Солдат Красной империи. Гуру из Смерша

В Карлсхорсте я отвечал за внешнюю безопасность здания, где проходила торжественная процедура подписания Акта о капитуляции. Хоть и недолго, ведь я был при исполнении, но и мне посчастливилось быть в том зале, где проходило подписание. Был я именно в тот психологически очень яркий момент, когда в зал вошли фельдмаршал Кейтель и его делегация. Я обратил внимание, что при входе в зал члены немецкой делегации быстро переглянулись. Дело было, наверное, в том, что выразительный ковер, которым был покрыт зал, был взят из кабинета Гитлера. Они, конечно, сразу его узнали и соответственно среагировали. Сам Кейтель пристально вглядывался в волевое лицо маршала Жукова, наверное, пытаясь запомнить своего победителя. Георгий Константинович Жуков был абсолютно спокоен, внимателен, точен в движениях и эмоциях. После подписания Акта был устроен пышный банкет. Великолепные напитки и наилучшие закуски были заранее привезены из Москвы, а горячее приготовлено хорошими поварами. Сидели за столом до утра, танцевали, пели.

Возник вопрос о том, как быть с немецкой делегацией — кормить их или нет? Задали этот вопрос Вышинскому — он был тогда заместителем министра иностранных дел. Он ушел от ответа, заявив, что это дело не мое, а военных.

Тогда обратились к Шулову.

Тот ответил:

— Дать им, гадам, все что есть на нашем столе. Они знали русских во время войны, пусть теперь узнают после войны — в мирное время.

Как мне потом рассказывали участники банкета, глава французской делегации генерал де Латр де Тассиньи здорово выпил, видимо, на радостях, да и уснул за столом. Члены других делегаций стран-союзников незлобно шутили: французы, мол, всю войну проспали, да и победу тоже.

Так вот сложилось в моей судьбе, что, приняв первый бой на границе глубокой ночью 22 июня 1941 года на западе Украины, мне выпало быть там, где Великая Отечественная война получила свое официальное завершение. По времени мне довелось пройти ее всю и даже немного больше…»

* * *

Но торжества по случаю завершения войны продолжались. По многочисленным рассказам Леонида Георгиевича, был еще один банкет, банкет «более узкий, камерный, армейский». Дело в том, что в середине мая 1945 года руководство отдела контрразведки Смерш 5-й ударной армии устроило в честь Победы праздничный вечер. Торжество было организовано в Карлсхорсте, в здании, которое находилось рядом с тем, где был подписан Акт о капитуляции Германии. На торжество был приглашен весь оперативный состав отдела КР Смерш 5-й ударной армии, а также все начальники отделов Смерш корпусов и дивизий армейского подчинения. Леонид Георгиевич был на торжестве вместе с Полиной Ивановной, хотя они еще не были расписаны. Звучало множество тостов и взаимных поздравлений, в том числе и красноречивых. Конечно, первый тост был за здоровье Иосифа Виссарионовича Сталина. Упоминался в здравице его первостепенный и великий вклад в руководство Красной армии и Советской страной.

На этом вечере впервые прозвучали слова о том, что теперь мы должны перенести свои усилия на борьбу со спецслужбами западных стран, о создании должного порядка на территории оккупированной Германии. Присутствовал на этом вечере военных контрразведчиков и командующий 5-й ударной армии генерал-полковник Берзарин, о котором у майора Иванова, ставшего со временем тоже генералом, было особое, свое, теплое впечатление и мнение. Как оно могло быть другим, если из рук командарма он неоднократно получал заслуженные правительственные награды высокого достоинства. Многие знали Николая Эрастовича Берзарина как доброго, честного, порядочного человека. Никто ни разу от него не слышал слов обид в адрес партийных чиновников и органов, поспособствовавших бросить его на нары подобно Рокоссовскому. Считал это ошибкой и досадным недоразумением, без намерения раздражаться, а тем более мстить кому-то. В откровенных беседах по поводу своей «отсидки» говорил, что не стоит отождествлять всю партию, ее рядовых членов с дирижерами репрессий, предполагая, что в острейшей классовой борьбе ошибки такого плана неизбежны.

