Сокровища короля

– Почему? – Мириэл удивленно вскинула голову. – Хэм начал работать здесь еще до моего рождения.

– Вот именно. Он уже отработал свое. Неудивительно, что у твоего отчима дела шли так плохо. Старик ничего не видит, а какой толк от слепого ткача? – Он сунул в рот хлеб и принялся энергично жевать.

– Он обладает знаниями и опытом, которые может передать другим. Он может выполнять операции, не требующие особой зоркости.

Роберт покачал головой. Проглотив хлеб, он вытер салфеткой рот и руки.

– Тебе следует очиститься от хлама и начать здесь все сначала. Твои фламандцы не согласятся работать с ним: от него будут одни только неприятности. Он возомнит себя петухом на навозной куче, – на том лишь основании, что проработал здесь дольше всех.

– Хэм не такой, – возразила Мириэл. От возмущения у нее начинало гореть лицо.

– Поверь моему опыту, дорогая. Я занимаюсь торговлей двадцать пять лет, – дольше, чем ты живешь на свете. Одно дело – соблюдать честность в делах, другое – идти на поводу у своего сердца. Уверен, твой дедушка согласился бы со мной, будь он сейчас с нами.

Мириэл сдвинула на край тарелки остатки остывшей еды. Она была возмущена и – в немалой степени – встревожена. Она допускала, что Роберт прав, но мириться с его хамством не считала нужным.

– Он здесь, во мне, – отвечала Мириэл. – И я не верю, что он вышвырнул бы Хэма на улицу. Если я должна полагаться на твой опыт, позволь мне следовать и своему чутью.

Роберт откинулся в кресле и опустил веки.

– По сути, я вправе ничего тебе не позволять, – сказал он. – По закону ты – моя жена, и все твое имущество теперь также принадлежит и мне. Я вообще не обязан считаться с твоим мнением. Если захочу, могу ограничить твою свободу очагом и постелью и назначить своего человека надзирать за ткацким производством.

Мириэл побелела.

– Ты не посмеешь! – воскликнула она. От потрясения и ярости у нее закружилась голова. – Я скорее убью тебя!

– Ладно, не кипятись. – Он добродушно махнул рукой, словно урезонивая капризного, но любимого ребенка. – Я всего лишь обратил твое внимание на факты, причем весьма существенные. Немногие мужья дали бы своим женам такую свободу.

– Я уже начинаю жалеть, что не осталась вдовой. – Мириэл бросила салфетку и встала из-за стола.

– Ну, будет тебе, любовь моя. – Роберт тоже поднялся и двинулся на нее. – Я же пошутил, хотел посмотреть на твою реакцию, а теперь понимаю, что лучше б молчал. Конечно, раз этот ткач так много значит для тебя, пусть работает.

– Так и будет, – холодно ответила Мириэл, поворачиваясь к мужу спиной. Его снисходительный тон был невыносим.

Роберт взял ее за плечи и стал нежно их потирать, потом нашел губами ее шею, пощипывая ее и покусывая, щекоча ее нежную кожу своими колючими усами и бородой.

– Не сердись, Мириэл, будь лапочкой, – пробормотал он.

Лапочкой Мириэл меньше всего хотелось быть, но она слишком устала, чтобы продолжать пререкаться. Роберт продемонстрировал весьма противные стороны своей натуры, и она не желала изведывать всю глубину их мерзости.

Поэтому она позволила ему подхватить ее на руки, отнести в спальные покои на верхнем этаже и положить на кровать, на которой умер ее дедушка и где прежде спали ее мать с Найджелом.

От негодования она была так вся напряжена, что он, кряхтя и отдуваясь, с трудом проник в нее даже после того, как она обильно смазала влагалище гусиным жиром. Прикусив губу, Мириэл смотрела через его плечо на стропила и, цепенея под мощным натиском каждого его нового толчка, мысленно приказывала ему поскорее кончить и отчаянно молила Господа уберечь ее от зачатия.

Мириэл случалось пару раз путешествовать с дедушкой по морю. Те события отложились в ее памяти как чудесные приключения, каждое мгновение которых было преисполнено восторгом. Погода была изумительная, и она часами простаивала на носу корабля, вдыхая свежесть соленых брызг и следя за игрой солнечного света на гребешках волн.

И теперь она с радостью взошла на борт парусника, хотя лил дождь и летний порывистый ветер взбивал море в неприглядную серую пену. Уилл, возбужденно виляя хвостом, носился по палубе и обнюхивал углы.

Роберт наблюдал за женой и ее питомцем со спесивой улыбкой на лице.

– Подожди, вот выйдем из гавани. Сразу по-другому запоешь, – сказал он.

Мириэл пожала плечами. Она не говорила и не собиралась говорить ему, что ей доводилось плавать на корабле. Спесь быстро с него слетит, когда он увидит, что она куда лучше него переносит качку.

По трапу она поднялась на небольшую надстройку над рулевой нишей. Ее зубчатые стены были разукрашены красными и желтыми полосами, в одном углу развевалось знамя с весьма нетрадиционным гербом, изображавшим сундук с откинутой крышкой. Наверно, потому что это – торговое судно, решила Мириэл. На причале двое работяг спускали на лебедке в трюм тюки шерсти.

– Как называется корабль? – спросила Мириэл у Роберта, вслед за ней поднявшегося на надстройку. Он щурился, защищая глаза от косых струй дождя.

– «Пандора». Мне сказали, что имя взято из греческой легенды о некоей глупой женщине, открывшей ящик, который лучше было бы не трогать.

Мириэл мысленно вздрогнула. Теперь ясно, что символизирует открытый ящик на знамени.

– Да, я знаю легенду о Пандоре, – тихо отозвалась она.

Стоя у нее за спиной, он обхватил ее плечи тяжелой рукой и прижался к ней всем телом.

– Ты не перестаешь удивлять меня. Большинство женщин сроду не слышали ничего, кроме уличных сплетен, а твоему уму позавидует любой мужчина.

Мириэл заскрежетала зубами и расплылась в чарующей улыбке. Она не могла определить, сделал ей Роберт комплимент или хотел унизить ее, но в любом случае его слова вызвали у нее раздражение. Название судна напомнило ей о Николасе, и она задумалась о нем. Интересно, чем он занимается? Она очень боялась – и не без основания, – что он и есть капитан этого корабля. Ведь он говорил ей, что родился в семье моряка, да и название у парусника необычное. Большинство торговых судов именовали в честь святых, к которым можно было обратиться в трудную минуту. Все остальные корабли носили воинственные названия – «Дьявол», «Волк», «Дракон» и тому подобное, – унаследованные от их скандинавских предков.

Роберт вдруг встрепенулся:

– А вот и капитан.

На палубу по сходням поднимался высокий угрюмый мужчина тридцати двух – тридцати трех лет с коротко остриженными каштановыми волосами, стоявшими надо лбом торчком. При виде щенка его большой, плотно сжатый рот раздвинулся в улыбке. Мириэл испытала одновременно облегчение и разочарование. Как бы она повела себя, если б капитаном корабля оказался Николас де Кан? И, главное, как поступил бы Николас, увидев ее? Что ж, хорошо, что это не он.