Солги обо мне. Том второй

— Или ты правда думала, что сможешь нагулять ребенка, принести его и… что?

Олег ослабляет хватку, но только для того, чтобы сжать пальцы еще сильнее, когда я, почувствовав глоток свободы, попытаюсь вырваться. Треск рвущихся с корнем волос заставляет крепко сжать зубы, но слезы все равно наворачиваются на глаза.

— То есть по твоей убогой блядской логике, я должен был взять твое наёбыша, помыть его, отчистить, дать ему свою фамилию и воспитывать как своего? Ника, ты реально тупая охуевшая пизда, если так думала, хотя все это время я считал тебя просто хитрой и расчетливой тварью.

Он резко таранит стену моим затылком и на несколько долгих минут я теряю слух и зрение. А когда понемногу «выплываю» в реальность, Олег смотрит на меня красными от бешенства глазами. Таким мерзким я его никогда не видела. Жаль, что нет сил даже для плевка ему в лицо.

Он бьет меня по щекам, чтобы привести в чувство, а чтобы голове беспомощно не упала на грудь, продолжает удерживать ее за волосы, словно боксерскую грушу.

— Я забрал мелкого выродка и отдал его папаше.
– Олег скалится, как безумная псина.
– Вернул сраный подарочек, о котором не просил. Это стоило мне кучи бабла, но, поверь, смотреть как он корчился от боли, когда я сказал, что его выродок свел тебя в могилу, было гораздо более дорогим удовольствием. Примерно таким же, как смотреть сейчас на тебя, когда с твоих заблеваных розовой ватой глаз, девочка, начинают спадать шоры и в твоей голове впервые за долгое время зреет стоящий вопрос: а почему же он ни хуя мне не сказал?!

Мне абсолютно нечего ему ответить, даже если бы у меня вдруг возникло глубокое желание устроить с этим монстром в словесную перепалку. Ему не нужны ответы, ему не нужен диалог - только смотреть, как я буду мучиться. Вот его наркотик. Поэтому он так боится меня потерять - где еще он так быстро найдет замену?

— Ты все врешь, подонок.

Странно, но именно сейчас, когда его противная тьма проникла мне под кожу и заполнила вены, я чувствую себя абсолютно свободной от страха. И больше не думаю, прежде чем сказать, подбирая правильные слова, с аптекарской точностью отмеряя эмоции.

И Олег тоже это понимает, потому что, всматриваясь в мое лицо, перестает улыбаться.

— Перестань это делать, - шипит он, запрокидывая мою голову все больше и больше, словно собирается сломать шею.
– Прекрати, Ника.

— Прекратить что?
– Я триумфально, из последних сил, широко улыбаюсь.
– Ненавидеть тебя? Презирать? Желать тебе смерти?

Он заносит руку и тыльной стороной ладони наотмашь хлещет меня по лицо. От силы ударов моя голова болтается в стороны, и я начинаю кашлять, потому что захлебываюсь кровью из разбитых десен. Но даже когда он заканчивает и я снова с трудом прихожу в себя, мне хватает безрассудства продолжать улыбаться. Только теперь к ответной злости на его лице добавляются нотки паники.

— Что?
– Облизываю разбитые губы.
– Ты расстроен и не знаешь, что делать с этой непослушной заводной игрушкой?

— Я прекрасно знаю, как заставить тебя слушаться.

— Ни черта ты не знаешь.

От удара кулаком меня швыряет на пол, прямо ничком, но я все равно скребу ногтями по дорогому серому граниту пола, пытаясь отползти. Но Олег хватает меня за руку и волочит до камина, швыряя перед ним, как трофейную шкуру. Психует и матерится, потому что долго не может развести огонь. А когда, наконец, пламя расползается по поленьям, сует внутрь кочергу.

— Задай себе вопрос, сука, почему Сабуров не сказал тебе про сына?

