Солдаты второй линии

Однако время позднее. Что делать одинокому путнику в пограничной полосе? А если это свой? Пусть не здешний, но спешащий человек, у которого документы окажутся в порядке? Сколько минут потеряет Федя?

Но вдруг не свой и документы не в порядке?

Как же остановиться, чтоб он не догадался, чтоб не насторожился?

Федя решительно выключил зажигание.

Мотор, словно возмущенный подобным обращением, зачихал, закашлял.

Мотоцикл остановился.

Тогда Федя принялся ругаться. Он даже сам удивился, как это у него натурально получилось. Потом догадался: ругал-то он в сущности не мотоцикл, а незнакомца.

Тот подошел не торопясь. Хотел пройти мимо, но Федя остановил его:

— Вы что-нибудь понимаете в этой технике?

— Нет.

— Вот беда. И дождь, как на поденщине.

— Да.

— Промокли?

— Есть малость.

Федя дотронулся до плаща прохожего:

— Малость... Хоть выжимай.

— Ничего.

— Помоги, друг. Услуга за услугу, — сказал Федя. — Тут будка есть, от фермы. Куда же я на этом драндулете поеду. Доведем туда мотоцикл, сами обсушимся.

— Я до деревни доберусь.

— Тебе еще два часа идти. Да и кто тебя здесь ночью в избу пустит. Район-то пограничный, сам знаешь. А в будке — сами хозяева.

— Верно, — подумав, сказал незнакомец.

Они пошли, увязая в грязи по вспаханному полю. Неизвестный молчал, а Федя ругал, не переставая, дождь, погоду, поле, мотоцикл, но про себя он имел в виду только спутника.

Будка показалась из-за поворота неожиданно. В окошке горел свет.

— Кто там? — спросил неизвестный.

— Герасим Иванович, — ответил Федя, — сторож.

Неизвестный пробурчал что-то невразумительное.

Оставив мотоцикл у входа, они вошли в будку. В ней было тепло. Топилась печурка. Герасим Иванович пил чай. Он встретил пришельцев радушно.

— Вот, дед, встретил прохожего. Обсушиться привел. Принимай.

Герасим Иванович удивленно посмотрел на Федю. Дедом-то сторожа обычно не называли. Да и какой он дед, если всего полсотни стукнуло.

— Заходите, — сказал Герасим Иванович,— обсушитесь.

Федя покосился в сторону неизвестного и сказал:

— На ваше попечение, Герасим Иванович. А я попробую мотоцикл починить.

— Давай, — понимающе кивнул сторож.

Незнакомец прошел в будку, снял мокрый плащ и сел к столу. Сторож расположился поодаль и положил на колени берданку.

— Вы что это? — вскочил неизвестный.

— Да вы не беспокойтесь, — сказал сторож. — Сядьте и сидите. Оружие-то ведь заряженное.

Слышно было, как за стенами будки взревел мотор мотоцикла.

Федя летел на заставу пулей. И часу не прошло, как наряд пограничников был в будке.

Сторож по-прежнему сидел поодаль от стола с берданкой на коленях.

Перед незнакомцем стояла кружка остывшего чаю.

— Угощал, — сказал Герасим Иванович, — не пьет. Не хочется, говорит.

Глубокая граница

Это было на Н-ском участке границы. Стоял тихий сентябрьский вечер. Застава находилась на опушке большого леса, который карабкался вверх с середины склона горы. В левые окна домика начальника заставы виднелся лес и вершина, а в правые — широкая долина с пурпурными квадратами колхозных полей.

Мы с начальником заставы только что вернулись с объезда охраняемого участка. Осматривали мы его придирчиво, скрупулезно, побывали и на соседней заставе. Застава мне понравилась.

Если говорить о границе, то многие представляют ее по-разному. Для одних она — линия, проведенная на географической карте, для других — узкая полоса земли, отделяющая одно сопредельное государство от другого, для третьего — участок, который доверено ему охранять. А если, скажем, он начальник заставы, то должен знать, и сколько оврагов у него на флангах, и как и где проложена дозорная тропа, и огорожена ли она в опасных местах, чтобы ненастной ночью не пострадали по-нечаянности свои же солдаты. Хороший начальник заставы знает, сколько кустов растет на ближних и дальних пригорках. Но отличный начальник заставы знает не только это, но и всех жителей округи и со всеми в дружбе. Не в панибратском знакомстве, а в настоящей, большой, человеческой дружбе, основа которой — в сознании общности великого дела охраны границы.

Поэтому после осмотра участка мы с начальником разговорились о том, что, по его меткому выражению, называется глубокой границей.

Я спросил начальника, как помогают пограничникам в охране рубежа дружинники и местное население.

— Вот мы с вами говорим о глубине нашей границы, — сказал он, — а я, пожалуй, на этот вопрос и не смогу вам ответить. Ну, кроме как: «не знаю». Участок — знаю. Солдат на заставе, вроде, знаю. Но вот где оканчивается граница — не знаю. Раньше, по неопытности, думал — за пограничной полосой, там, где не положено бродить кому вздумается.

Начальник подлил в стакан крепкого «пограничного» чаю, закурил и продолжал:

— Однако оказалось, что участок мой глубже. И потому, что есть у советских людей, живущих близ границы, чувство высокой ответственности, неусыпной, я бы сказал, бдительности. Убедила меня в этом продавщица магазина.

— Продавщица? — переспросил я.

— Да, продавщица промтоварного магазина. Зовут ее Таисия Петровна. По фамилии Петрова. Такая, знаете, дородная женщина, у которой, хоть это и не положено, в магазине и работа и «ясли». Поселок-то, где она живет, маленький, так матери, которым отлучиться надо, ей детей оставляют.

Таисия Петровна и торгует, и за детьми смотрит. Дохнуть, как говорится, некогда.

Нельзя сказать, чтоб поселок где-то на отшибе стоял, куда чужой какой человек век не заглянет. Нет, много народу бывает. То лесорубы, то лесники, то шоферы, то трелевщики. Много пришлого народа.

И вот однажды звонит Таисия Петровна на заставу. Меня спрашивает. Не нравится, говорит, ей один покупатель. Я, грешным делом, подумал, что зря она беспокоится. Почему, спрашиваю, не нравится. Не каждый покупатель должен продавцу нравиться. А она свое: «Оптовый слишком», — говорит.

— Чем же плохо? — спрашиваю.

— Тем и плохо.

Чувствую, что волнуется продавщица, только объяснить не может, но раз уж человек взволнован, то не без причин же.

Взял я группу — и в поселок. Он километрах в пяти от заставы. Скакали, что было мочи.

Доскакали. Оставил я двух бойцов на улице. Вхожу. Детина здоровый такой стоит у прилавка. Перед ним часы золотые на прилавке. В общем, все драгоценности, что были в магазине, около него сложены. И тут же Таисия Петровна стоит, коробку с дорогими духами в руках держит. Тут же и ребятишки крутятся.