Солнце полуночи
Шрифт:
Будь честным, будь открытым… — пропел я себе.
Она остановилась напротив меня за спинкой стула. В этот раз я глубоко вдохнул носом, а не ртом.
Чувствуй огонь, — ясно подумал я.
— Почему бы тебе не сесть со мной? — спросил я у нее.
Она выдвинула стул и села на него, не отрывая своего взгляда от меня. Она выглядела нервничающей, но то, что она приняла приглашение, было еще одним согласием.
Я ждал, пока она заговорит.
— Это все так необычно, — через какое-то время наконец сказала она.
— Ну… — колебался
Что заставило меня это сказать? Я предположил, что, в конце концов, честность. И возможно она услышала предупреждение — не тонкий намек — в моих словах. Может быть она поймет, что ей лучше встать и уйти как можно быстрее…
Она не поднялась. Она уставилась на меня, словно ожидая пока я закончу предложение.
— Если честно, не поняла, что ты имел в виду, — сказала она, когда я так и не продолжил.
Это было такое облегчение. Я улыбнулся.
— Я знаю.
Стало трудно игнорировать кричащие мысли, которые шли из-за ее спины — и я все равно хотел сменить тему.
— По-моему, твои друзья злятся, что я тебя похитил.
— Переживут, — это ее не заинтересовало.
— Несмотря на то, что я могу не вернуть тебя, — Я даже и не знал, было ли это попыткой быть честным или подразнить ее еще раз. Находясь рядом с ней, было трудно контролировать свои мысли.
Белла громко сглотнула.
— Ты выглядишь испуганной, — рассмеялся я над ее выражением. На самом деле это не должно было быть смешным… Она должна была волноваться.
— Нет, — она не умела обманывать, не помогло и то, что голос задрожал. — Вообще-то, удивленной… Чем все это вызвано?
— Как я уже говорил, — напомнил я ей. — Я устал пытаться держаться от тебя подальше. Поэтому, я сдаюсь. — Я удержал улыбку на своем лице благодаря маленькому усилию. Совершенно не удавалось стараться быть честным и небрежным одновременно.
— Сдаешься? — непонимающе переспросила она.
— Да, сдаюсь пытаться быть хорошим. — И, очевидно, сдаюсь пытаться быть беспечным. — С сегодняшнего дня делаю, что хочу, и будь что будет. — В этом была правда — позволить ей увидеть мой эгоизм и предупредить ее.
— Извини, я по-прежнему ничего не понимаю.
Я был достаточно эгоистичен, чтобы радоваться этому.
— Когда я с тобой, всегда слишком много говорю — это одна из проблем.
Неважная проблема, по сравнению с остальными.
— Не беспокойся, — успокоила она меня. — Я ничего не поняла.
— Я рассчитываю на это. — Хорошо. Значит она останется.
— Итак, короче говоря, мы друзья?
Я раздумывал над этим около секунды.
— Друзья… — я ответил. Мне не нравилось, как это звучало. Этого было недостаточно.
— Ох, нет, — пробормотала она разочарованно.
Неужели она думает, что я не люблю ее даже настолько?
— Ну, я думаю, мы можем попробовать. Но я предупреждаю сейчас, что я не самый подходящий друг для тебя. — Я улыбнулся.
Я ждал
ее ответа с двояким чувством — хотелось, чтобы она, наконец, услышала и поняла, что я умру без нее. Как мелодраматично. Я превращался в человека.Ее сердце забилось быстрее.
— Ты повторяешься.
— Да, потому что ты не слушаешь меня, — сказал я слишком напряженно. — Я все еще надеюсь, что ты поверишь в это. Если бы ты была разумной, то избегала бы меня.
Ах, а позволю ли я ей это, если она попытается?
— Кажется, у тебя уже сложилось мнение относительно моих интеллектуальных способностей.
Я не совсем был уверен в том, что она имена в виду, но я улыбнулся в знак извинения, гадая, чем же я ее обидел.
— Итак, — медленно начала она, — пока я остаюсь… неразумной, то мы будем друзьями?
— Верно.
Она посмотрела вниз, уставившись на бутылку лимонада, которая была у нее в руках.
Старое любопытство раздирало меня.
— О чем ты думаешь? — спросил я — это была попытка заполнить тишину словами.
Она наткнулась на мой пристальный взгляд, и ее дыхание участилось, в то время как к щекам прилила кровь. Я вдохнул, пробуя этот воздух.
— Я пытаюсь выяснить, кто же ты.
Я продолжал улыбаться, не позволяя моим страхам отразиться на лице, чувствуя, как паника скручивает все мое тело.
Конечно, ей это было интересно. Она не была глупа. Я и не надеялся, что она не заметит того, что так очевидно.
— Ну и как успехи? — спросил я так мягко, как смог.
— Не очень, — призналась она.
Я сдавленно засмеялся, пораженный догадкой.
— Есть же какие-то теории?
Они не могли быть хуже правды, независимо от того, к чему она пришла.
Ее щеки стали ярко-красными, но она ничего не сказала. Я чувствовал тепло ее крови в воздухе.
Я попытался использовать самый убедительный голос. На нормальных людей он действовал хорошо.
— Не поделишься со мной? — ободряюще улыбнулся я.
— Слишком неловко, — покачала она головой.
Уф. Незнание хуже всего прочего. Почему ее предположения смущают ее? Я не мог не выяснить этого.
— Ты знаешь, это реально обескураживает.
Моя жалоба что-то шевельнула в ней. Ее глаза сверкали, а слова звучали быстрее, чем обычно.
— Нет, я не могу представить, почему это должно обескураживать — из-за нежелания некоторых говорить то, что они на самом деле думают? Даже если кое-кто постоянно делает еле заметные намеки, роняет таинственные замечания, от которых потом не спится по ночам, разве это можно назвать обескураживающим?
Я хмуро посмотрел на нее, неожиданно осознав, что она была права. Я не был откровенен.
— Или лучше, — продолжала она, — когда человек совершает необъяснимые поступки: в один день спасает тебе жизнь при чрезвычайно странных обстоятельствах, а в другой вроде как и знать тебя не знает и не желает ничего объяснять, хотя обещал, — все это абсолютно нормально.