Солнце далеко
Шрифт:
В трактире раздался револьверный выстрел. Завизжала какая-то женщина.
«Не она ли это?» — промелькнуло в голове у Вука.
— Мы вдвоем подойдем, будто здешние крестьяне, и сразу же обезоружим. Это крестьяне, их насильно мобилизовали. Они не опасны, — сказал подпольщик.
— Я с пулеметом ворвусь в дверь, а вы окружите трактир и будете следить за окнами! Если кто появится — стреляйте. Приготовьте гранаты. Ну идите же вы, двое! Идите как ни в чем не бывало, — тихим голосом распоряжался Вук.
Подпольщики вышли на дорогу и направились к часовым. Вук с остальными,
— Кто идет? — строго окликнул часовой.
— Свои. Мы крестьяне! — ответили подпольщики в один голос.
— Стой! Первый — три шага вперед, второй — ложись! Руки вверх!
— Да погоди, мы посыльные, несем почту капитану.
— Руки вверх!
— Ну хватит тебе дурить. Хорохорься где требуется, а перед нами нечего.
— А как звать? — спросил часовой.
Они назвали вымышленные имена.
— Ну идите. Только нужно сначала доложить. Мико, пойди сюда! — позвал часовой второго.
Дождавшись, когда тот подошел, подпольщики кинулись к часовым, которые уже спокойно повесили за спину винтовки, выхватили револьверы и шепотом скомандовали:
— Руки вверх! Молчать. Только пикните — убьем.
— Братцы, мы же сельская стража, — испуганно заговорили часовые, поднимая руки.
Их обезоружили.
— Лежите и молчите! Ничего мы вам не сделаем, а если побежите или крикните — пристрелим!
Увидев, что с часовыми покончено, Вук перебежал дорогу и, прислушиваясь, остановился возле дверей трактира. Партизаны быстро окружили трактир. Один из них встал рядом с Вуком, наблюдая за ближайшим окном. В трактире пели и кричали. Визжали пьяные женщины. Вук не мог понять, одна там женщина или две. Если две, то голоса их очень похожи. Он вздрогнул: «А что если она здесь?.. Если здесь… убью» — подумал он и снова прислушался. Вук вдруг ослаб. Какая-то усталость разлилась по телу. Женщина в трактире громко смеялась, совсем как Бранка. «Это она!.. Сука! Как она может? — руки его дрожали. — Нет, не могу!» — сказал он себе, надломленный отчаянием.
— Идем, чего ждешь? — зашептал партизан, встревоженный нерешительностью командира.
Где-то раздались взрывы гранат и сухой треск пулеметов. Это было далеко, и залпы напоминали стук дятла о сухую кору.
— Это наши! — снова шепнул партизан, чтобы ободрить Вука.
Вук думал о том, что сказать, когда он ворвется в трактир, и сразу ли ему стрелять в нее. И, словно испугавшись своего замешательства, он распахнул дверь и, пригнувшись, изо всех сил крикнул:
— С рождеством христовым!
В первое мгновение никто не заметил Вука и не обратил внимания на приветствие. Четники попрежнему горланили и пили, сидя за длинным столом, заставленным бокалами и всевозможными яствами. Из всего этого Вук разглядел только ощерившуюся на него свиную голову и бородатого, косматого четника в глубине стола, на коленях у которого пела женщина. Лица ее не было видно.
Увидав Вука, четники застыли от неожиданности и крайнего изумления. Замерли речи, прерванные на полуслове, люди окаменели в тех позах, в которых застал их Вук.
— А вот и
Милош! — крикнул Вук и дал первую пулеметную очередь по бородатому четнику и женщине, а уж потом принялся косить по столу вдоль и поперек. Лампа погасла. Раздались стоны и крики о помощи, заглушаемые отчаянным женским воплем. Вук снова направил пулемет в ту сторону, откуда слышался женский крик, и держал его так до тех пор, пока крик не смолк.В трактире поднялся переполох — слышались крики и предсмертное хрипение.
Бросившись к окнам, оставшиеся в живых четники открыли огонь из револьверов. Но за окнами их подстерегали партизанские пули и гранаты.
Вук выскочил на улицу, продолжая строчить по окнам и двери. Он стрелял, как в бреду.
— Братцы, не стреляйте!.. Сдаюсь!
— Коммунисты, вы дорого заплатите!
— Сдаюсь!
Четники продолжали стрелять из трактира, они кричали, звали на помощь и даже бросили пару гранат. Взрывная волна чуть не свалила Вука. Он едва удержался на ногах. Партизаны в ответ бросили гранаты в трактир; из окон посыпались стекла. Четники в доме перестали стрелять. Прекратили огонь и партизаны. Теперь были слышны только стоны раненых. Но те из четников, которым удалось бежать через окна, все же стреляли издали по трактиру. Они кричали:
— Ком-му-нисты!
Два дрожащих, плачущих голоса негромко взывали:
— Сдаемся, братцы!.. Сдаемся!..
— Выходите сюда! — глухим голосом приказал Вук.
Из трактира, подняв вверх руки, вышли двое четников без шапок, с длинными всклокоченными волосами.
Вук позвал Блаже, чтобы тот обыскал четников, но Блаже не отозвался. Двое других партизан обыскали их.
— Убийцы! — крикнул партизан, забирая у них револьверы.
— Мы никого не убивали. Мы только…
— Там есть еще кто-нибудь? — прервал их Вук.
— Нет… Только мы и остались в живых… У меня есть карманный фонарик — посмотрите сами.
— Ложись и молчи! Связать им руки!
Четники громко и протяжно заголосили, моля о пощаде. Вук боролся с собой; ему хотелось взглянуть на убитую им женщину, но он боялся: а вдруг Бранка? Мысль о том, что это могла быть она, приводила его в ужас. Несколько секунд Вук колебался, но, когда двое партизан вошли в трактир и осветили его взятым у четника фонарем, он решился. На полу, среди опрокинутых стульев и лавок, в лужах крови лежали убитые, осыпанные сбитой с потолка штукатуркой. Со стола, из разбитых бокалов, текло вино — оно капало на трупы, стекало на пол, смешиваясь с кровью. Все та же ощерившаяся свиная голова лежала на столе и скалила зубы.
— Соберите оружие… — едва выговорил он и вышел на улицу, но тотчас же вернулся, будто забыл что-то. Он достал свой фонарик и осветил ту часть стола, где сидела женщина.
Оттого, что рука его дрожала, свет фонарика прыгал и метался по трупам, мебели, по столу, уставленному закусками. Он подошел ближе и нагнулся. Это была какая-то незнакомая ему женщина. Мертвая, грязная, она перевесилась через труп бородатого четника. Вуку сразу стало легче, но в то же время его охватило новое, дотоле неведомое чувство.