Солги обо мне. Том второй
Шрифт:
Судя по его снисходительной улыбке, заканчивать фразу нет смысла. Он же здесь все подписывал и оплачивал, и в кабинете с врачом тоже сидел он. Тогда я точно не возражала против присутствия Карпова рядом, будет странно, если начну заявлять подобное теперь.
— А что до вашего мужа, Вероника…
От одного упоминания о том, что в моей жизни все еще существует Олег, волосы на коже становятся дыбом. Как будто вот этот человек – его бледная копия – послан мне сюда какими-то злыми силами как напоминание, что у меня есть муж, и по закону мы с ним состоим в официальном браке, и ему, если он меня найдет, точно так же будет открыта каждая дверь.
— … вряд ли ваши чувства
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не скривиться от брезгливости. Каким бы подонком ни был этот тип, он все-таки оплатил мое лечение. Если бы не деньги Игоря, я бы до сих пор была прикована к инвалидному креслу и к мужу. И это только в том случае, если бы Олег не договорился сдать меня в какую-то «сказочную передовую клинику» в качестве подопытного кролика. Одно это не дает мне скатиться в откровенное хамство. Даже если очень хочется и даже если Карпов это на сто процентов заслужил.
— Почему бы нам не достигнуть какого-то компромисса? – Игорь распахивает руки, как Иисус, каким его изображают на постерах в американских фильмах. – Я готов и дальше помогать вам в той степени, в которой это потребуется и в которой вы того заслуживаете. И сделаю все необходимое, чтобы ваш муж больше никогда вас не беспокоил.
На этот раз мне не удается сдержать нервный смешок.
— Рад, что смог вас развеселить, - пытаясь скрыть недовольство, говорит Карпов.
— Вы понятия не имеете, о чем говорите, Игорь. – А про себя добавляю, что, если бы Олег узнал, что на его собственность покушались, он бы просто стер Карпова в порошок.
— Думаете, я не навел справки? – Он считает себя очень умным и крутым, позволяя себе этот пренебрежительный тон. – Я не боюсь Корецкого. Мне приходилось бодаться с бычками и покрепче, чем этот.
Он еще только говорит, но краем глаза я замечаю, как дверь в палату открывается - и на пороге появляется рослая мужская фигура. На этот раз – слишком очевидно высокая и широкоплечая. На мгновение мне кажется, что боженька решил наказать Карпова за хвастовство и «уронил» Олега прямо ему на голову.
Я просто больше не знаю таких высоких мужчин. Точнее, знаю еще одного.
Но что бы ему делать здесь, за тридевять земель, после того, как я сама оборвала нашу «заочную» связь?
— Ну так может со мной пободаешься? – слышу приглушенный и хрипловатый голос. – Я как раз готов.
Этого не может быть.
Я сплю и вижу сон в стиле фильмов Ларса фон Триера, в котором происходит все, что не может происходить даже в таком кино.
Фигура переступает порог.
Солнце из коридора бьет ему в спину, и я никак не могу рассмотреть его лицо, но почему-то очень хорошо вижу лицо выпрыгивающей из-за его плеча Симоны. Она определенно впечатлена, потому что густо покраснела и смотрит на него во все глаза. Семенит за ним, иногда смешно становясь на цыпочки, чтобы дотянуться хотя бы до его плеча.
Я сжимаю пальцы вокруг поручней ходунков.
Он делает еще два шага. Загораживает широкой спиной яркие солнечные лучи.
— Привет, Планетка. – Он совсем не улыбается. Только подтягивает повыше рукава черной толстовки с кроваво-красным принтом в виде рыдающих черепов, и я снова, как в первый раз, отчаянно сильно залипаю на его татуированные до самых запястий руки. – Прости, что без цветов. А мишка там, - кивает за спину, - мне сказали, что он слишком большой и это запрещено
правилами больницы.— Меркурий… - одними губами произношу имя, которым его называю только я. – Ты мне снишься?
— Не-а, Планетка. Все по-настоящему.
Я закрываю лицо ладонями, чтобы он не видел, как безобразно сопливо я реву.
Глава третья: Меркурий
Глава третья: Меркурий
Первый раз за все мои тридцать три года я хочу ущипнуть себя за что-нибудь, чтобы убедиться, что на этот раз точно не сплю. Что Вера не пропадет, когда я потянусь к ней руками.
От желания прикоснуться к ней сводит пальцы, и я как-то почти трусливо сую их в передние карманы джинсов. Потому что на этот раз мой «сон» слишком реален. Пиздец как реален. Настолько реален, что, если моя ладонь снова сожмет только пустоту, я рехнусь. Даже если все это звучит как какая-то сопливая херня.
— Сеньорита Вероника? – слышу сзади плохо говорящую по-английски медсестру. – Все в порядке?
Кажется, я никогда не видел таких круглых женских глаз, как когда она увидела меня в коридоре и что-то там лопотала на своем языке о размерах «сувенира». Хотя не уверен, что моего знания итальянского достаточно, чтобы правильно перевести ее слова. В любо случае, медведя пришлось оставить за порогом.
— Все хорошо, Симона. – Голос Планетки едва пробивается сквозь ладони, за которыми она прячет лицо, словно хочет стать невидимой для всего мира. – Это… мой хороший друг.
Друг, да?
Медсестра хмурится, когда снова поворачивает голову в мою сторону. Я просто безразлично пожимаю плечами. Чтобы попасть к Вере, пришлось врубить на максимум все свое обаяние и умение красиво пиздеть прямо в глаза: начесал им, что я – ее брат, и что у нас разные фамилии из-за сложных семейных обстоятельств. На ходу сочинил целый сценарий для мыльной оперы. Когда закончил с подробностями, вряд ли кто-то из «слушателей» помнил, с чего все начиналось. В общем, когда нужно – я умею первоклассно ездить по ушам. Часть моих «рабочих» навыков. Когда, например, нужно уговорить мужика напротив положить ствол, обещая сохранить ему жизнь. Работает безотказно, ни единой осечки на моей памяти.
— Друзьям не разрешены посещения, - пытается напомнить о правилах итальянка, но я уже иду вперед и становлюсь перед Планеткой, закрывая ее своей спиной. – Есть правила.
— Все хорошо, - бормочет Вера. – Это правда совсем не посторонний человек.
А я мысленно добавляю, что если они попытаются вытолкать меня отсюда, то пусть лучше сразу собирают всю охрану, которая тут у них водится.
— Что происходит? – кукарекает чучело, которое я успел поймать на громких и пафосных словах насчет бодания с крутыми мужиками. Обычно тело, необремененное хорошей физической формой, бодаться способно разве что с собственным отражением в зеркале. – Вероника, кто это?
— Ты глухой что ли? – опережаю ее с ответом. – Я лучший друг, мужик. По совместительству – крепкий бычок, с которым можно пободаться. Но лучше не нужно.
Сейчас, когда я могу поближе рассмотреть его лицо, вспоминаю, где уже мог его видеть. На тех фотках с камер слежения, которыми Олег размахивал перед моим носом, пытаясь доказать, что это чучело – любовник Планетки, с которым она сбежала. У меня отличная, почти фотографическая память на лица (хотя, каюсь, пару раз не узнавал тёлок, которые притирались ко мне на улице с претензиями, куда я пропал и почему не перезвонил). Я бы и этого сразу узнал, но смазанные черно-белые снимки поганого разрешения – так себе подспорье. Тем более, там его рожа была в профиль, а тут – глаза в глаза.