Солдат удачи

— Ставлю золотой, что мы его больше не увидим, — с лихой икринкой в глазах сказал Тейт, обнажив свои белоснежные зубы в страшной улыбке и неожиданно открыв для меня ещё одну грань своей натуры. Толстяк был игроком. В самом плохом значение этого слова. Это я отчётливо прочитал в его глазах. Также как и понял, что он бы поставил последний сапог на кон.

— Поддерживаю, — ухмыляясь, сказал я. Как мне бы не хотелось участвовать в этом глупом споре, но пришлось. Слова сорвались с языка сами собой. Да и Тейт не дал бы мне уйти на попятную. Но я всё равно был уверен, что я выиграю в этом споре. У этого паренька не было того места, куда бы он мог податься. И когда он встанет на распутье двух дорог, то он, конечно же, вспомнит моё предложение и ухватится за него двумя руками. Не может его не принять.

— Что думаешь делать, Кристофер? — раздался вопрос от Толстяка.

— Остаюсь, — не стал скрывать я своё решение, кинув под голову вещмешок и накрывшись одеялом. В спину тут же воткнулось нечто острое, что оказалось камушком, который я выбросил подальше. Вновь накрывшись одеялом, я посчитал, что такая кровать не так плохо, как казалось мне в начале. Было довольно-таки удобно. Учитывая, что я лежал на толстом одеяле посреди леса.

Я свой выбор сделал, когда Гарет заговорил про будущие. Меня больше всего притягивал второй вариант. Так что ответ на его предложение я уже знал. Оставаться одному не пойми где мне не слишком хотелось. Чем бы я занялся? Я даже не знаю куда мне идти. Кто-то бы сказал, что все дороги открыты передо мной. И в какой-то степени он был бы прав, но без минимальных знаний об окружающим мире на сколько далеко мне удастся уйти?

Да даже если бы у меня были деньги. Я не знаю самого простого — цену товаров, а это самый важный навык в мире, где есть хоть какие-то зачатки капиталистической экономики. К примеру, есть у меня три серебряные монеты. Много это или мало? Что на них можно купить? Можно, конечно, это разузнать методом проб и ошибок, но уж лучше я аккуратно буду расспрашивать своих спутников и наблюдать за ними. К тому же остаться в обществе вооруженный людей было не самым плохим началом новой жизни. Особенно, когда я увидел, как легко она здесь прерывается. Картины с поля боя всё ещё появлялись перед глазами, когда я их закрывал. Надо было научиться пользоваться мечом. И где этому можно научиться как не отряде наёмников? Такой навык в этом мире уж точно будет не лишним.

Толстяк больше не заговорил, углубившись в свои мысли. А я изучал небо, раскинувшиеся темным покрывалом надо мной. На нём большим фонарём горел темно-синий шар спутника этой планеты. Эта громадина раза в два была больше нашей старушки-Луны и в сто тысяч раз прекрасней. Та серая глыбы голого камня висевшая на орбите Земли была блеклым подобием этого сияющего великолепия. Я завороженно смотрел на огромные массы воды, которые скорее всего и были причиной такого удивительного темно-бирюзового цвета. Они перемещались по поверхности спутника, образовывая огромные завихрение. За ними я и наблюдал, смотря как они спокойно закручиваются в огромные спирали и впадины.

Поиск знакомых мне созвездий на небе прекратился так толком и не начавшись — Большую Медведицу или её младшую сестру я на небе так и не разглядел. Полярная звезда тоже не просматривалась на черном полотне надо мной, а на большее моих знаний по астрономии не хватило. Но вывод напрашивался сам собой: звездная карта неба, раскинувшаяся передо мной, была слишком чужой.

На маленький миг меня пробрала смертельная тоска по дому. Далекому родному уголку, затерянному слишком далеко, чтобы знать, где искать. Как захотелось вернуться в мой маленький городок, где каждый парк, сквер, улочка была мне знакомы. Туда, где не было доспехов, мечей, лошадей, Толстяка и неудобных сапог. По дорогам ездили самые обыкновенные машины, за звуки которых я бы в это мгновение отдал многое. Как хотелось закрыть глаза и услышать в ночной тишине привычный гудок какой-нибудь иномарки, свист резины по асфальту и раздавшуюся после этого ругань. Затем перевернуться на другой бок и заснуть в своей постели, забыв всё это как страшный сон.

