Солнце моё, взгляни на меня...
Шрифт:
– А ты чего это?
– Какой недогадливый мальчик. Зачем ночью женщина к мужчине может придти?
Я был не настолько туп чтобы не знать, но от неожиданности и прямоты ее намерений брякнул:
– Ты ко всем постояльцам так ходишь?
– Нет. Обычно заселяются какие-то мрачные дядьки.
Кажется женщина вовсе не смутилась на мой дурацкий вопрос. Она приблизилась совсем вплотную. Я ощущал аромат ее тела, волос. Сквозь ткань почувствовал касание мягких тяжелых грудей и мое собственное тело начало отвечать независимо от мозгов. Когда я задал еще один глупый вопрос:
– Как тебя зовут?
...она лишь усмехнулась:
– Меня не зовут, я сама прихожу.
.. Одна ее ладонь сунулась мне под майку, а вторая нырнула в штаны
– Похоже что его не интересует мое имя.
Промурлыкала женщина и поцеловала меня в губы, а потом спустилась ниже, еще ниже.. Спустя примерно полчаса мы лежали на старом диванчике, совершенно не годящемся на двоих, но как-то помещались. Может быть потому что женщина наполовину лежала на мне, положив голову мне на грудь а ногу закинув на мой живот. Признаться, такого у меня еще не было. Я, конечно, не девственник давно, но раньше весь опыт был почти исключительно со сверстницами. Все было как-то второпях, просто и без затей. Что взять с семнадцатилетних юнцов? Недавний выпуск пара со шлюхой и опытом-то назвать нельзя. А с этой чудесницей я понял сколько удовольствия может принести занятие любовью с женщиной. Мы отдыхали и молчали. Да и о чем говорить? О погоде, ешки-матрешки?.
– Можешь называть меня Ладой.
Неожиданно сказала женщина тихим голосом. Я посчитал что невежливо будет не представиться той, чьи ноги буквально только что были на моих плечах..
– Владимир.
Лада помолчала и очень буднично спросила:
– Когда уезжаешь?
– Послезавтра.
– Хм. Значит времени у нас достаточно.
– Достаточно для чего?
Вместо ответа Лада чуть сместила теплую ногу и принялась тереться ей о мой низ живота. Тело ответило бодрым подъемом того что сяньюни называют на своем языке "нефритовым стержнем". Чувствуя кожей бока как твердеют женские соски, я усмехнулся:
– Имя тебе очень удачно подходит.
.. И мы снова занялись приятным делом. Была уже середина ночи, когда мы отдышались, поворочались и Лада заявила:
– Тут очень неудобно. Пойдем ко мне. Заодно и выспимся по-человечески.
Я только пожал плечами, натянул штаны, которые почему-то нашел висящими на радиовиде, и пошел за Ладой. Чуть не забыл запереть дверь. Может это настоящая Лада, богиня любви, спустилась на землю поразвлечься? Старые сказки говорят что такое когда-то бывало. У Лады была настоящая двойная кровать, застеленная чистым свежим бельем. Я лег в нее как в гору пуха и сразу начал засыпать. Женщина тоже засопела рядом. Давно я не спал в таких прекрасных услови.. я.. х.. х-хр...
Я не буду подробно вспоминать следующие день и ночь. И так понятно, что мягкую постель и вкусную еду я отработал сполна. С одной стороны это было незабываемо и здорово - я узнал такие любовные позы и способы, что даже диву давался. С другой стороны Лада выжала меня как тряпку, до капли. По-моему я даже себе кое-что немножечко натер. Этак недельку таких радостей - и перед смертью от истощения порадуешься мозоли, благодаря которой теперь спокойно сможешь играть рожном на балалайке. Наверное я налюбился на год вперед.
Стараясь держать ноги на ширине плеч, я стоял перед дверью наборщика. Тот открыл без слов, пропустил сразу в поварню и шлепнул на исчерканную клеенку стола бумажный пакет:
– Забирай. Временно ты Твердолик Корепанович Березкин, семь тысяч четыреста восемьдесят четвертого года рождения, уроженец поселения Якшма Малахитового уезда. Там удостоверение личности и направление для найма на сухогруз "Норд" грузчиком..
Я проверил. Действительно, Твердолик Корепанович из Якшмы. Наборщик мрачно прервал мои изучения:
– Совпадает?
– Угу.
