Солнечное знамя
Шрифт:
Вообще-то она процитировала старый анекдот, но Чак, видимо, его не знал, поэтому ощутимо занервничал.
— Ты тоже погибнешь…
— Я была в Зеленой Роще. Мерзкое место, зато сразу перестаешь бояться смерти. Начинаешь понимать самураев.
— Это еще кто такие?
— Это такие люди. Которые говорили: «В ситуации «или — или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно».
— По-моему, это орки так говорят.
— Может и орки.
Разговор заглох. У них сложилось «мексиканское противостояние». Это ситуация, часто появляющаяся в голливудских фильмов:
И то, что сейчас они находятся в мире эльфов и вместо пистолетов — стреляющие кинжалы, не меняет ничего. Вообще.
Алиона не может выстрелить, потому что ей это, в принципе, не нужно. Ей нужно, чтобы все, кто в гондоле, остались целы и невредимы. Нет, она не отказалась бы посмотреть, как сдохнет Чак, но это опционально.
Выстрелить в него она не может — стоит отвести клинок от потолка и ее тут же застрелят.
Чак не может выстрелить, потому что Алиона успеет — или может успеть — выстрелить в брюхо кракена. А он явно не самурай и не готов встретить смерть вот прямо здесь и сейчас.
И клинок отвести он не может, потому что за Алионой не заржавеет пристрелить его как бешеную собаку.
В мексиканском противостоянии побеждает тот, кто последним опустил ствол. Или тот, кто сумел договориться.
— Это люди… — сделал попытку договорится Чак, указывая на дознавателей, — Они же тоже погибнут…
— Да мне плевать на них с высокого полета дирижабля. Они меня избили на допросе.
— Пилоты погибнут…
— Я их знать не знаю и их смерть как-нибудь переживу.
— Твой мутант погибнет…
— Ты уверен, что нашел способ убить стальную статую?
— Да что тебе нужно вообще?!
Алиона неожиданно вспомнила третий выход из такой ситуации. Время. Время играет на нее. Потому что кракен продолжает медленно лететь к столице. Да и усыпленные рано или поздно придут в себя. Остается это самое время тянуть…
Они находились в разных концах кают-компании, между ними было где-то метра четыре. Алиона отшагнула назад, еще разок, и медленно опустилась в свободное кресло. Продолжая держать клинок направленным вверх.
— А ты, Чак? — спросила она, — Чего хочешь ТЫ? Зачем ты все это затеял?
Чак тоже сел в кресло.
— Я хочу получить награду.
— Какую еще награду?
— Ну как это, какую? За то, что украденные тобой сведения не попадут в Первую канцелярию, за образец стальной мутации… — Чак противно улыбнулся, — И за тебя лично. Живую и невредимую. Стал бы я тогда с этим усыпителем возиться. Проклятая магия, никогда не работает так, как надо. Просто отравил бы вас всех и точка. А так — не, тебя именно живой. Уж не знаю, что ты там сделала господину Хетулиону, он прям жаждет с тобой встретиться…
— Ты… Ты работаешь на эльфов?!
— А ты думала — на кого? На троллей?
Нет, как бы других вариантов и не было… Но эта идея в голове Алионы как-то не укладывалась.
До сего момента на первом месте в ее списке объектов ненависти первое место занимали эльфы, за ними, чуть-чуть, на толщину эльфийского волоса, отставая, шли полуэльфы. Только что первое место с большим отрывом заняли люди, которые работают на эльфов.— Но… как? Зачем?
Девушка искренне не могла этого понять.
— Потому что эльфы мне платят. И потому что теперь я смогу перебраться в их королевство.
— Да эльфы относятся к людям как к животным!
— Вранье, — с непробиваемой убежденностью человека, который считает, что не поддается пропаганде, отрезал Чак, — это все вранье имперских газет.
— Людей десятками убивают в Зеленой Роще!
— Это вообще выдумка.
— Я там была!
— Врешь.
Алиона со злостью плюнула. Прямо на гладкий пол кают-компании, по которому двигались солнечные пятна.
Стоп. А куда это ходил Чак, если он сначала пришел к Алионе и Заю, а портфель с стеклянным глазом, на котором запечатлены документы Хетулиона — вон, под рукой дознавателя, рядом с Чаком?
Понятненько…
Ладно, пусть пока понаслаждается ситуацией, считая, что он ее контролирует.
— Чак, а как ты вообще узнал, что меня нужно схватить?
— А ты догадайся, — усмехнулся эльфийский шпион, развалившись в кресле, чем только подтвердил подозрения девушки.
Алиона усмехнулась в ответ:
— Поросенок.
Усмешка Чака исчезла:
— К-какой поросенок? — побледнел он.
— Маленький такой. Рыженький. Все время убегающий из загона. В который ты зачем-то заходил и забыл закрыть дверь. Я думаю, если дознаватели пороются в этом загоне — найдут много интересного…
Алиона выстрелила — фигурально выражаясь — почти наугад, но, судя по лицу Чака, попала точно в цель. Как можно поставить задачу своему агенту на погранзаставе? Только каким-то здешним аналогом рации. Которую нужно еще спрятать в надежное место. Например, в поросячий загон.
— Файр! — с ненавистью выплюнул слова Чак.
— Как и ты, милый, как и ты… Кстати, ты, конечно, успел сбегать в кабину пилотов и изменить курс так, что мы летим к границе, а не в столицу, но я бы на твоем месте не радовалась. Я все равно выстрелю, как только мы к ней подлетим. Так что на твоем месте я бы сдалась сразу. Если ты не готов получить свою награду посмертно.
И снова попала. Чак вскочил.
— Ладно, — его лицо дергалось и кривилось, как будто к лицевым мышцам подключали электроток, — Ладно…
Он схватил портфель с «глазом», зажал его ручку в зубах, не отводя от Алионы ни глаз, ни клинка, подошел к шкафу, стоящему в углу и достал из него длинный черный плащ со множеством блестящих застежек.
— Офтафа… Тьфу. — он перехватил портфель рукой с плащом, — Оставайся здесь. Господин Хетулион останется довольным хотя бы тем, что его бумаги никуда не попали. А до вас доберутся позже. Счастливо оставаться.
С этими словами Чак, медленно подходивший к выходу из кают-компании, прыгнул за дверь и захлопнул ее.