Солнце красно поутру...
Шрифт:
И лег как ни в чем не бывало. Вытянул голову на траве, смирнехонько смотрит куда-то в сторону. Ведь больше ему ничего и не надо, с волками бы только быть.
Хозяева-звери не тронули старого волка. Лишь подальше увели волчат. А вскоре привыкли к навязчивому соседу. Ценой безупречного унижения заслужил он доверие у чужих волков. Старик не лез близко к логову, не мешал им ни в чем, и, может быть, только эта покорность хранила ненадежный мир.
Шли летние дни. Шумной, полной забот жизнью были наполнены леса. Молодые птицы вылетали из гнезд,
Выпадало мало дождей, и приглушенная зноем растительность завядала раньше срока. Звонко шумели усохшие травы, бледнел на березах лист. Обмелели горные реки, пересохли ржавые топи болот. Под жгучим солнцем понуро млели лишенные влаги высокие тростники.
Только лесные травы еще не испытывали засухи. В неудержимом росте они сплелись, перевились и вылегли ковром. Дополняя пестроту цветения, в травах там и тут проглядывали ягоды. Много в то лето уродилось ягод.
Беззаботно поживал медведь Драно Ухо. Неузнаваем стал. Округлились бока, вздулась шея. Как и весной, день его начинался с восходом солнца. С первой песней зарянки зверь отправлялся на любимые ягодные места.
Уже давно, поспела земляника, скоро созреет черника. Ел мишка ягоды очень охотно, не считаясь со временем и трудами. С рассвета до потемок пропадал на ягодниках. Собирал не по ягодке и не по две — это ведь мука! — загребал их лапищами вместе с травой и стеблями. В местах медвежьих обедов все было смято, измусолено, пучки изжеванной травы валялись кругом.
Позднее мишка ел и черемуху, и смородину, и рябину. Рябина была хоть не так и вкусна, но уж больно пленила обильными гроздьями.
Завидущими глазами смотрел Драно Ухо на сухую осину — высоко в дупле был пчелиный рой. Нескончаемой вереницей летали пчелки в дупло. Соблазнительно пахло от осины. Но попробуй залезь туда! Пчелы дружно отстаивали свои кельи. Сунулся как-то и с позором удрал. Набились в шерсть, в уши, изжалили всю морду. И все же каждое утро приходил сластена послушать тихозвонную осину. Послушает — и с тем обратно убирается. Видит око, да зуб неймет…
Но больше всего любил мишка малину. Бывало, не только днем, но и ночью он пасся в малиннике. В поисках этой ягоды зверь часто делал переходы.
Наступила пора менять шубу. Чесались бока, и медведь шоркался о деревья, оставляя на коре и сучках тусклую бурую шерсть.
Во второй половине лета с медведем приключилось непонятное. Забыл про ягоды, забыл про мед и, беспокойный, слонялся по лесу с утра до ночи. Даже любимая ягода малина перестала занимать медведя.
И вот Драно Ухо исчез.
Далеко за Калиновкой, в тенистом еловом лесу, жила медвежья семья — медведица и три медвежонка. Один медвежонок был больше и старше других как раз на год. Малыши — назойливые и задиристые. Они здорово надоедали старшему брату — пестуну. Пестун от них даже ревел, но обижать не смел. За это мамаша давала хорошую взбучку.
Семья жила в родном околотке, на берегу заросшей речки. Заросли ольхи и черемухи были настолько густы, что совсем закрывали реку. В сумрачной чаще медведи наделали троп и чувствовали себя в безопасности.
Медвежата любили купаться. В жаркие дни они не обсыхали до вечера. В перерывы между купаниями вместе с матерью жевали смородину, мягкие стебельки, выбирали из травы гусениц и жучков. Еще ходили в соседний кедровник за орехами. И орехов, и ягод, и грибов было
в достатке у глухой лесной речки.И вот однажды утром, когда медвежата еще спали, донесся отдаленный треск кустов. Мать вскочила, вскочили и медвежата. Удивленные, они далее привстали на задние лапы. Медведица не на шутку встревожилась. Живо собрала детишек и, подталкивая мордой впереди себя, повела их глубже в заросли. Один медвежонок в спешке запнулся, свалился с тропы, заскулил. Рявкнула мать, схватила его зубами за шиворот и снова толкнула за братьями. Но поздно было скрываться. Кто-то их догонял.
Пуще прежнего заволновалась медведица, угнала с глаз детишек, а сама развернулась и встала навстречу опасности, прижав уши. Не прошло и минуты, как кусты затрещали совсем рядом, и на тропу вывалил грузный медведь. Да какой он смешной: уха нет! Приблизился Драно Ухо, ласково уркнул. Уркнула в ответ и медведица, но не грозно, а вроде бы даже приветливо. Они долго знакомились, обнюхивая друг друга и остались вместе.
В медвежьей семье появился хозяин. Враждебно и недоверчиво относились к нему медвежата. Перестали играть, не купались и день-деньской лежали в смородиннике.
Мать словно подменили. Драно Ухо всегда был с ней рядом и близко не подпускал медвежат. Иногда взрослые надолго уходили, оставляя медвежат одних. Испугались малыши такой перемены. Совсем присмирели и не показывались на глаза.
Старшему медвежонку-пестуну надоело таиться в кустарнике. Выбрался как-то из чащи, решительно подошел к матери. Прижал ухо медведь, угрожающе зарычал. Пестун не взглянул на него. Громче заревел медведь и набросился на дерзкого пестуна. В схватке звери покатились по траве. Только шерсть летит! Извернулся пестун, выскользнул из объятий старика да и огрел его что есть силы лапой по больному уху. Загудело в голове у старого, закачался, закружился, вот-вот упадет! Пестун прыгнул в сторону и скрылся в зарослях. С этого дня он больше никогда не приходил к родной семье.
Изгнав большака, Драно Ухо словно бы успокоился, не преследовал медведицу, не отгонял от нее малышей. И они стали привыкать к старому зверю. Все смелее подходили к нему, пробовали играть. Теперь они вместе паслись на береговых лужайках, вместе купались и отдыхали. Вскоре все забыли о пестуне. Он, большой, сильный, не пропадет и один.
Лето шло под уклон. На полях дозревали хлеба, отцветали и сохли травы. Близкая осень напоминала о себе холодными ветрами, желтеющими березами. Уже давно в лесах не слышно флейты скрытной иволги, редко поет свою песенку зяблик. Светлые туманы встают над вечерними полянами, вишнево рдеют в мглистом рассвете недолгие зори.
Еще больше заскучал старый волк. Лежит в сухом папоротнике у чужого логова, головы не поднимает. Слышит, как играют волчата в траве, бегают и визжат. Где-то недалеко от них взрослые волки. Но и к ним уже не влечет старика. Немощь и дряхлость вконец одолели. Последние зубы выпадывают, лапы в суставах болят. Глух, слеповат стал серый. Дни и ночи лежит в папоротнике, даже полевок ловить не ходит. Привыкли к безвредному зверю волки, не бьют и не гонят.
Не так уж много бродит в лесах одиноких волков. То хилы по природе, то слабы здоровьем от увечья — и отторгли их суровые родичи. И гибнут такие звери, не выносят тягостного одиночества.