Сокровища Массандры
Шрифт:
— На всякий случай, — сказал Юра, когда они сели в его «форд-фьюжн». — Печать придется заказать новую, впрочем, невелики хлопоты. И счет в другой банк переведем. Из него, случись что, уходить ловчее, — добавил он и заржал совсем уж по-разбойничьи.
Вместе с печатью заказали визитки для всех троих. Лановой стал генеральным директором, Екимчук — коммерческим, а Андреева — главным бухгалтером. Контактные телефоны указали свежие: по дороге в печатню завернули в салон связи и оформили новые подключения на левые паспорта.
Удачное начало отметили обедом в пафосном ресторане на Невском. Макс с огорчением заметил, что, хотя ездили всего ничего, а утомились: зима, проведенная в праздности, давала
— Теперь ждем печати, есть она — есть фирма. С печатью в банк, открываем счет.
— Я компьютер хочу купить, — сказал Макс. — Ноутбук типа твоего. Ты, это, выбрать помоги и покажи, как и что с ним делать.
— Не вопрос! Сейчас поедим и двинем. Ничего сложного в компьютере нет, ты быстро с ним разберешься. Операционную систему с графическим интерфейсом даже старики осваивают, и ты за пару дней научишься. Удивляюсь, как вы, молодые люди, до сих пор обходились без компьютера.
— Без него веселее, — категорично заявила Майя.
— Ну-ну. — Юра состроил глубокомысленную мину, тут же что-то прикинул в уме и широко улыбнулся. — Сейчас уже не вся молодежь, которая в конце восьмидесятых родилась, может вообразить жизнь без компьютеров и сотовой связи. Если им сказать, что есть такая картина «Сталин с трубкой», детишки примутся гадать, «Нокиа» это была или «Моторола», а на Сталина вообще по барабану…
— Надо закупить сейчас старых «Нокий» и лет через десять начать детям впаривать как антиквариат, — предложил Макс. — С легендой, разумеется. Мол, эта трубка в руках тирана служила кровавым инструментом истребления миллионов. Типа маузера Дзержинского.
— У Дзержинского браунинг был образца тысяча девятисотого года, как у Каплан. Удачная получилась система, с ней тогда все заслуженные большевики ходили. — Юра воспринял подачу совершенно серьезно, из чего Макс сделал вывод, что компаньона зарубает на историческую тему, и отметил эту слабость в уме. Просто на всякий случай. Мелочи в его опасной работе подчас имели решающее значение.
— Все эти заслуженные большевики были параноики и маньяки, — безапелляционно заявила Майя ни с того ни с сего.
— Тебе так по телевизору сказали? — В глазах Юры вспыхнул неподдельный интерес.
— Да, по телевизору! Там умные люди выступают, доктора наук, они в теме шарят. При Сталине почему всех репрессировали? Потому что он заговоров боялся. Сталин был параноик, и Гитлер тоже параноик. Поэтому всех либо расстреливали, либо сажали. Сотни миллионов своих граждан в концлагерь отправить — это нормально?
Майя разошлась не на шутку, а Макс расстроился, что беременность сказывается на подруге не лучшим образом. Если так дальше пойдет, скоро не сможет работать. Он даже испугался: как ее выпускать на клиента, такую неадекватную? Но потом подумал, что для разогрева мозга супруге чиновника будущая мать самое то. Здесь безумием дело не испортишь, главное, чтобы эмоций хватило.
— Налицо влияние дебилизатора. — Эмоции сделали свое дело, Юра тоже завелся. Полемическая лихорадка распространялась воздушно-акустическим путем и прекрасно обходилась без посредников в виде комаров или москитов. Однажды вброшенная идея могла забушевать настоящим лесным пожаром, был бы корм, сиречь незамутненный спорщик в пределах слышимости. — По телевизору гонят обычный англосаксонский бред, каким он был еще до войны. Например, стоило СССР заявить о строительстве Дворца Советов или Рейху о возведении Дома собраний, как тут же начинали язвить на тему сексуальной неполноценности тиранов. Небоскребы в Чикаго и Нью-Йорке почему-то забывали, а там один Эмпайр-Стейт-билдинг четыреста пятьдесят метров. И это тогда же, в тридцатых. Дворец
Советов планировали высотой четыреста двадцать метров, включая статую Ленина. Берлинский Дом собраний — четыреста метров. Любой американский небоскреб их кроет. Не говоря уж о канадских, эмиратских или тех, что понатыканы по всей Юго-Восточной Азии. Они все за полкилометра, и хоть бы кто посмеялся над сексуальной несостоятельностью премьер-министра Канады или Тайваня, зато Гитлера со Сталиным пнуть мимоходом — всегда пожалуйста. Надоело.— Ладно тебе, горячий финский парень, — Макс попытался унять спор, но куда там!
«Пошла писать губерния». — Верещагин сосредоточился на еде. Еда не подкачала.
Улучив момент, Макс нацепил на вилку маринованный огурчик и поднес Майе к губам:
— На!
— Ам! — Уловка сработала: Майя набила рот и замолчала.
— Простите, что вмешиваюсь, — обратился к Юре сидящий за соседним столиком молодой клерк, — но я стал невольным слушателем вашего разговора, и у меня возникло мнение, что вы стараетесь оправдать нацизм.
Макс поймал взглядом официанта и жестом попросил счет.
— От чего оправдать? — Юра охотно переключился на другую жертву. — Вы знаете притчу о клеветнике, видящем соринку в глазу ближнего и не замечающем бревна в своем? Американская пропаганда слишком однобоко рассматривает исторические события, чтобы оставаться вне критики.
— Не спорю, но есть несомненные преступления против человечества, такие как фашистские концлагеря и ГУЛАГ, отрицать которые невозможно.
Клерку было не больше двадцати пяти, штампованные формулировки отскакивали у него от зубов: вероятно, много смотрел телевизор. Он сидел в компании разнополого офисного планктона, судя по заинтересованным мордочкам, разделяющего политическую позицию вожака.
Юра улыбнулся с печалью отягощенного знанием человека:
— Если уж срывать покровы с истории, тогда надо смотреть в обе стороны беспристрастно. ГУЛАГ с рабским трудом был популярен не только в СССР и Германии. Вспомним инициативу Рузвельта, о котором не услышишь дурного слова. Он в тридцать третьем году создал трудовую армию и прогнал через нее два миллиона человек. Не по приговору суда, а чисто жандармским образом, чтобы безработные не путались под ногами. Про Корпус гражданской консервации слышать доводилось? Всех на лесоповал, тридцать долларов в месяц, из них двадцать пять семье и пять баксов на ларек — чай, курить. При Сталине куда гуманнее было. Вот если бы это произошло в Советском Союзе, то стало бы грандиозным нарушением прав человека. Если это творится в США, значит, является заслугой демократии.
Клерк в замешательстве смолчал.
— Надо отходить от политики двойных стандартов, навязанной средствами вражеской пропаганды, — с жаром закончил Юра, и его посыл не мог остаться незамеченным.
Из-за столика напротив к ним прислушивался господин с демагогическим блеском в глазах. У него имелось особое мнение, и это мнение так рвалось наружу, что господин от нетерпения пристукивал по полу копытцем.
— Не хотите ли вы сказать, что в Советской России люди жили лучше, чем в Штатах времен Рузвельта? — вмешался он.
Его спутница нервно теребила салфетку.
— Я хочу сказать, что мир не делится на американский рай и советский ад. — Юра проследил за тем, как Макс кидает в поданную официантом папку купюры, и поднялся. — В тридцатых годах везде жилось одинаково плохо, времена были такие, и не стоит судить однобоко о решениях того или другого лидера, надо рассматривать картину в целом, а картина была такова, что наступил мировой кризис, закономерным результатом которого стала Мировая война.
Молодой клерк все-таки собрался с мыслями, набрал воздуха в грудь и метнул молнию в сторону господина.