Солдаты великой земли (Сборник воспоминаний южноуральцев — участников Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.)

Двигаясь впереди, старший лейтенант вовремя обнаружил немецкие мотоциклы.

По условному сигналу группа залегла…

Когда наступил удобный момент, смелым броском Иванчиков опрокинул офицера и вонзил в его горло финский нож. Красноармейцы же бросились в атаку и скоро выбили противника с высоты. Отступая, гитлеровцы бросили противотанковое орудие.

Подобных боевых эпизодов во фронтовой жизни Иванчикова много.

В боях под городом Старица пламенный патриот Родины Иван Алексеевич Иванчиков погиб. Правительство посмертно наградило мужественного челябинца орденом Ленина.

* * *

Война постепенно принимала позиционный характер. Фашистский «блиц-криг» трещал по всем швам. Но людей в полку по-прежнему было мало.

Однажды мы шли с командиром полка майором Галайко по картофельному полю в стыке дивизий. Смотрим лежит группа солдат, семь человек.

— Кто командир?

— Я, а это моя рота, — отвечает офицер в папахе семнадцатого года.

Разговорились. Командир в папахе — бывший артист Челябинской филармонии Броварец, ладный такой, загорелый. Бойцы под стать ему. Они только что вышли из окружения.

— Что вы тут прилипли? — спрашивает Галайко.

— Как что? Пропитание ищем. Сами знаете, в солдатском брюхе давно не густо.

— Ладно. Поступаешь в мое распоряжение.

— Слушаюсь! — Броварец лихо откозырял.

«Роту» Броварца через некоторое время пополнили, и она получила боевой участок.

Было неясно, что замышляет враг на зиму? Полк много раз высылал разведку, ближнюю и поглубже, а результат плохой.

Языка достать не удавалось. Немцы стали очень осторожны.

На передовой воцарилось непривычное спокойствие. И в эти дни произошло чрезвычайное происшествие. Броварец нарушил воинскую дисциплину. Его судили и разжаловали в рядовые.

Через несколько дней проштрафившийся офицер пришел к командиру полка:

— Дайте мне самое тяжелое задание, чтобы я мог искупить свою вину, — просил он. В голосе его звучало искреннее раскаяние. Командир полка поверил и простил его.

— Нужно достать «языка». Подбери смельчаков. О готовности доложишь, — оказал майор.

— Есть добыть «языка»! — твердо ответил Броварец.

В тот же час Броварец пошел в подразделения полка и подобрал на выполнение задания шесть добровольцев.

…Темная зимняя ночь поглотила семерку отважных. Разведчики удачно прошли через минные поля свои и врага.

Немецкие часовые, непривычные к морозам, кутались в шалях. На ногах у них соломенные эрзац-боты.

Смельчаки подкрались к одному, схватили, сунули в рот кляп.

— Тащите! — скомандовал Броварец, а сам с противотанковой миной бросился к блиндажу.

«Языка» еще не протащили через нейтральное поле, как раздался взрыв. Начался переполох. Затрещали пулеметы, а вскоре начали рваться мины. На позиции стало светло, как днем.

Около трех часов разведчики ждали, пока утихнет огонь, перестанут вспыхивать ракеты.

Полумертвого от страха немца разведчики приволокли в штаб полка, а оттуда в штаб дивизии.

Так нашему командованию удалось добыть очень ценные сведения.

Броварца восстановили в звании старшего лейтенанта, и он снова стал командиром своей роты.

Командирские способности Броварца и мужество вызывали восхищение. Свою вину он искупил в многочисленных боях. Скоро его назначили командиром батальона. Но смерть не пощадила и этого отважного патриота.

* * *

…В бою под деревней Тарутино я командовал батальоном. Ожидали немецкую контратаку, поэтому спешно рыли в снежных сугробах окопы.

Мой наблюдательный пункт размещался в сарае. Группа связных ютилась в углу. За сараем лошади, орудийные передки.

Батальон поддерживала батарея 45-миллиметровых пушек.

— Мои пушки не берут танки, — жаловался комбат. Он просто был в отчаянии от этого.

Смотрю отходит его артиллерия, а за ней и стрелки.

— Остановить орудия! — кричу я.

Немец нажал очень сильно. Снаряды и мины рвутся кругом сарая, ничего не видно, кроме разрывов.

Вдруг я почувствовал сильный удар. Слышу кричат:

— Марченко убили, командира батальона убили!

Стараюсь шевелить руками и ногами, чтобы заметили, что я живой.

Очнулся только в госпитале. Тяжелое черепное ранение. Там же оказался командир батареи, который поддерживал меня в Тарутино. У него вместо ног — обрубки. Через день его унесли из палаты, и по плачу сестер я догадался, что его не стало.

Мне делали операцию в другом госпитале. Потом я очнулся в Торжке в палате выздоравливающих. Какое это счастье! Снова на ногах и почти здоров-!

Из Торжка вернулся в дивизию; ей присвоено почетное гвардейское звание.

А. А. Соболев ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА

Мне пришлось участвовать в Великой Отечественной войне с первого и до последнего дня, в больших и малых боях, на многих фронтах.

Но расскажу я только об одном эпизоде из истории артиллерийского полка, которым командовал в 1941 году при выходе из окружения.

Тяжелое это было время, не имели опыта ведения современной войны. Некоторые командиры в первые дни войны не считали нужным окапываться.

Как-то в бою я подал команду: «Огонь!».

— Не можем вести огня, противник нас обстреливает, — донеслось по проводам. Докладывал командир дивизиона.

Я повторил приказ, но командир вновь свое:

— Не могу, немцы ведут огонь по нашей огневой позиции.

Пришлось заставить вести огонь с необорудованной позиции. Потом-то научились окапываться и без команды сверху.

В перерывах между боями провожу с офицерами занятия: подготовка орудия к стрельбе, огонь с закрытых позиций и прямой наводкой, стрельба картечью и стрельба по танкам. Офицеры в свою очередь такие же занятия ведут с орудийными расчетами.

За короткий срок провели показные боевые стрельбы шрапнелью и картечью, бронебойными и фугасными снарядами. Показали действие ручных гранат, одиночных и в связках. Действие противотанковых мин, бутылок с горючей смесью. Каждый боец полка пострелял из личного оружия.