Солнечная высота
Шрифт:
Лежит на земле жестяной совок. Совсем неказистый. Уже и помялся немного. Но этим совком насыпают зерно в мешки. И мы чувствуем, что художница любуется им. Для неё совок дорогая и нужная вещь.
А вот старые весы с тёмными чугунными гирями. Наверно, они немало повидали на своём веку. Может быть, в суровое военное время, пока на нашей земле хозяйничал враг, они прятались без дела в каком-нибудь заброшенном сарае. Теперь они снова на воле, под ярким солнечным небом. На них взвешивают колхозный хлеб.
Тут же, на весах, замечаем поношенную полевую сумку. Видно, бригадир снял её с плеча, приткнул наскоро, а сам побежал куда-то в другое место. Жаркая пора — нужно всюду поспеть.
Фрагмент картины
Яблонская одела своих колхозниц нарядно, празднично.
Светлые кофты ярко сияют на солнце. На женщинах юбки с цветным узором — по будням такие обыкновенно лежат в сундуках, носят их редко, а на работу в них и подавно не ходят.
Но Яблонская писала праздник!
Среди белых кофт и платков весело горят — будто поют звонким голосом — красные бусы на шее у девушки, склонившейся над мешком, красная кофта колхозницы, стоящей к нам спиной, кумач лозунга на борту грузовика.
Художница вспоминает, что, работая над картиной, сделала зерно, засыпавшее землю, светлее, чем на самом деле, — пусть сверкает на солнце! «Хотелось, чтобы хлеб, ради которого и работают эти люди, звучал в картине с большей силой и радостью».
Татьяна Ниловна Яблонская писала картину «Хлеб» около года. Писала горячо, бодро, весело, так же, как работают её героини, которых мы видим на холсте.
Фрагмент картины
Картина вроде бы получалась, но художница чувствовала, что можно ещё что-то изменить к лучшему. Наконец она поняла, что нужно сделать.
Сначала колхозница посреди холста держала лопату в руках. И голова её была повёрнута направо и в глубь картины. Женщина точно перебрасывалась словами с подругами.
Теперь она воткнула лопату в золотое зерно и, засучивая рукава, с улыбкой повернула голову к зрителям.
— Смотри, как мы хорошо, радостно, дружно работаем,— говорит она.— А ну, давай и ты с нами!
Лето
ЛЕТО. 1967
Белые хаты-мазанки под высокими кровлями. Круглые кроны деревьев в садах. И такие же круглые вётлы над водами неширокой речки. Полосатые огороды. За селом на пастбище стадо коров.
Сколько таких сёл на Украине! Не сосчитать!
Конечно, художница могла написать какое-нибудь одно, определённое село, которое хорошо знала. Например, Щучинку, где увидела свои «Безымянные высоты». Или Летаву, откуда привезла «Хлеб».
Но Яблонская написала не Щучинку, не Летаву, не уголок какого-нибудь одного села, подсмотренный на месте: она написала и Щучинку, и Летаву — все родные украинские сёла, которые видела, хранила в памяти. Она написала — вообще село.
И эти девочки были в белых платьях и платочках, бегущие по бережку. За свою жизнь Яблонская сделала много хороших портретов. Но приглядимся: она, наверно, не очень хотела, чтобы на холсте
были какие-то знакомые ей девочки. Она, наверно, не старалась передать неповторимые черты каждой девочки, чтобы зрители тут же поняли: другого такого лица на свете не сыщешь. Это — вообще девочки.Это вообще село, вообще девочки, вообще лето.
Это наше общее лето.
Это, может быть, даже воспоминание о лете, где всё сливается: прошлогоднее лето, и позапрошлогоднее, и то, которое было три года назад, и то, про которое читал в книжке или кто-нибудь рассказывал.
Может быть, это даже не воспоминание, а настроение — хорошее настроение от всех хороших летних дней, которые были у нас в жизни, да по отдельности не запомнились.
Смотришь на картину и думаешь: а ведь и у меня был такой жаркий летний день, белые мазанки, зелёная трава на пригорках, круглые деревья, полосатые огороды. С тихим плеском течёт река, в ней отражаются прибрежные вётлы, и в этих местах вода кажется глубже и прохладней.
Две девочки в белых платьях пробегают мимо...
Жизнь
Жизнь. 1966
Надо хорошо подумать, почему Яблонская так назвала картину — «Жизнь».
В хате на лавке сидит бабушка, тёмная, сухонькая от старости, держит внучка на руках.
Картина, конечно, о том, что старуха долгую жизнь прожила, и прожила не зря, о том, что у внука вся жизнь впереди, и тоже не пустая — нужная людям жизнь.
Сошлись то, что было, и то, что впереди, прошлое и будущее. Жизнь не останавливается. Всякий человек продолжает дело, которое начали до него другие люди.
Всё самое хорошее на свете старшие передают младшим. Деды и бабушки, матери и отцы передают детям, внукам.
— Вот поле, мы на нём наш век работали — теперь вам его пахать, бросайте в него зёрна, дарите людям вкусный хлеб.
— Вот сад, мы его растили — теперь он ваш. Посадите дерево, как мы сажали, и не о том забота: сами снимете с него плоды или дети ваши и внуки. Даже лучше, если дети и внуки,— пусть помянут добром тех, кто жил прежде, и тоже посадят дерево — для своих внуков и детей.
Фрагмент картины
— Вот печь — не мы её затопили, ещё наши старики, и вы поддерживайте в ней огонь.
Бабушка сидит с внуком на руках: она знает, что весь мир, в котором она жила, теперь принадлежит ему.
У Татьяны Ниловны Яблонской много подруг — старых крестьянок. В хате на высоком берегу Днепра жила высокая, стройная тётя Евфимия, или тётка Химка,— так попросту называла её Татьяна Ниловна. Художница любила навещать тётку Химку, слушать её мудрые речи.
За долгую жизнь изведала старая крестьянка немало всякого горя. Самое страшное была война. На войне погибли многие её близкие. Но беды и несчастья не сломили женщину. Она знала: какое ни навалится горе, надо работать для людей, делать им добро. Надо строить и украшать жизнь, которую собираешься передать внукам. Тогда совесть спокойна, легче, теплее на сердце. До самого последнего дня без устали трудились её сильные руки.
О старых крестьянках, великих труженицах, мудрых, сильных и добрых, о наших матерях и бабушках картина Яблонской «Жизнь».