Он переворачивает ее, как вертел, и я начинаю догадываться, что именно он собирается сделать. Но даже перспектива получить новую порцию боли все равно уже абсолютно ничего во мне не трогает. Я вообще не уверена, что хоть что-то почувствую.

— Почему не прибежал с раскрытыми объятиями? Не поспешил устроить ваше маленькое семейное воссоединение?

— Меня от тебя тошнит, - стону я.
– Ты просто жалок. Все эти годы, когда я ложилась с тобой в постель, я не чувствовала ничего, кроме отвращения. Каждый раз, когда ты притрагивался ко мне, я хотела срезать с себя кожу, чтобы больше никогда не чувствовать грязь, прилипшую с твоих пальцев. Каждый раз, когда мне приходилось дышать с тобой одним воздухом, я мечтала чтобы он превратился в яд и ты сдох, даже если бы сдохнуть рядом с тобой пришлось и мне тоже.

Я хочу чтобы он ударил меня еще раз, и посильнее.

Пусть сознание, наконец, оставит меня, пока его мерзкая правда окончательно меня не разрушила.

Меркурий ведь действительно ничего мне не сказал.

Он просто… промолчал.

— Ты не нужна ему, девочка.
– Олег еще раз проворачивает кочергу, достает ее из огня и подносит раскаленный кончик к моему лицу.
– И мне ты тоже уже надоела. Ты стала неприятно предсказуемой и…

— Олег Викторович, я не хотел их пропускать, но…

В нашу «милую семейную драму» вторгается охранник, за спиной которого появляются трое: седой мужчина и двое мордоворотов с двух сторон от него.

Немая сцена.

Минуту или даже больше все смотрят друг на друга, как будто меня вообще не существует. Лицо Олега сначала становится удивленно-раздраженным, а потом - он прищуривается, встает и отшвыривает кочергу с видом человека, который готов поклясться перед иконами, что понятия не имеет, как она вообще оказалась у него в руке.

Я все-таки выдыхаю, потому что мне нужна была хотя бы минутная передышка, чтобы вынырнуть из этого дерьма и вдохнуть. Я потихоньку отползаю в сторону, опираюсь на диван. Ноги меня больше совсем не держат, но никто из присутствующих даже не пытается помочь.

Я откуда-то знаю этого старика. Его лицо кажется мне смутно знакомым, но я точно уверена, что никогда раньше не сидела с ним за одним столом, как это часто бывает с партнерами Олега. Может быть, просто когда-то случайно сталкивались? Олегу многие пожимают руки, когда мы вместе где-то появляемся, и часто это превращается в бесконечный конвейер лиц.

— Не уверен, что приглашал тебя в гости, - сквозь зубы обращается к седому Олег.

— А я просто ехал мимо, - расслабленно отвечает тот и, наконец, опускает на меня взгляд.

Возможно, он уже в курсе того, как именно Олег любит проводить время «с семьей» или ему просто все равно, но в прозрачных серых глазах я не вижу ни намека на сострадание. Может, это его партнер по клубу садистов?

— Можешь ехать мимо дальше, - довольно нетипично для себя, раздраженно и резко, огрызается Олег.

Обычно он не позволяет себе такого с людьми, с которыми ведет дела. По крайней мере до тех пор, пока не выжмет из них все, что ему нужно, а потом просто выбрасывает, как пустой тетрапак от сока. Я много раз слышала его телефонные разговоры с такими «ненужными» - до того, как они еще приносили выгоду и после этого. Но этот мужчина определенно не из таких, иначе не рискнул бы вламываться к Олегу без приглашения. Да еще и на его личную территорию.

— На твоем месте, Олег, - мужчина тоже подкручивает резкость в голосе, - я бы не выёбывался, а провел меня в кабинет. Пока я еще готов разговаривать с тобой человеческим языком. Или предпочитаешь сначала маски-шоу на дом, а потом - разговор через адвокатов и тюремную решетку?