– Ага, блин. Забирай и катись.
Я пожал плечами и вышел вон. Поддернул сумку на плече, осторожно почесал натруженное место и отправился на вокзал.
Деньгами на дорогу меня снабдил Синев еще перед отправкой, так что на этот счет я не переживал. Четыре дня на поезде слились в череду
валяния на полке, пяленья в окно, еды, сна и опять по кругу. Разбавлялась череда воспоминаниями о Ладе и времени, проведенном с ней. Эта женщина знала толк в любовных утехах и в свои двадцать пять стала мне настоящей наставницей. Естественно, ни о какой большой и чистой любви и речи не шло. Просто она использовала меня как машину для удовлетворения своей женской похоти. Если сначала мне и казалось, что это я ее приходую благодаря своей крутости, то уже утром следующего дня Лада показала мне - кто тут кого имеет. Хотя, честно сказать, я был не против.Староневский встретил меня холодом и сыростью. Море давало о себе знать. Подумать только, в Сибири теплее чем на севере Россы. Когда ходил в местное отделение Иностранного Приказа за выездной печатью - потел не взирая на северный ветер. Однако еще сильнее потел, когда пошел в соседнее здание за въездной печатью Римской Империи. Наши-то глаза прикроют на поддельное удостоверение, если СВР шепнет. А вот имперские... Но Трибог был милостив и мне шлепнули печать с орлом на страницу въезда. В тот же день я прибыл в морской порт в поисках сухогруза "Норд". Как человеку далекому от морских дел мне все тут было вновинку. У причалов стояли здоровенные корабли один другого больше, и который из них сухогруз - я решительно не знал. Искал по названиям. Два причала обошел. Никакого "Норда". На третьем причле я остановился около носа большого серого корабля, на котором белыми буквами было написано "Nord". Ничего себе громадина. Подошел к сходням. Припоминаю, что дежурящий около них моряк называется вахтенным. Здоровячок в синей робе и круглой шапке скользнул по мне взглядом и снова продолжил считать чаек. Ешки-матрешки, может он росского-то не знает? Я нерешительно обратился:
– Извините, уважаемый...
Здоровячок вновь взглянул на меня:
– Что такое?
– У меня.. Вот.
Я протянул ему направление. Моряк повертел бумагу в руках, вернул мне.
– Минуту.
Он взял с аппарата электросвязи трубку и сказал в нее пару фраз на латинском. Послушал ответ и сказал:
– Поднимайтесь на борт. Вас встретят.
Я бочком протиснулся на сходни, пошагал вверх. На палубе, как называется на кораблях любой настил, меня действительно встретили. Крепкий мужчина в не морской, а скорее военной робе требовательно протянул руку и сказал на чистом росском:
– Ваши бумаги.
Я протянул ему направление. Он все равно нетерпеливо смотрел на меня и я отдал ему книжечку удостоверения личности. Мужчина даже не глядя сунул мои бумаги во внутренний карман. Я малость охренел, а мужик все-таки пояснил:
– Вы хотели вступить в Иноземные войска Римской империи?
– Да.
– Вы приняты. Идите за мной.
Быстро однако. Не оставалось ничего другого как пойти за решительным мужиком. После многочисленных дверей, лестниц и коридоров мы вошли в довольно просторное помещение. Низкие потолки, серая и синяя краска, светильники в решетчатых ограждениях. Все было непривычным. Помещение наполовину заставлено двухуровневыми койками с одеялами такого знакомого мне казенного вида, что я сразу почувствовал себя в стрелецкой палате. На нижних койках сидело человек тридцать-сорок в разномастной одежде. При нашем появлении все повставали, а один мужик вышел в проход и вытянулся по стойке "смирно", разве что не козырнул и каблуками не щелкнул. Решительный кивнул ему и сказал:
– Размести человека, объясни что к чему.
– Да, господин центурион!
О. Имперские звания. Я раньше не интересовался ими и теперь жалею. Наверное что-то довольно высокое, типа подъесаула или может даже есаула. Центурион окинул взглядом помещение, называющееся кубриком, и вышел. Все зашевелились. Заскрипели сетки. Люди садились и даже ложились на койки, вернувшись к своим делам, вернее к безделью. Тот мужик, к которому обращался центурион, подошел ко мне и протянул руку:
– Мирослав. Я тут за старешего пока на место не прибудем.