Солнце любви

Я решил подписать ЕЙ свою книгу, причём книгу о любви… И не просто о любви. Только что вышел в свет мой сборник стихов. Безошибочный приём! Подаренная автором книга, да ещё про любовь располагает к размышлениям, должна расположить.

Мне ещё нужно было побывать в журнале, где часто печатался, а потом идти на свидание. В кармане у меня лежали ключи от квартиры приятеля, а, следовательно, ожидали приятные развлечения. Нельзя сказать, чтобы я очень спешил на подобные встречи, но они стали регулярными, размеренными и привычными, сделались неотъемлемой частью жизни.

Человек всегда стремится получить то, чего не хватает в семье. Мне, видно, тоже чего-то не хватало, или так казалось тогда. Тем не менее, ещё накануне я думал о той встрече действительно, как о чём-то приятном.

И вот теперь, спустя совсем немного времени случилось событие, пронзившее меня, мои чувства и мысли – я уже как-то равнодушно размышлял о предстоящем.

В редакции пришлось задержаться. Я поглядывал на часы, но не нервничал, как прежде, боясь опоздать, а совершенно безразлично наблюдал за тем, как стрелки часов отсчитывают последний отрезок времени до намеченного часа. Я уже опаздывал, но по-прежнему не торопился. Пробежали ещё минуты, и я уже опоздал, но и это не взволновало меня. Тем не менее, я всё же отправился на условленное место. Зачем? Было ясно, что уже опоздал. Потом вернул ключи товарищу, поблагодарил и сказал, что вряд ли они скоро понадобятся. Почему так сказал? Ведь каждое новое знакомство в итоге своём приводит к одному и тому же результату, хоть и различному по своему значению, по важности для каждого. И всё же результат один. Но в данном случае я почему-то не слишком надеялся на скорый результат, хотя для себя уже выбор сделал – недаром опоздал на свидание.

Выбор-то выбором… Но как подступиться к предмету этого своего выбора, совсем не представлял. Я не знал, с чего начать разговор, как назначить встречу? Да и не сразу попал в школу, а лишь спустя несколько дней – и вот тогда вручил книгу с тёплой, содержащий весьма осторожный намёк, но ни к чему не обязывающей подписью.

ОНА была в восторге:

– Как, вы писатель?

И тут же прочла четверостишие, раскрыв наугад:

…Мне всё чудится: знаю тебя я давно,

И с тобою в мечтах я повенчан,

Неужели мне лучшую встретить дано

Из созвездья Тургеневских Женщин…

– Это кому же посвящено? – спросила ОНА с игривым прищуром.

– Пока никому… Но возможно я писал о ВАС, предрекая встречу. Ведь каждый поэт немножечко пророк…

– Вы меня интригуете… Так сразу…

Удивительное это дело – подпись автора. Авторов книг сейчас хоть пруд пруди, хотя писателей нет совсем. Тем не менее, человеку, впервые встречающемуся с тем, чьё имя стоит на обложке книги, всегда интересно, удивительно, необычно.

Первые мимолётные встречи всё в той же школе, где ОНА учила детей музыке, ничего мне не дали. Я под разными предлогами задерживался там, чтобы как-то с НЕЙ поговорить, я придумывал множество предлогов, я даже

выступал перед учениками с беседами на поэтические темы – ведь многие из них мечтали стать композиторами. Я рассказывал ученикам, но говорил для НЕЁ. Я ловил ЕЁ внимательный взгляд, я ощущал неподдельный интерес к тому, что рассказывал.

Я много выступал и много видел слушателей, заинтересованных и безразличных, внимательных и невнимательных. ОНА умела слушать как-то по-особенному – всей душой. ОНА не спускала глаз с меня и словно повторяла в мыслях то, что я говорил. Иногда даже кивала головой в такт моим словам, и в этот момент, казалось, одними губами ОНА повторяет мои слова. ОНА сидела возле окна и смотрела на меня, а я, прохаживаясь по классу, нет-нет да поглядывал на НЕЁ украдкой. И всё более манило меня ЕЁ милое личика с улыбкой, которая иногда становилась озорной. Всё более притягивали кудряшки и собранные в пучок волосы с вплетённым в них зелёным бантиком.

Когда я смотрел на неё, как-то очень тепло становилось на сердце и хотелось говорить ещё ярче, рассказывать ещё интереснее – недаром под взглядом любимой женщины появляются у человека неведомые силы, проявляется особенное красноречие.

Но как же, как перенести наши встречи за пределы школы?

