот и все сокровища. — Да — стул еще у окошка. —

12

Журнал — здесь: дневник.

13

…изображение Коринны с славной картины Жераровой! — «Коринна на Мисенском мысу» — картина французского художника Ф.-П.-С. Жерара (1779–1837).

Все утвари простые, Все рухлая скудель. Скудель, — но мне дороже, Чем бархатное ложе И вазы богачей. [14]

Поверишь ли — я теперь еще перебирала и оглядела все до последней вещицы, и с таким удовольствием, как в первый раз.

ПИСЬМО IV

От С. С. к Б. Б.

Я получил два письма твои, от 4 и 10 мая. Тебя надо бранить за многое. Начну сначала. Ты все еще ребенок. Тоскуешь о разлуке! предоставь эту тоску сговоренным невестам. Мне стыдно даже быть твоим другом! на все должно быть готову. И что еще? Разлукою подкладываются новые дрова в огонь дружбы. Чувство освежается. Ум, сердце в другом мире. Свидание после — наслаждение новое, несравненное. Перестань

же, слабый.

14

Все утвари простые и далее — строки из послания К. Н. Батюшкова «Мои пенаты» (1814).

Дальше: тебя оскорбляют кривые толки! Есть простая пословица: на всякое чиханье не наздравствуешься. Всякому действию здесь первая награда в своей совести. — Извне — может быть и не быть. И Шиллер, не помню, где-то, оскорбел, что трудно найти человека, который бы понимал нас совершенно. Стремись же хоть под эпиграф Жуковского:

Wer den Besten seiner Zeit genug gethan, Der hat gelebt fur alle Zeiten. [15]

15

Кто совершил достаточно блага для своего времени, тот жил для всех времен (нем.) — слова из «Пролога» к драматической поэме Ф. Шиллера «Валленштейн» (1800).

Наконец — о Сокольниках. И тень Шлёцера не явилась тебе с угрозою в этой проклятой калитке, за которую ты перешагнул с медным лбом своим! не загородила тебе дорогу — как у Камоэнса бурный дух мыса Доброй Надежды Васку де Гамо! [16] — Так, я говорил правду. Я всегда боялся, что глупая твоя мечтательность не доведет тебя до добра. — Понять не могу, как мог я подружиться с тобою, при такой разности в характерах. Сбылось предчувствие; теперь начнется рассеянная, пустая жизнь, а кто знает, когда она кончится. Может быть, надолго, надолго прекратятся ученые твои занятия, от которых я ожидал столько.

16

…как у Камоэнса бурный дух мыса Доброй Надежды Васку де Гамо! — имеется в виду эпизод из эпической поэмы португальского поэта Возрождения Л. ди Камоэнса (1524/1525–1580) «Лузиады» (1572).

Вспомни, что все умные люди, авторитеты, писали о женщинах: нет создания легкомысленнее, ветренее, непостояннее, вероломнее сих дочерей Еввы: они ведь, говорят, того и смотрят, чтоб обмануть нас, позабавиться над нами. А ты еще и подсмеиваешься, глупый: «У меня есть комментатор, которого не заменят тебе Гроновии!» — Смотри, брат, не позабудь своей латыни при таком комментаторе.

Я оставил Москву, и этот безумный большой свет, не подписываюсь уже под записками «весь ваш», не раздаю себя встречным и поперечным и принадлежу теперь себе в деревне. — У меня здесь свой Рим: я беседую с Катонами, Цезарями, Цицеронами, сражаюсь среди легионов римских с варварами, дерзающими тревожить пределы Империи, творю суд и правду в судилище преторском [17] , провожу вечера у Августа [18] , в обществе Горация, Виргилия, Овидия. Блаженство!

17

…в судилище преторском. — Претор — наделенный судебной властью член императорской и республиканской магистратуры в Древнем Риме.

18

Август Октавиан (63 до н. э. — 14 н. э.) — римский император.

Как он описывает свою Сирену! Как будто это та красота, которую звал на землю Платон для привлечения смертных на путь добродетели! [19]

ПИСЬМО V

От Б. Б. к С. С.

«Такая красота, какую звал на землю Платон», — смеешься ты надо мною. Такая для меня, потому что мне такою кажется. — Все в нас, все в нашей душе, мой друг. Надобно найти только вне себя предмет, который развернул бы нашу идею, бросил искру в наш порох, и благо тому, кто найдет его. — Но это в сторону. — Скажи мне: с чего взял ты боязливые свои предположения? Как будто бы нельзя познакомиться с милою девушкою без того, чтоб не влюбиться в нее, без того, чтоб не сойти с ума от нее. Мне помнится: мы давно уже как-то разговаривали с тобою о дружбе, и я тогда еще обнаружил тебе желание найти какую-нибудь Юлию [20] , которой мог бы поверить всю тайну своей жизни и вместе наслаждаться такою доверенностию с ее стороны. Такая дружба бывала всегда любимою игрушкою моего воображения. Я предполагал в ней какую-то особенную прелесть, которую можно только чувствовать, не выражать. У меня записаны и некоторые другого рода мысли, мною тогда сказанные.

19

…та красота, которую звал на землю Платон для привлечения смертных на путь добродетели! — имеется в виду учение о красоте, изложенное Платоном в диалогах «Пир» и «Федр».

20

Юлия — имеется в виду героиня «Новой Элоизы» Руссо.

«Женщина есть сердце мужчины. — Как видим мы себя только в зеркале, так почти человек, говоря вообще без различия полов, видит сердце свое, чувствующую часть свою в женщине — в ней часть сия является во всей полноте своей и совершенстве. Итак, чтоб узнать человека, надобно узнать женщину. — Говоря индивидуально, тот не знает себя, не знает меры своего чувства, кто не любил когда-нибудь женщины. — Чувство наше, имея предметом женщину, делается нежнее, и я уверен, что если б можно было измерять по Реомюрову термометру любовь Тезея к Ариадне и Пиритою [21] , то первая едва ли бы не взяла преимущество».

21

Тезей — герой греческих мифов, возлюбленный критской царевны Ариадны, друг царя лапифов Пиритоя.

Наконец, с чем можно сравнить участие женское? — Нет, кажется, раны, которой бы оно не исцелило. А обращение с женщиною? — Различие полов, даже различие одежды, занятий, как мило действует на воображение! какую прелесть изливает на разговор!

В Луизе, мне кажется, я нашел такую женщину и буду стараться всеми силами заслужить ее хорошее о себе мнение. Я теперь уже наслаждаюсь мыслию, как после дневных хлопот приду я к ней под вечерок, расскажу, что думал, делал, чувствовал, и слышу от нее то же. — Я был у них в прошедшее воскресенье, и провел время приятнейшим образом. — Ее сначала не было в комнате, мы долго говорили с дядюшкою. Наконец она явилась. — У меня нарочно принесены были в кармане гамбургские газеты, я тотчас их отдал старику, сказав, что он сам может увидеть подробности о рассказанном мною сражении, и оборотился к Луизе. Мы говорили о ее саде, о лучших садах в Москве, об искусстве, о природе. Она очень умна и остра. Между прочим, она сказала мне, улыбаясь: «Вы, кажется, соединяете в себе склонности, совсем противоположные: теперь вы так хвалите природу, что я почти надеюсь увидеть вас завтра в сельском огороде с заступом и лопаткою в руке; а когда вы говорите с дядюшкою о войне греческой, то я боюсь, что вы на другой день, с саблею в руке, с ружьем за плечами, влетите, как смерть, в ряды турецкие».

Поделиться с друзьями: