Сокровища мутантиков

– Помолчал бы, старый ворчун! Если бы не хотел меня видеть, остался бы на Мутатерриториях и не тащился бы за нами через весь океан! – засмеялась Рыжая Карла.

Дедушка Умник попытался незаметно прочитать мысли королевы, надеясь выведать, что она задумала, но ее сознание захлопнулось, как створки турникета в метро, и старик едва успел выскочить, чтобы не быть пойманным.

– Жаль, мне не удалось сцапать тебя! Тогда бы ты научился не совать нос в чужие мысли! – с сожалением заявила повелительница карликов.

– Твои мысли черны, как мазут. Мне показалось, что я побывал в мусоропроводе! – не сдавался Умник.

Карла недовольно поморщилась:

– Ты хотел меня обидеть? Да будет тебе известно, я не обижаюсь на покойников или на тех, кто вот-вот ими станет!

– Ты нас прикончишь? – спросил Пупырь.

– Зачем выражаться так грубо? Мне намного больше нравится слово «полакомиться». Клянусь Мечом, я бы сохранила вам жизнь, но мои малыши слишком долго сидели на консервах. Им хочется чего-нибудь свеженького.

Обалдуй и Кука, стоявшие рядом, щелкнули зубами. Карла пристально заглянула пленникам в глаза, надеясь увидеть испуг. Но в глазах мутантиков не было страха, и королева разочарованно вздохнула:

– Старый враг лучше двух новых друзей! Жаль будет вас лишиться. Сохранить, что ли, на память ваши кости?

Ворчун Отелло покачал головой:

– Как сказал бы Шекспир: «Мечтать не вредно!»

– Сожрать нас – это негуманно! Это противоречит принципам права! – заявил Пупырь.

– При чем здесь принципы? Весь мир – пищевая пирамида. Рыба ест червяков, утки – рыбу, коршун – уток, заснувшего коршуна съедает лиса, лису убивают охотники, и так до бесконечности. Каждый является и хищником, и одновременно добычей.

– Какая чушедрыга! Как можно жить с такими рассуждалками? – фыркнул Хорошист.

– Еще как можно! Когда я была маленькой, бабушка читала мне детскую книжку про двух заблудившихся в лесу деток, и там были слова: «Коровки очень любили Манечку и Ванечку. Они давали им молочко, творожок и мясо». Я спросила у бабушки: «Как это коровки дают свое мясо? А сами они как же?» Бабушка не смогла ответить и только засмеялась. «А волк не дает людям мяса?» – спросила я. «Нет, не дает», – сказала бабушка. «Тогда я хочу быть волком!» – решила я и стала волком.

– Ты не понимаешь главного, Карла, – люди не звери. Сильный должен быть добрым и великодушным. Без доброты и великодушия нет ни силы, ни чести, ни благородства, – возразил Бормоглотик.

– Мне плевать на честь и благородство, а мораль я придумаю свою. И он мне поможет! – Королева высоко подняла над головой Меч. – А если мои карлики когда-нибудь станут грамотными, то заставлю их написать, что я была доброй, и все в это поверят. Истина – это ловко склеенная ложь!

– Как это гнусно! Здесь Бубнилка и Кактус! – воскликнул Пупырь. – Такой гнилой морали нельзя учить детей!

Карла протянула руку и ущипнула мальчика за щеку:

– Детей, говоришь? Это для тебя они дети, а для меня и моих подданных – продуктовый запас! Ух ты, моя котлетка, люблю толстеньких! Чего ревешь, карапуз? Будешь реветь, пойдешь не на десерт, а первым блюдом!

От жалости к себе и приятелю у Бубнилки навернулись слезы, и, не в силах сдержать их, она всхлипнула и разрыдалась. Вместе с ней в голос плакал Кактус.

В бессильной ярости кошачий мутантик дергал веревки, но они были затянуты так туго, что впивались в тело. Больше всего на свете Бормоглотик не любил детских слез, и, когда видел их и не мог ничего сделать, его сердце разрывалось на части. Это неправильно, дети не должны плакать! Они же ни в чем не виноваты!

«Только бы Трюша успела! Только бы успела!» – молил он небеса.

Даже Требуха была растрогана детскими слезами. Она достала платок и промокнула малышам глазки.

– Не плачьте, мои милые! Заплаканные дети на вкус очень кислые!

– Тетушка Требуха сентиментальна. Слопает кого-нибудь и мучается то угрызениями совести, то несварением желудка! – поддразнил ее начальник телохранителей Пуп.

– Надвинь на нос шлем и помолчи в тряпочку, лысина ходячая! – ополчилась на него толстуха.

Карла подняла голову и посмотрела на луну:

– Хм… сложная ситуация. Для ужина уже поздно, для завтрака рано, а нарушать режим мне не хочется. Ладно, так и быть, сохраню вам жизнь до утра, а с первыми лучами солнца выну из ножен кладенец и убью вас.

– Зачем волшебным Мечом, королева? Их можно прикончить и проще, старым проверенным способом! – Пуп пощекотал ступню Пупыря острием копья.

– Никакой рутины! Я хочу, чтобы Меч, выкованный для защиты добра, научился творить зло! Ладно, я пошла спать, а вам спокойной ночи!

И, приказав не спускать с пленников глаз, Карла отошла к костру и прилегла на шкуру белого медведя, которую всюду возила с собой.

Едва повелительница заснула, карлики на радостях, что нашли клад, допили оставшийся бензин и ртуть, покричали, подрались, выбили друг другу с полдюжины зубов, на месте которых сразу выросли новые, и, уставшие, свалились и захрапели.

Пуп, помнивший наказ повелительницы следить за пленниками, едва держась на ногах, проверил, туго ли затянуты веревки, тоже упал и заснул, превратившись в бревно.

Все стихло, слышны были лишь громкий храп начальника телохранителей и повизгивания Требухи, которой снились кошмары. В снах ее преследовали скелеты съеденных ею грачей и ворон. Они обступили ее со всех сторон и, щелкая клювами, твердили: «Отдай наши перья! Отдай наше мясо!» «Нет его у меня! Я все съела!» – взвизгнула карлица. «Тогда мы возьмем твое!» – галдели скелеты, и толстуха вскрикивала во сне.

Убедившись, что никто за ними не наблюдает, Пупырь перекатился на бок и прошептал:

– Пора выбираться отсюда! Меня не привлекает перспектива попасть на стол к карликам!

– А жаль, вид у тебя упитанный! Ты был бы украшением любого обеда! – насмешливо отреагировал Отелло.

Бубнилка, связанная так крепко, что не могла шевелить ни руками, ни ногами, подкатилась к папе и положила голову ему на плечо.

– Папусик, у меня ручки болят! – пожаловалась она.

– Потерпидрыгай, дочурка! Папусик уже напряг думалку, – неуверенно пообещал Хорошист.

– Ты, папусик, побольше ее напряги, а то мне больно! – попросила Бубнилка.