Сокровища, омытые кровью: О кладах найденных и ненайденных

Но легенды и сказания, во множестве ходившие по всей Руси и игравшие роль теперешних СМИ — средств массовой информации, утверждали, что в земле зарыты — не важно кем: татарами, раскольниками, разбойниками — несметные сокровища: золото, алмазы, драгоценные самоцветы. И люди верили им и шли искать мифические ценности. Если же кому-то везло, и человек находил кубышку с 200–300 копейками, то молва разносила далеко за пределы этой округи весть о находке… сотен золотых монет. Причем счастливчик вовсе не стремился восстанавливать истину. Такова уж натура человеческая: хоть вымыслом, но скрасить разочарование.

Притягательная сила «золотой приманки» была столь велика, что на нее клюнула такая просвещенная для своего времени особа, как царевна Екатерина Алексеевна, сестра Петра I. Сохранились документальные свидетельства, рассказывающие о том, что царевна приблизила к себе некоего инока, чтобы выведать у него, как можно определять местонахождение кладов по «небесным тетрадям». Следуя же народным поверьям, в поисках кладов она посылала своих приближенных разрывать в полночь могилы на московских кладбищах. Царевна и сама не раз отправлялась на раскопки сокровищ в дальнее Подмосковье. Однако экспедиции эти были безуспешны, ибо лица, указывавшие, где нужно копать, оказывались — по розыску Петра I — обманщиками.

Впрочем, среди высокопоставленных особ были и такие, кто не верил легендам, но тем не менее занимался поисками кладов. Ими двигала страсть коллекционеров. Начало этому увлечению положил еще Иван Грозный. Но широкое распространение оно получило лишь в XVIII веке. Огромный интерес к монетам, извлеченным из кладов, питал Петр I. Он даже издал указ, предписывавший собирать все, «что зело старо и необыкновенно». Вот лишь один показательный случай. Когда в 1723 году Петру сообщили о находке в Пскове клада древних монет, царь тотчас отправил за ним своего доверенного гофъюнкера. Он не без основания опасался, что, если в кладе окажутся «никому не нужные» позеленевшие медные монеты, их могут просто выбросить.

Позднее по указанию Петра участник Полтавской битвы, а впоследствии знаменитый историк, автор многотомной «Истории России с самых древнейших времен» В. Н. Татищев составил специальную инструкцию «господам воеводам и прочим управителям». В ней он разъяснял, что все найденное в кладах надобно подробно описывать, «колико история в мире пользы приносит».

Татищев сумел привить страсть к коллекционированию добытых кладоискателями раритетов, прежде всего старинных монет, таким вельможам, как губернатор смоленский, а затем казанский П. С. Салтыков, фельдмаршал Я. В. Брюс, граф А. И. Остерман. Конечно, сами они не занимались поисками и раскопками, а поступали проще: через доверенных лиц скупали находки, не требуя от продавцов никаких отчетов о том, какие ценности были в кладе, и не сообщая об удачливых кладоискателях властям. Благодаря именно таким частным коллекционерам было положено начало собраниям монет и раритетов из кладов в Кунсткамере, Эрмитаже и Кабинете древностей Московского университета.

Раньше, когда какой-нибудь босоногий охотник за сокровищами выкапывал из земли кубышку с копейками или доставал из дупла полуистлевший мешочек с гривнами — кусочками серебра, вплоть до XIV века служившими на Руси деньгами, его находки оставались безвестными. Их сбывали мастерам-умельцам, которые переплавляли монеты и гривны и делали из серебра нехитрые украшения. Но после того как появились коллекционеры, кладоискатели знали, что добычу выгоднее продать им. Конечно, ни посадскому, ни крестьянину и в голову не могло прийти, что, поступая так, он вносит вклад в науку. Между тем постепенное накопление сведений о местах обнаружения кладов, их содержании, а также разработка классификации монет и издание каталогов способствовали превращению любительского собирательства в научную дисциплину — нумизматику (от латинского слова «нумизма» — монета), обогатившую историческую науку весьма важными объективными источниками фактов.

Учет числа добровольных «научных сотрудников» не велся, но их находки исправно поступали к историкам. Благодаря анонимным кладоискателям в XIX веке появились такие серьезные научные труды, как «Описание древних русских монет» А. Д. Черткова, топографическая сводка кладов западноевропейских монет X–XI веков на Руси, описание восточных кладов, интересная работа о гривенной денежной системе А. И. Черепнина, который изучил все известные клады с серебряными слитками. Н. П. Кондаков, много лет занимавшийся исследованием находок художественных изделий в ранних вещевых кладах Руси, опубликовал монографию «Русские клады» — незаменимый справочник для собирателей древностей.

К сожалению, увлечение собирательством находок кладоискателей имело свою обратную сторону. Из-за того что в прошлом веке коллекционирование раритетов стало весьма модным, все большее число их растекалось по рукам, оставаясь неизвестными для ученых. Впрочем, даже Археологическая комиссия Общества нумизматов из поступавших к ней кладов отбирала лишь наиболее редкие монеты, а остальные отправляла на продажу или переплавку. В результате многие клады, найденные в дореволюционное время, оказались безвозвратно потерянными для науки.

«МОСКОВСКАЯ ДОБЫЧА» НАПОЛЕОНА

Одним из самых больших, но ненайденных кладов на территории России считается «московская добыча» Наполеона. Известно, что осенью 1812 года французский император вывез из хранилищ Кремля огромные ценности: золото, серебро, драгоценные камни, старинное оружие, дорогую посуду, меха, церковную утварь. С кремлевских башен были сняты позолоченные орлы, а с колокольни Ивана Великого — большой крест, окованный серебряными золочеными полосами. Не отставали от Наполеона и его сподвижники — все, от маршала до простого гренадера, обзавелись богатыми трофеями.

Гигантский обоз — только личную добычу императора везли на 25 подводах — растянулся на многие версты и сильно задерживал отступление. Из-за утомительных переходов и нехватки фуража количество лошадей катастрофически уменьшилось. А ведь помимо награбленного французам нужно было везти еще и множество раненых.

После ожесточенного сражения при Малоярославце 25 октября положение отступающих стало настолько тяжелым, что, как свидетельствует в своей книге «С Наполеоном в Россию» вюртембергский врач Г. Росс, «отдан был приказ поджечь все, что будет оставлено на месте».

Были взорваны даже тяжеленные фуры с артиллерийскими ядрами, которые уже были не в силах тащить измученные лошади. 1 ноября обоз понес новые потери, на этот раз в результате нападения казаков. На следующий день, когда отступающая армия подошла к Вязьме, положение стало настолько угрожающим, что, как пишет Росси, в Вюртембергском корпусе приказано было даже снять знамена с древков и раздать наиболее здоровым и выносливым солдатам, которые должны были спрятать их либо в своих ранцах, либо обмотать вокруг тела.

Но телеги — не знамена, на себе их не понесешь. И тогда по указанию Наполеона маршал Бертье отдал приказ «сократить обоз до самого необходимого для обслуживания двора императора».

В это время он стоял биваком на Старой Смоленской дороге у деревни Семлево, в 29 верстах от Вязьмы. Чуть западнее ее в густом лесу было глубокое озеро, о котором донесли посланные на рекогносцировку уланы. Они же повели туда обреченный обоз.

По мемуарам французского сержанта Бургоня, написавшего целую книгу об отступлении французской армии, и воспоминаниям других участников похода в Россию можно восстановить картину того памятного дня.