Леониду Георгиевичу навсегда запомнилась его речь перед командирами полков и дивизий армии, собранными накануне битвы за Берлин:

— Надо беречь людей как зеницу ока своего, продумать все детали операции с тем, чтобы потери были минимальны.

— Товарищи! — призывал Берзарин, — перед боем надо обласкать солдата…

Вот такие были наши отцы и деды, отстоявшие свободу и независимость нашей Великой Родины. Конечно же, не для того, чтобы некоторые ее неумные, амбициозные, подлые потомки отдали на заклание черным силам ненавистников славянского братства и разодрали Отчизну на кровоточащие части.

А еще Леонид Георгиевич рассказывал, что с войны он не привез никаких трофеев. И в связи с этим автору вспомнились слова будущего начальника нашего героя по службе в ГСОВГ генерала армии Петра Ивановича Ивашутина, который на вопрос одного из журналиста газеты «Красная Звезда»: «Что вы привезли из трофеев с войны?» ответил:

— Если честно, только авторучку!..

Вот это и были настоящие СОЛДАТЫ ПОБЕДЫ!

Сегодня некоторые хихикают и ухмыляются, когда видят на автомашинах, украшенных георгиевскими лентами в дни всеобщего торжества в России — Дня Победы, надписи на задних стеклах или багажниках: «Спасибо деду за Победу!»

А я воспринимаю эти слова с умилением и всерьез. Значит, потомки не очерствели — Подвиг помнят!

В Группе войск в Германии

За время войны со стороны офицеров Особых отделов, а затем и Смерша не было ни одного случая перехода через линию фронта к немцам. Во всяком случае, так было на тех участках фронта, где я проходил службу.

Л. Г. Иванов

Как известно, время быстротечно только в работе. В безделье оно мучительно тянется резиной. Для солдат война — это тяжелый труд. Говорят — время лекарь. Со временем все прошлое зарастает травою забытья. Но человеческая память имеет ту особенность, что она хранит на своих извилистых полках пережитое: и радость победы, и боль утраты.

Как сказал поэт:

«Ведь только сердце помнит боль утраты И чувствует, какая ей цена, С полей сражений не пришли солдаты, Их не убило в памяти война…»

Сегодня ветераны войны — глубокие старики. Поэтому бережное к ним отношение — залог того, что и нынешним бойким юношам и девушкам будет обеспечено в будущем такое же уважение. Ведь молодость — это такая болезнь, которая с годами, к великому сожалению, проходит. Даже сыны полков сегодня глубокие старики. От победного 1 945 года они отплыли уже очень далеко, и только воспоминания приближают их к тем историческим событиям.

«Сыны полков — теперь седые деды, Победный сорок пятый так далек! Прекрасный праздник — славный День Победы, В сердцах нет боли, только холодок».

С окончанием войны Красная армия активно сокращалась. Фронты превращались в военные округа или группы войск. Отвоевавшие счастливые солдаты и офицеры с великой радостью уезжали эшелонами в родные места к своим матерям и отцам, сестрам и братьям, женам и возлюбленным, ждавшим их все четыре года.

Войска 1-го Белорусского фронта, так же как и другие, попали под сокращение. Расформировывались целые дивизии и армии. Проводы отъезжающих всегда были торжественными. Как правило, оркестры играли марш «Прощание славянки». Уезжающим воинам в родные края вручали цветы, подарки, сувениры, продовольственные наборы.

Кстати, Леонид Георгиевич гордился этим маршем и как-то заметил: «А написал-то его мой земляк — тамбовец».

Пришлось порыться в исторических справочниках, и там обнаружилось, что действительно «Прощание славянки» — этот русский марш, написанный в 1912 году штаб-трубачом 7-го запасного кавалерийского полка, стоявшего в Тамбове, Василием Ивановичем Агапкиным под впечатлением от событий Первой Балканской войны (1912–1913). Этот марш, нисколько не потеряв своей популярности за прошедшие годы, по существу, стал национальным маршем, символизирующим проводы на войну, на военную службу и возвращение с войны или со службы сыновей и дочерей Отчизны. А сам автор «Прощания славянки», а также других маршей и песен был длительное время дирижером оркестра Центральной школы НКВД.