Солнцеворот
Шрифт:
На эту реплику невидимый собеседник ответил сиплым, плавающим в диапазоне волн плохо настроенного радиоприемника, голосом:
— С точки зрения науки 70-х годов ХХ столетия это невозможно, хотя ваши писатели-фантасты имеют наглость утверждать обратное. О том, кто из них прав, можешь убедиться сам.
— Подождите, — возразил Павлов, — я же точно помню, что летел сюда на каком-то кукурузнике.
— Это иллюзия, — ответил Наставник и осекся.
С неба послышался гул мотора. Павлов поднял голову и увидел знакомый силуэт Ан-2.
— Я же говорил! — закричал Павлов и от радости начал прыгать и махать руками: Сюда, сюда, я здесь!
— Екэлэмэнэ и опээрэстэ! — крепко выругался Наставник голосом
Самолет, сделав круг, начал удаляться и вскоре исчез за верхушками деревьев.
— Может, меня заметили, — с надеждой подумал Павлов, и ему мучительно захотелось покурить.
В тот же самый момент, когда он об этом подумал, он почувствовал, что во рту его находится тлеющая папироса. Он с наслаждением затянулся, достал папиросу изо рта и внимательно ее рассмотрел. Это была самая что ни на есть настоящая беломорина.
— А, что, жизнь налаживается! — подумал он и, озоруя, представил себе замороженную в холодильнике бутылку "Столичной", граненый стакан и засоленный в деревянной кадке огурец.
Вышеуказанные предметы немедленно возникли, словно соткавшись из воздуха, на уровне его глаз. Если бы он вовремя не подхватил бутылку, то она бы, наверное, разбилась, свалившись на плот внезапно приобретенной силой тяжести. Потому что стакан стукнулся о бревно так громко, что у него сердце екнуло. Огурец тот ничего. Просто шлепнулся, как это и положено хорошо просоленному огурцу, если его отпустить в свободное падение в соответствии с первым законом сэра Исаака Ньютона. Павлов нагнулся, поднял и осмотрел стакан. Вроде ничего. Целый. Привычным движением, стараясь не удивляться, он открыл "Столичную", и налил в стакан 100 грамм
Принюхавшись и убедившись, что это именно то, что он хотел, Павлов на всякий случай пополоскал огурец в речной воде, опрокинул водку в глотку, смачно закусил соленым огурцом и затянулся беломориной. К нему начало возвращаться присутствие духа, которое он, расхаживаясь по плоту, продемонстрировал громкой декламацией стихов Мандельштама:
"Роговую мантию одену,
От горячей крови откажусь,
Отрасту присосками и в пену
Океана завитком вопьюсь.
Мы прошли разряды насекомых
С наливными рюмочками глаз.
Он сказал: "Довольно полнозвучья!
Ты — напрасно Моцарта любил!
Наступает глухота паучья,
Здесь — провал превыше наших сил!"
Снова над головой послышался гул мотора. Самолет Ан-2, снижаясь, сделал над ним круг и скрылся из виду. Тут Павлов почему-то вспомнил про документы и ценные вещи, которые были при нем, когда он пришел в гости к Аркадию Моисеевичу Фишману: паспорт и партомоне со 127 рублями с мелочью. В тот же миг эти вещи возникли перед ним на расстоянии вытянутой руки. Он успел схватить паспорт, тогда как партомоне свалилось на плот. В этот момент он отчетливо услышал протяжный гудок проплывающего мимо него теплохода, шум работающего двигателя, музыку и веселые голоса, стоящих на его палубе людей. При этом самого теплохода он не видел. Он даже не заметил ни малейшего следа его присутствия на водной глади.
Из репродуктора невидимого плавсредства громогласно лилась песня о каком-то Андрее, которого какой-то псих пригласил прогуляться по водной поверхности, как обыкновенную водомерку:
"Видишь, там, на горе, возвышается крест?
Под
ним десяток солдат. Повиси-ка на нём,А когда надоест, возвращайся назад
Гулять по воде, гулять по воде,
гулять по воде со мной".
— Эй! — робко прокричал Павлов и помахал в сторону теплохода рукой, прекрасно сознавая, что это — слуховые галлюцинации, не более.
Когда шум теплохода затих, он, наконец, рассмотрел паспорт и партомоне. Паспорт был его, но почему-то старый и просроченный, а в партомоне он не досчитал 15 копеек мелочи.
— Так, — подумал он, — что бы мне еще такого заказать у неведомого поставщика?
Мысли его под воздействием алкоголя так лихо разбежались, что он захотел чего-то невероятного, например, попробовать эликсира вечной молодости, сварганенного по секрету Макропулуса. Павлов на всякий случай приоткрыл рот, в который мгновенно влилась из невидимого сосуда какая-то невообразимо приятная на вкус жидкость. Он сглотнул ее и от удивления поперхнулся. Про секрет Макропулуса он недавно прочитал в брошюре какого-то доктора медицинских наук на тему о метаболизме клеток.
Прокашлявшись, он сразу почувствовал такой прилив сил, что без особого напряжения мускульной энергии, как карандаш, переломил о колено подвернувшийся ему под руку шест, который был толщиной в три его пальца.
— Надо же, как торкнуло! — обрадовался он и подумал, не попробовать ли пострелять из лука.
Все происходящее снова стало восприниматься им, как неприлично затянувшийся сон или наваждение, из которого он, немного пошалив, обязательно выкарабкается. Однажды, он уже испытывал подобные, но гораздо менее яркие галлюцинации, когда, поддавшись уговорам бывалого геолога Семена Ильича, подсыпал себе в чай вместо сахара две ложки мелко истолченного сушеного мухомора.
— А вот и я! Никак не мог найти подходящее место для приземления. Пришлось идти на вынужденную посадку прямо на болотные кочки. А самолет возьми, да и перевернись! Хорошо, что бензобак не взорвался, — услышал Павлов жизнерадостный голос актера и режиссера Никиты Михалкова.
— А экипаж и пассажиры? Никто не пострадал? — заволновался Павлов.
— Какой экипаж? Какие пассажиры? — весело рассмеялся невидимый Никита Михалков и очень убедительно стал доказывать: Никакого экипажа не было. Да и самолета тоже не было. Просто ты его материализовал своим воображением, так как не верил в то, что можно летать без помощи искусственных аппаратов тяжелее воздуха.
Павлов промолчал. Тем временем его невидимый собеседник стал над ним самым бессовестным образом издеваться:
— Ба! Что я вижу? Серпастый и молоткастый советский паспорт в комплекте с russian водка?! Партбилета для полного счастья не хватает!
— Сам не понимаю, — искренне признался Павлов, — только подумал, а водка сама откуда-то взялась. Кстати, нет ли тут поблизости магазина, которому я должен?
В ответ на его слова невидимый Никита Михалков чихнул, высморкался и заговорил более серьезным тоном:
— Так, я, кажется, все понял! Перемещаясь в пространственно-временном континууме, ты оставил за собой инверсионный след. Вслед за тобой и полетели все эти вещи. Лучше перестань думать о вещах, которые ты оставил в своем времени. Впрочем, ружьишко какое-нибудь тебе бы не помешало…
— Кстати, я как раз об этом и подумал, — сказал Павлов и выхватил из воздуха автомат Калашникова.
В момент проявления АК-47 в мозгу у Павлова что-то замкнуло. Взяв автомат в руки, он снял его с предохранителя, направил на то место, откуда, по его мнению, подавал свой голос невидимый Никита Михалков, и заорал: