Сокровища Перу

Тем временем остальные туземцы развели костер, который успел уже почти догореть, но горячие угли еще сохраняли сильный жар. Предварительно смочив хорошенько кору в воде, туземцы стали держать ее над огнем, но так, чтобы она не тлела, а только сильно нагревалась. От жара оба продольных края стали постепенно сворачиваться и загибаться внутрь, наподобие свернутой в трубку бумаги. Чтобы не дать краям слишком свернуться, посредине установили надежную распорку; концы коры, усердно поливая водою, индейцы закладывали складками, скрепляли маленькими деревянными колышками и затем оплетали лыком.

— Неужели эта штука удержит ваш мед? — спросил Бенно, — ведь она вся-то не весит пяти фунтов!

— О! — засмеялись туземцы, — да это наши рыбацкие челноки, мы других и не знаем. Мы по двое садимся в них и отправляемся на лов далеко вниз или вверх по реке. Для войны мы строим, конечно, другие лодки: тогда мы выжигаем целые стволы, но для рыбной ловли эти челноки очень удобны и пригодны.

Наконец корыто готово, в него складывают весь мед и все остальное, затем опять лесом пускаются в путь, сквозь чащу, где только топоры могут проложить дорогу, где все пестро, разнообразно и беспорядочно, все дико и глухо, живописно и красиво, в общем производит какое-то подавляющее и удручающее впечатление.

Перед закатом солнца охотники возвратились в деревню, и первое, что предстало их взору, — это шкура ягуара, растянутая для просушки на кольях.

Несколько перуанцев вышли встретить охотников.

— Ну, как вы думаете, кто уложил этого зверя? — спросили они, указывая на шкуру унце.

— Уж не Михаил ли?

— Он самый! Бродили они с Филиппо по лесу, вдруг видят, унце тихонько подкрадывается к нашим мулам. Михаил вскрикнул, унце же, видя, что ей помешали и накрыли с поличным, собиралась, как всегда в таких случаях, улизнуть, но Михаил, обезумев от страха, ударил ее раз, другой и третий топором по голове, причем один из его ударов пришелся унце как раз между глаз и свалил ее с ног. Тогда нам было уже не трудно всадить в нее несколько пуль и уложить на месте! — рассказал один из перуанцев.

— А как она вскрикнула: точно человек, — прошептал Михаил, бледнея, — точно… — он не договорил, искоса взглянул на Рамиро и скрылся.

На другом конце лагеря у костерка расположился старый Филиппо, а подле него на песке прикорнул и Михаил. Они таинственно рассуждали о приворотном корешке. Филиппо рассказывал, что корень этот имеет вид распятого Христа, даже и язвочки от гвоздей заметны, и терновый венец, и сомкнутые очи. Всякий, у кого есть этот корень, может видеть сквозь землю, может воскрешать мертвых, может повелевать духами, и те должны нести ему золото и алмазы.

— А как ты думаешь, найдем мы этот корень? — спросил Михаил.

— Надо искать, искать неутомимо, и, как знать, может быть, нам посчастливится найти!

Тем временем охотники подошли к доктору и нашли, что ему гораздо лучше.

— Денька через два можно и в путь пускаться! — сказал он, заметно повеселев.

Рамиро при этих словах как будто ожил.

— Итак, через два дня, в субботу, значит! Это дело решенное, не так ли, господа?

— Да! Да! — послышалось со всех сторон.

— Так как послезавтра нельзя рассчитывать на появление луны, — сказал Халлинг, — то я предлагаю посвятить эти два последних дня полнейшему отдыху, а затем отправиться ранним утром с несколькими туземцами на охоту за тапирами. Потом они вернутся сюда обратно, а мы будем продолжать свой путь.

— А Тенцилей? А Хромоногий? — заметил кто-то.

— Да ведь он должен по уговору явиться лишь послезавтра вечером, не раньше!

Все рассмеялись.

Вечер прошел весело, а следующий за ним день был посвящен полнейшему бездействию. Вечером же на небе виднелась между туч лишь узкая полоска месяца, прощавшегося с землею до нового новолуния.

Настал опять томительно-жаркий день, солнце пекло нещадно, точно раскаленный огненный шар, вися в небе.

— Как видно, будет сильная гроза! — сказал доктор.

— Это обстоятельство только нагонит еще больше страха на туземцев. Смотрите, индейцы уже сейчас строят свое огненное кольцо, готовя круговой костер, чтобы укрыться в нем, когда явятся злые духи.

— Помяните мое слово, — сказал Халлинг, — сегодня произойдет нападение!

— Еще новая задержка! Новое препятствие! — воскликнул Рамиро, сжимая кулаки. — Что за незадача!

День был томительный, мучительно-знойный. Туземцы бродили, как тени, боясь вымолвить слово, боязливо поглядывая на своих гостей и поспешно сторонясь и давая дорогу Непорре, появлявшемуся то тут, то там в полном своем облачении колдуна.

— Там, в тучах, огонь уже наготове, — шептали индейцы, — сегодня явятся сюда Хромоногий и белый коршун!

— Мы застрелим и того, и другого! — утешал их Рамиро, но утешение его не производило желанного впечатления, и туземцы недоверчиво качали головами.

Под вечер Тенцилей прислал к белым своего посла с приглашением прийти в его хижину вождям и переводчику перед наступлением ночи.

Индейцы уже начинали зажигать свои огни, повсюду виднелись громадные запасы дров и горючего материала. Женщины и дети уныло жались друг к другу в центре огненного кольца. Все они были с ног до головы вымазаны черной краской, кроме старой колдуньи, щеголявшей в желтом. Она сидела у самого входа в огненный круг.

— Это разумно, — пошутил Педрильо, — как только Хромоногий увидит эту старуху, то, наверное, тотчас же обратится в бегство, если он одарен хоть небольшим эстетическим чувством!

Вдруг раздались заунывные, жалобные звуки какого-то печального, рыдающего напева. То пели индейцы, как бы предчувствуя свою неминуемую близкую смерть и прощаясь с жизнью. Время от времени, в виде аккомпанемента, протяжно стонали флейты: хуу… у, хууу…

— Нет, что ни говори, но во всем этом есть что-то похожее на роковое предчувствие! Сегодня настанет отмщение за смерть Брага! — сказал Халлинг.

Из леса стал доноситься какой-то странный шум: слышался треск ветвей, зрелые плоды падали с деревьев, целые тучи сорванных листьев и лепестков цветов сыпались на землю. Началась буря, но пока еще без дождя и грозы. Все кругом будто вымерло. В хижине Тенцилея царила могильная тишина. Безмолвно и неподвижно сидели, прижавшись к стенам, Обия и Баррудо; посредине стоял Непорра, прислонившись к столбу, подпирающему крышу, а Тенцилей, худой, с горящими, глубоко ввалившимся глазами, лежал в своем гамаке.

— Здравствуйте, чужеземцы! — сказал он, подавляя вздох, — я рад, что вы сдержали свое слово. Не правда ли, вы эту ночь проведете здесь, со мной?

— Да, славный вождь, мы пришли к тебе, чтобы быть с тобою. Скажи нам, как ты себя чувствуешь теперь? — спросил Халлинг.

— Плохо, очень плохо! Я видел дурной сон: Брага приходил ко мне. Он стоял вот тут и манил меня к себе рукою, затем подошел ко мне, склонился надо мной, и я видел глубокую зияющую рану на его груди, а из нее капала мне на лоб кровь, горячая, свежая кровь…