Солнце отца

Их мечи и топоры. Сольвейг обернулась, вспомнив об оружии сестры, но увидела Хокона, идущего позади нее и держащего меч и щит Илвы в руках. Он не забыл.

Повернувшись вперед, она вдруг осознала, что Магни держит ее, ухватив рукой чуть выше локтя. Уставившись на его руку, она потянула ее, но он держал крепко.

Сольвейг подняла взгляд на его лицо и обнаружила, что он наблюдает за ней своими печальными глазами.

— Тебе не нужно меня удерживать. Я твердо стою на ногах.

— Я знаю.

— Тогда отпусти.

Когда он это сделал, его губ коснулась слабая улыбка. В выражении лица Магни было что-то, что, как ей казалось, она должна была понять, что-то, что, как ей казалось, ей не понравится, но голова и сердце Сольвейг были заняты поисками скорби о смерти сестры, и она не стала думать об этом.

Она отвернулась от него и увидела, что все налетчики прекратили свою работу, чтобы встать и посмотреть, как Вали Грозовой Волк и Бренна Око Бога несут в лагерь свою мертвую дочь. Никому из павших сегодня воинов не досталось было такой чести.

И все же Сольвейг ничего не чувствовала.

Внезапно все вокруг показалось ей странным и непонятным — яростное горе ее матери, тихая печаль отца, грустные глаза Магни, стоическая бдительность Хокона. Даже потрясенное молчание Леифа, казалось, давило на нее.

Она бросилась прочь от своей семьи и побежала в сторону леса.

2

Магни смотрел, как Сольвейг бежит к деревьям — так быстро, будто сама Хель поднялась из темноты, карабкаясь по черепам подлых мертвецов, чтобы догнать ее и унести.

Она убежала одна и до того, как начались переговоры с франками. В лесу могло таиться множество опасностей.

Он повернулся к своему отцу, ее родителям и брату. Никто больше не заметил ее ухода; Вали и Бренна были сосредоточены на своей погибшей младшей дочери, а отец Магни и Хокон — на Вали и Бренне.

Лагерь замер, когда Вали внес тело Илвы внутрь.

Мысль о том, что Грозовой Волк и Око Бога могут потерять в этот день двух дочерей, если Сольвейг попадет в беду в лесу, заставила Магни заговорить в гробовой тишине.

— Я пойду за Сольвейг.

Хокон покачал головой.

— Она не поблагодарит тебя за это.

Ее брат был прав: когда Сольвейг убегала, она не хотела, чтобы за ней кто-то ходил. Магни хорошо знал ее — по крайней мере, так же хорошо, как Хокона или любого из ее братьев и сестер. Возможно, лучше, чем они. Он и она хранили секреты друг друга всю свою жизнь; слабые шрамы от многочисленных клятв пересекали их пальцы и ладони.

Он знал то, о чем она никому другому не скажет, и то, о чем не расскажет совсем никому. Он видел даже то, о чем она не хотела говорить. Сольвейг была всего на год старше, их родители были самыми близкими друзьями, и в жизни Магни не было времени, когда сама Сольвейг не была его ближайшим другом. Восемьсот миль разделяли их дома, но ни дюйм не разделял их души.

Когда-то она знала это так же хорошо, как и он, но забыла, когда погналась за славой своих родителей.

Всю свою жизнь Сольвейг чувствовала бремя наследия родителей. Она была любима ими и никогда не сомневалась в этом, но всегда боялась, что не сможет справиться с вызовом, который ей бросили их легенды. Она была свирепой, как ее мать, и сильной, как отец, но внутри нее бушевала буря. Единственная битва, от которой она когда-либо бежала, была та, что происходила в ее разуме и сердце.

Отец Магни рассматривал безмолвную, неподвижную линию деревьев, отмечающую мрачнеющий в сумерках лес.

— Иди за ней. Сегодня ночью луны не будет. Приведи ее обратно в круг лагеря.

С одобрения отца Магни закинул щит за спину и побежал за своим другом.

— oOo~

К тому времени, как он нашел ее, солнце уже село, и сумерки перешли в ночь. Хотя летняя ночь в этих краях не была глубокой, здесь было намного темнее, чем дома, и лес был гуще. Тени слились почти в черноту. Только факелы в лагере давали хоть какой-то свет — и то очень мало, так как Сольвейг зашла так далеко в лес. По ним можно было только ориентироваться, но не видеть.

Магни нашел ее, когда она выскочила из-за дерева и приставила кинжал к его груди.

Он отпрыгнул назад, чтобы оказаться вне досягаемости ее клинка.

— Стой! Это я!

— Ты топаешь по лесу, как кабан.

Она вложила клинок в ножны; в темноте движение было скорее намеком, чем уверенностью, но он услышал короткое скольжение металла по коже.

— Я не пытался прятаться. Я искал тебя. Возвращайся в лагерь. У нас еще не было переговоров с франками. Неразумно уходить так далеко в одиночку.

— Без луны слишком темно. Сегодня ночью они не пойдут в атаку.

— Помнишь, в Меркурии, ночь, когда они сожгли лагерь и забрали Астрид? Они тоже считали, что враг не пойдет в бой ночью.

— Я знаю эту историю. Я была там, когда из похода вернулись мои родители. Тогда мы думали, что мой отец умрет.

— Значит, ты знаешь, что ты глупа, раз оказалась здесь одна.

Магни использовал это слово, чтобы спровоцировать ее, и ему это удалось.

Сольвейг ударила его в грудь раскрытыми ладонями.

— Я никогда не была глупой!

Он схватил ее за руки и удержал, когда она попыталась вырваться.

— Сольвейг. Ты должен вернуться. Не доставляй еще больше беспокойства своим родным.

Ее руки расслабились, и она оставила попытки освободиться.

— Я не могу.

Вместо того чтобы спросить, почему, Магни просто ждал. Она все объяснит. Но прежде чем она это сделала, прошло довольно много времени.

— Знаешь, какая мысль громче всего звучит сейчас в моей голове?

Он знал, что этот вопрос не задан для ответа, и поэтому продолжал ждать.

— У моей погибшей сестры была более великая легенда, чем у меня.

На сей раз, когда она попыталась вырваться, Магни отпустил ее. Сольвейг пошла в темноте, как будто точно знала, куда направляется, и он последовал за движущейся тенью — ее силуэтом.

Он вовсе не был шокирован или даже удивлен ее признанием — он подозревал нечто подобное. Когда она села, он направился к тому же месту, обнаружил там большой плоский камень, снял со спины щит и сел рядом.

— Ты так и будешь сидеть там, как тень, и ничего не говорить?