Солнце

Конечно, наш марафон состоял из войны, смерти, эпидемии, разрушения, разлуки, боли, предательства, потери надежды.

Но у него был конец. У каждой гонки, какой бы ожесточённой она ни была, имелся конец.

Вопреки игре в притворство, в которую мы играли годами, если оглянуться, то легко можно увидеть, что у нас обоих имелись сомнения. Ещё даже до ночи нашей свадьбы, когда мы заглянули в будущее посредством тортов Тарси, у нас всегда были сомнения.

Я знаю, что они были у меня.

Я также знала Ревика.

Мой муж, король подстраховки, приверженец вторых и третьих запасных планов, мужчина, прятавший деньги на чёрный день, рассматривавший операции через увеличительные линзы пессимизма худших сценариев, потому что именно это годами помогало ему выживать.

Зная его так хорошо, я понимала, что у него наверняка тоже были сомнения.

В итоге я даже не была уверена, что пережить это всё: финальную войну, Менлима, Касс, убивающий людей вирус, Миферов, Шулеров… было нашей конечной целью.

Нашей целью было остаться вместе.

Нашей целью было вместе сойти с этого самолёта.

Несмотря ни на что, мы хотели этого.

Для нас это было бы победой.

Во всяком случае, это что-то да значило бы.

Когда изрешечённый пулями и измазанный в копоти русский вертолёт впервые появился в поле зрения, скользя над поверхностью разлившейся реки Вэньюй, я могла лишь таращиться на него и мечтать, чтобы он был реальным.

К тому времени я настолько устала, что сомневалась во всём — в своей памяти, в своих физических ощущениях, в своём свете, и бодрствовала я вообще или же находилась в каком-то лихорадочном сне.

К тому времени я убедила себя, что голоса, которые я слышала в моей гарнитуре, не реальны.

Я начала думать, что вообразила себе Балидора, Джона, Врега и остальных, просто чтобы справиться с тем фактом, что я опоздала и не сумела остановить ядерную атаку на Пекин.

Я начала думать, что также вообразила себе, будто Ревик пережил эту атаку.

И всё же я послушно ждала их, когда Балидор сказал, что они в пути. Я совершила жалкую попытку перевязать огнестрельную рану на бедре, которая к счастью выглядела не очень серьёзной, хотя болела очень сильно. Пожалуй, показательным было то, что в данный момент я больше беспокоилась об инфекции, чем о самой ране.

Учитывая все обломки, мусор и трупы животных на берегах реки где-то к юго-западу от Пекина, инфекция казалась мне очень даже вероятным риском.

Сидя на полусгоревшем пеньке, я вообще не пошевелилась, когда вертолёт приземлился.

Думаю, увидев лица, выглядывавшие сквозь стекло, я сделала первый настоящий вдох с тех пор, как оставила Ревика возле наружной стены Запретного Города. Облегчение, накрывшее меня вскоре после этого, эхом отразилось в светах, которые я ощущала внутри кабины пилотов.

Они заглушили двигатель меньше чем в двадцати метрах от места, где я кое-как поднялась на ноги.

Пока они возились с дверцей, я уже бежала в их сторону, прихрамывая, вздрагивая от пореза на стопе и от раны в ноге, аккуратно выбирая дорогу, чтобы избегать осколков стекла и ржавого металла, поскольку ранее я потеряла ботинки.

Руки и ладони помогли мне преодолеть последние несколько шагов.

А потом я оказалась в объятиях Джона… затем Врега… затем Балидора.

Кажется, те первые несколько минут они не переставали прикасаться ко мне, а я — к ним.

Я не помню, чтобы кто-то из нас говорил.

Мы все смотрели друг на друга со слезами на глазах, словно впитывали присутствие и свет друг друга. Джон гладил меня по спине, Балидор приобнял рукой за талию. Врег стискивал мои плечи двумя массивными ладонями. Крупный китайский видящий опять затащил меня в медвежьи объятия прежде, чем я сумела успокоить свой свет, и на сей раз поднял меня в воздух.

Он едва не потерял равновесие и бухнул меня на ближайший ряд сидений, когда пилот — Варлан, как я узнала позднее — поднял вертушку в воздух и полетел прочь от берегов Вэньюй.

В итоге именно это и разрядило напряжение.

Я упала на его широкую грудь, и мы оба расхохотались. Следом к нам присоединился и Балидор, взъерошивший мои мокрые волосы, и Джон, который постоянно вытирал слёзы.

Мы вместе сели на ряд из четырёх сидений и пристегнулись, когда вертолёт поднялся выше.

Я невольно силилась увидеть Пекин, но теперь мы летели в другую сторону, прочь от красных, золотых и чёрных облаков, которые до сих пор затмевали большую часть города. Я находилась вне радиуса взрыва, но понимала, что надо как можно скорее убираться отсюда.

Облако осадков скоро доберется до Вэньюй.

Сглотнув, я отвела глаза от порушенных пейзажей и быстро темнеющего неба. Я повернула голову и встретилась с теми же тремя парами глаз — ближе всего был Врег, затем Джон и наконец 'Дори.

Потянувшись, я сжала мускулистую татуированную руку Врега и послала ему импульс тепла.

— Где он, Врег? — спросила я.

Улыбка Врега померкла, но лишь немного.

Он глянул на Джона перед тем, как перевести взгляд обратно на меня.

На одно беглое мгновение я ощутила в его свете противоречие, словно он испытывал искушение ответить мне с сарказмом или с менее едким юмором. Я ощущала там порыв, желание уколоть меня, но что-то в моём лице или свете, должно быть, заставило его передумать.

В любом случае, он прекрасно знал, кого именно я имею в виду.

— Мы прямо сейчас везём тебя к нему, принцесса, — заверил он, гладя меня по плечу. Мы изменили место встречи, чтобы удалиться от облака радиации. Мы направляемся обратно в море, по крайней мере, пока что. Но они знают, что мы в пути. За счет изменения и нашего, и их курса мы доберёмся на имеющемся топливе.

— Долго ещё?

— Три часа, — быстро ответил он. — Максимум три с половиной.

Выдохнув, я кивнула и откинулась на спинку своего сиденья.

Я старалась не думать о том, к чему возвращаюсь.

Одна лишь мысль о том, какова теперь численность наших рядов, вызывала у меня головную боль, не говоря уж о боли в сердце. Я ни разу не чувствовала себя готовой к тому, чтобы переварить эмоциональные последствия операции. Я даже не была уверена, что готова услышать имена всех наших погибших. Мой разум и свет кричали в знак протеста при мысли о том, чтобы почувствовать что-либо, будь то хоть подсчёт потерь, хоть то, что мне надо решить, когда я вновь увижу Ревика и Даледжема.