Сокровенный смысл жизни. Том 3

Вот почему «Акрополь» противостоит прежде всего ультраматериализму, а не ультрадуховности, которая не представляет реальной опасности.

Д. С.Г.: Можем ли мы из Ваших слов сделать вывод, что «Новый Акрополь» – школа исключительно идеалистическая? Иначе говоря, она предлагает жить только в мире идей?

Х.А.Л.: «Акрополь» – идеалистическая школа, но не в том смысле, о котором мы только что говорили. Она идеалистична не в том значении, как у тех ультраидеалистов, которые стремятся к противопоставлению духа-идеи и материи.

Мы считаем, что существует нечто Единое, в котором соединяются и материальное, и психологическое, и ментальное, и духовное и так далее. Мы верим в универсальную концепцию жизни, о которой говорил Платон. Мы считаем, что жизнь можно воспринимать с разных точек зрения. Художник вполне может интересоваться политикой, а политику вовсе не обязательно быть чуждым науке. Мы считаем, что человек интересуется всем, что один и тот же человек может ухаживать за аквариумными рыбками, руководить крупным предприятием и играть на скрипке. Ничто не препятствует тому, чтобы человек был развит разносторонне. Мы не смотрим на человека как на какую-то деталь механизма, как на всего лишь очередной винтик; мы воспринимаем человека во всем его величии, во всем его могуществе и верим в его возможность многое осуществить за свою жизнь – человек многогранен.

Итак, если требуется, чтобы мы дали себе определение, я, конечно, не могу сказать просто: «Мы акропольцы» (сразу последует вопрос: «А что это значит?»), и поэтому мы говорим, что мы идеалисты. Но я бы еще пояснил, что наш идеализм не является чем-то абстрактным, непрактичным, далеким от мира или малодушным; мы имеем в виду идеализм в более широком смысле – когда духовное имеет приоритет перед материальным. Но это не означает, что материальное не признается вообще.

Есть и духовное, и материальное, и все существует внутри великого таинства, которое можно назвать Богом. Мы считаем, что человек нуждается не только в торговле, сексе, еде, сне и т. п. Человеку нужен дом, нужна возможность встретиться с самим собой, нужны друзья, те, кому можно доверять, нужно немного любви, немного славы и немного достоинства.

Такова в общих чертах концепция духовности, которая существует в «Новом Акрополе»: Acro-polis, верхний город, – это поиск самых высоких ценностей, которые только могут быть у человека.

Д.С.Г.: Следующий вопрос касается молодежи. С молодыми людьми связано будущее, и все хотят так или иначе охарактеризовать их, высказаться о том, хорошие они или плохие. Кроме того, одни утверждают, что любой молодой человек – материалист по своей природе, а другие – что он априори идеалист. Что Вы думаете о молодежи? Какой Вы ее видите?

Х.А.Л.: Я считаю, что молодость или старость не определяются количеством лет или сединой. Есть люди, которым по двадцать лет, а они уже лишены надежды в сердце, разочарованы, они потеряли вкус к жизни и стали настоящими стариками. А есть люди совсем белые от седин, но способные радоваться, улыбаться; полные надежд, они берутся за новые дела и не перестают мечтать о будущем. Несмотря на седую голову, они по-настоящему молоды.

По-моему, молодой человек не обязательно должен быть материалистом, равно как и человек в возрасте не всегда будет идеалистом, – все зависит от натуры самого человека и от воспитания, которое он получил. Я думаю, что нет абсолютных материалистов или идеалистов, в каждом из нас, как говорил еще Платон, есть и то, и другое; причем что-то одно преобладает в нас независимо от возраста.

Д.С.Г.: Когда обсуждают значимость материализма или идеализма, как правило, акцент делают на одну из этих концепций. Например, некоторые думают, что человек оценивается по тем материальным следам, которые он оставляет, по их количеству, по их значению. Другие полагают, что все зависит от идей, с которыми человек шел по жизни, и даже могут сказать, что именно идеи движут миром.

Как оценивать человека – по его материальным следам или по тем идеям, которых он придерживался в течение своей жизни?

Х.А.Л.: Сложно сказать. Вот, например, перед нами на стене висит картина. Эта картина для нас материальна: ее можно потрогать, взвесить или купить. Но все же – разве кто-то не воплотил, не выразил что-то в этой материи? Разве не заключено в образе Магдалины нечто выходящее за пределы чисто материального? Разве нет здесь соединения, взаимосвязи материального и духовного? Как можно оценить, чем человек более ценен – материальным своим наследием или духовным? Все зависит от наследия. Что именно он оставил после себя? Дороги и мосты, которые могут быть полезны многим людям? Это великое дело, хотя оно и материальное. И допустим, его единственное духовное наследие – собранные в книге сумбурные мысли и идеи, вроде таких: «Стены зеленые, а я здесь; ветер дует, а звезды квадратные, я сажусь, и я ухожу, боль пронзила мне левую руку…» Этот набор мыслей кому-то даже может показаться поэтичным, и, прочитав его, некоторые воскликнут: «Потрясающе!» – но лично я, честно говоря, не вижу в этом ничего по-настоящему полезного.

Я считаю, что, чем делить все на духовное и материальное, нам лучше оценивать вещи с точки зрения того, насколько они полезны или бесполезны, реальны или нереальны, разумны или абсурдны.

Д. С.Г.: Похоже, следующий вопрос выходит за рамки нашей темы. Из всего, что Вы только что говорили, следует, что в жизни необходима определенная доля материализма, то есть объективного и материального видения жизни, но также необходима и определенная доля идеализма, то есть более субъективное восприятие. Скажите, пожалуйста, каково, по Вашему мнению, оптимальное соотношение обеих составляющих?

Х.А.Л.: Разумеется, нельзя сказать: «сорок» или «шестьдесят процентов»; когда дело касается внутреннего мира человека, такие мерки не подходят. Я думаю, что в нас должна быть и частичка духа, и частичка материи, в жизни есть время как для духовного, так и для материального.

Вам показалось бы нормальным, если бы на встрече, посвященной литературе, живописи или философии, я бы вдруг кого-нибудь ударил? Невозможно, такого быть не может. А теперь представьте, что я иду по улице, подходят трое мужчин, преграждают мне дорогу и пытаются прижать к стене. Вы сочли бы разумным, если бы я сказал им: «Минуточку, господа! Скажите, что вы думаете об Эль Греко?»? Конечно нет. Итак, в некоторых обстоятельствах необходимо прибегать к материальной составляющей, а в каких-то случаях необходима духовная, потому что духовное и материальное не противостоят, не противоречат друг другу, а дополняют друг друга, словно две руки.

Д.С.Г.: Как идеалисты, так и материалисты указывают на ряд проблем, которые существуют в современном мире.

Идеалисты говорят, что наш мир заражен эгоизмом, ему не хватает ориентиров, не хватает нравственности. Материалисты считают, что в нашем мире слишком много неравенства, что сегодня человеку невозможно жить и работать достойно.

Все эти проблемы реальны. Исходя из представленной Вами формулы взаимодополняемости духа и материи, что предлагает «Новый Акрополь» для решения проблем, о которых говорят и материалисты, и идеалисты?

Х.А.Л.: Я иногда говорю, что «Новый Акрополь» – это революция, и она намного более глубинная, чем кажется, это не просто совокупность теософских или литературных идей.

«Акрополь» – это ре-эволюция, возвращение к истокам, к главному. Это не просто группа молодых людей и преподавателей, которые ищут знаний; это также и центр, где можно приобрести новый для нашего мира опыт. Это не только нечто субъективное, это опыт, абсолютно новый опыт.