Я выдохнул сквозь сжатые зубы, постаравшись отрешиться от грустных мыслей. Слева тихо потрескивал костер, обдавая меня своим жаром, где-то в лесу глухо ухал филин, раздавались человеческие голоса, которые постепенно отдалялись. Незаметно наступила темнота, свет от костра померк, замолкли все звуки. Я отправился в мир сновидений.

Глава 3

Мир вокруг меня был поглощён густым туманом, который не давал разглядеть ничего, что находилось возле меня. Ни одного предмета или очертания не выделялось из той серой мглы, захватившей всё пространство. Мои глаза старались выловить хоть что-то выбивающиеся из обшей картины, но всё было тщетно. Густота тумана была слишком неестественна, слишком иррациональна.

«Слишком» — вот то слово, которое всплывало у меня в голове каждый раз, когда я задумывался о его возможной природе. Такое было просто невозможно. Не реально. Вытянув руку вперед, я за предплечьем уже не мог различить ничего, лишь клубы густого дыма мягко клубились там, где должна была быть моя кисть, настолько плотно сомкнулась тревожная серая пелена. Она превратила меня в крота, который двигался вперед, полагаясь не на зрение, а на свои ощущения.

Вот так я и брел сквозь это серое море, силясь рассмотреть хоть какой-то ориентир в этом мире. Мне было непонятно, куда я двигаюсь. Я даже не задавался таким вопросом. Меня тянуло вперёд, и я был уверен, что вскоре мой путь будет окончен. Шаг за шагом продвигаться вперед, как это было мне знакомо.

Моя цель уже была близка. Даже не могу объяснить, почему мне так казалось. Эта была та уверенность, которая рождается в человеке, когда он во что-то верит настолько, что не сомневается в правильности данного явления. Он даже не обращает на него внимания.

Мои предположения подтвердились, когда сквозь туман впереди стал пробиваться свет. Я ускорил шаг, перейдя практически на медленный бег. Через некоторое время я понял, что это не свет, а отблески костра, к которому я вышел спустя несколько шагов.

Туманная стена расступилась. И я мгновенно провалился на лесную полянку, на которой тусклый костер пытался отвоевать себе ещё немного места в этой туманной области, сражаясь за каждый миллиметр пространства то вспыхивая словно в него брызнули бензином, то вновь возвращаясь к спокойному потрескиванию. Рядом с огнём на бревне сидел мужчина. В нём не было ничего примечательно, как мне показалось. Я сперва мазанул по нему взглядом, не заметив, но осмотрел всё пространство и перевёл свое внимание на эту темную фигуру. Не понимая, как я мог его пропустить.

Обычный человек в неброской одежде: серо-белая холщовая рубаха, штаны из такого же материала только черного цвета без каких-либо украшений и потрепанные старые сапоги, прошедшие не одну сотню дорог. Обувь единственное, что привлекло мой взгляд. Они говорили об этом человеке больше, чем все остальные вещи вместе взятые. Его лица мне не было видно, потому что он сидел ко мне спиной. Но я смог сделать вывод, что он не слишком большого роста, примерно, как я, телосложение тоже не отличалось выдающимися параметрами. Он весь был обычным. Взгляд не мог ни за что зацепиться кроме как за сапоги. Он был занят тем, что ворошил угольки в костре небольшой палочкой. От чего в туман улетали горячие искорки, от которых туман, словно живой, раздвигался, чтобы с жадностью сомкнуться после того как эти угольки прогорали.

— Приветствую тебя, путник, — заговорил незнакомец приятным баритоном, от которого я вздрогнул и решил, что ослышался. Мне этот голос напомнил голос моего отца, который умер много лет назад. Я помотал головой, прогоняя наваждение. Всё-таки показалось. — Присядь к моему костру, отдохни от длинной дороги и расскажи мне свою историю.

Он, так и не оборачиваясь ко мне, взмахнул своей рукой и рядом с ним из тумана возникло ещё одно бревно. Я попробовал протереть глаза, чтобы убедиться, что мне это не кажется, но это действительно произошло. Бревно, которого там точно не было, появилось из тумана. Он, подчиняясь чей-то неведомой воле стал стекаться в одно место, уплотняясь, а затем опал, оставив после себя обычное бревно, которое ни один год пролежало на лесной подстилки, покрываясь лишайником и густым темно-зелёным мхом.