Удивительно, что я думал об этом словно о чём-то несбыточном. Казалось бы, чего проще – назначить свидание, да и всё. Но… это представлялось делом невероятно трудным, почти невозможным. Как переступить грань, которую прежде не раз переступал легко и просто? Сейчас всё представлялось не таким, как раньше. Просто казалось, что вот предложу сейчас встречу и разорву ту хрупкую ниточку, которая едва протянулась между нами. Глазами мы уже говорили друг другу много больше, чем решались сказать словами.

Я искал и думал, думал и искал.

Наконец, я даже пригласил весь ЕЁ класс на интересный литературный вечер. На том вечере впервые сел с нею рядом. Сидели молча, слушали, что говорили выступающие, а точнее, слушала ОНА – я ничего не слушал и не слышал. Близость ЕЁ волновала и будоражила меня, мысли путались.

Мы вышли на улицу, остановились у подъезда. ОНА сказала несколько слов школьникам и вдруг подошла ко мне и крепко взяла под руку…

…А потом я затевал разные встречи, чтобы только видеть ЕЁ. Мы проводили поэтические вечера, мы собирались, чтобы попеть песни, сочинённые моими друзьями и знакомыми.

И однажды ОНА, сильно смущаясь, взяла гитару и сказала, что хочет спеть песню на мои стихи, которые ЕЙ очень понравились…

И запела…

Заключительные слова были трогательны… ОНА пела, и по щеке катилась слеза… ОНА пела так, что у меня тоже защипало в глазах:

И гаснет на устах печальная молитва,

И слышит только Бог тоску в моих стихах!

Тогда же я пытался начать поэму о НЕЙ, но… что-то не получалось. Впрочем, так уж выходило, что всеми своими значительными (на мой взгляд) стихотворениями и поэмами о любви отмечены завершения моих романов. Получалось, что «выписавшись» по данной теме полностью, я как бы выплёскивал из себя чувство, как бы разряжался – всё, что было в сердце, уходило в бумагу, а дальше в реальном мире оставалась лишь пустота.

Мне не хотелось, чтобы это случилось теперь. Но я не знал, отчего так сильно тянет к чистому листу бумаги. Всё начиналось необычно. И необычность эта заставляла меня волноваться: нет, не тревожило, а именно волновало сердце. Постепенно мне удалось сузить круг участников наших встреч, но долго ещё не удавалось найти причину, чтобы встретиться с НЕЮ наедине.

Прошёл месяц, а мы ещё даже ни разу не поцеловались – так ведь нам-то уже не 15 лет… В зрелом возрасте всё происходит значительно быстрее, особенно когда тебе за сорок, а ей тридцать пять. ОНА была моложе на десяток лет.

Отличная разница – отличная для тех лет! Впрочем, дело даже не в этом. В НЕЙ сохранился девичий задор, сохранилось озорство, которое редко встречается в наш безумный век. Впрочем, мы были в значительной степени людьми иного времени, времени доперестроечного, когда ещё существовали иные естественные идеалы, когда существовали понятия о чести и достоинстве, когда всё измерялось не только не долларом, но даже и не рублём… Но уже тогда такие как ОНА женщины, были редкостью. Вот так как-то сразу я стал думать о НЕЙ, как о человеке со сложившимися нравственными нормами, с твёрдыми, устоявшимися нормами, с твёрдыми, устоявшимися взглядами и привычками.

Долгое время ОНА без стеснения рассказывала о реакции мужа на ЕЁ увлечения литературой, на попытки писать песни.

– Мой говорит: «Ну, мать, ты скоро совсем композиторшей станешь».

«Неужели ОНА не понимает, – думал я, – что всё это просто прелюдия к тому, что я задумал?»

А собственно, что я задумал? Как ответить на этот вопрос?

Я женат, у меня дети… ОНА замужем. И тоже дети…

Как ЕЙ объяснить, что мне нужно, если и сам ещё толком не знаю, что хочу? Да, я привык к своему ритму жизни. Семья семьей, но обязательно любовница – одна на какой-то определённый период, иногда короткий, но яркий и насыщенный, иногда длинный и довольно спокойный. Однажды весь роман продолжался ровно два месяца, причём, всё началось с близости в первый день. Потом были приключения самые разнообразные, путешествия яркие, встречи горячие. И весьма романтичное завершение. Я поставил точку в романе вместе с точкой, поставленной в большом стихотворении о нём! То стихотворение я написал в последнюю ночь встречи, причём накрутил всё так, что поверил во многие из того, чего не было..