Солнышкин плывёт в Антарктиду
Шрифт:
Солнышкин едва не вскрикнул от восторга. Пёс жив, пёс рядом и вместе с ним плывёт в Антарктиду! И он толкнул Перчикова в бок.
Перчиков приоткрыл глаз, чихнул и спросил:
— Ты где его прятал? В каюте?
— Да ты что! — воскликнул Солнышкин. — Он же сам прибежал!
— И не показывался до отхода? — удивился Перчиков.
— Конечно!
— Так теперь тебя ни один капитан не выбросит, — сказал радист псу. — Знаешь морской закон? — И пёс так кивнул головой, что Перчиков попятился. — Ого! Но ты его всё-таки показал бы доктору. Для порядка, — сказал он Солнышкину и спрыгнул вниз.
Солнышкин отправился в лазарет.
По трапу спускался Пионерчиков.
— Доброе утро! — кивнул он Солнышкину. После вчерашних событий он придумывал новые слова о настоящем товариществе, которое даже из очень плохого человека может сделать очень хорошего. И кажется, к нему эти слова приходили.
— Доброе утро, — ответил Солнышкин и прикрыл за собой дверь.
Пионерчиков сделал несколько шагов по коридору, повторяя слова, и вдруг вздрогнул и замер от негодования: в лазарете у Челкашкина раздался громкий собачий лай. Пионерчиков обернулся и отлетел в сторону: прямо навстречу ему из лазарета выскочил большой, лохматый барбос. Вошёл Солнышкин, а выскочил барбос! Юный штурман побелел и, перескакивая через ступеньки трапа, помчался к Морякову.
— Не верили? — крикнул он, распахивая дверь.
— Что случилось? — спросил Моряков, у которого в руке жужжала электробритва. — Что случилось, Пионерчиков?
— А то, — крикнул Пионерчиков, — что вашего Солнышкина превратили в обыкновенного барбоса!
— Как? Кто? Зачем? — вскинул брови Моряков.
— Для эксперимента! — крикнул Пионерчиков. — Ваш Челкашкин.
Положив бритву, Моряков вышел из каюты. Внизу действительно раздавался воинственный лай. Капитан перешагнул через несколько трапов. Каюта Солнышкина была открыта, возле двери стояли ботинки, а около них сидел большой, красивый пёс.
— Солнышкин, Солнышкин, — ласково сказал Пионерчиков.
Пёс заворчал и приподнялся.
— Только, пожалуйста, не сердитесь, — в некотором смущении произнёс Моряков, с любопытством вглядываясь в барбоса.
— Что, хороший? — послышалось рядом, и из каюты выбежал весёлый, улыбающийся Солнышкин.
Пионерчиков тихо прислонился к переборке. Моряков, качая головой, сморщился от смеха. Он взялся за сердце и смотрел то на Солнышкина, то на барбоса. А Солнышкин выкладывал капитану весёлую, почти сказочную историю.
Наконец, переведя дыхание, Моряков сказал:
— Ах, Пионерчиков, вам хочется отправить меня в лазарет?
Капитан погрозил Солнышкину пальцем и пошёл в каюту, где на столе нетерпеливо жужжала электробритва.
МЕЧТЫ СТАРОГО РОБИНЗОНА
В самую жгучую жару Солнышкин заступил на вахту.
«Даёшь!» так накалился, что из-под него валил пар, как из-под утюга. Но океан был прекрасен. Широкие волны слегка приподнимали судно, и Солнышкин замирал от радости полёта. Штурвал он уже держал получше любого Петькина.
Всё было в порядке, и маленький бронзовый компас — тот самый компас, который подарил ему когда-то Робинзон, — на его руке тоже показывал: норд, норд! Всё правильно. Полный порядок. Рядом с Солнышкиным сидел пёс. Иногда он бросался к окну и, поставив лапы на подоконник, дружелюбно лаял. Это среди
волн появлялся Землячок и, делая свечу, выпускал белый фонтанчик.— Подумать, какая удивительная привязанность! — говорил Моряков, прохаживаясь по рубке. — Кит провожает судно от Камчатки до экватора! Невероятно!
При слове «экватор» у Солнышкина кружилась голова и сердце, как быстрый поплавок, взлетало и опускалось от волнения. До экватора оставалось несколько дней пути!
Отойдя от окна, пёс завилял хвостом. По трапу застучали тихие шаги, и в рубку в одних трусиках и ботинках вошёл загорелый сухонький Робинзон. Моряков покосился. Даже Робинзону он не мог позволить так ходить по рубке. Подумать, вместо брюк — мятые трусы, вместо отутюженных штанин — волосатые ноги! Но старик, держа в руке спелый банан, был так увлечён какой-то мыслью, что Моряков только и спросил:
— Что с вами, Мирон Иваныч?
— Послушайте, Евгений Дмитриевич, что это такое? — поднял руку старик.
— Помилуйте, Мирон Иваныч, банан, обыкновенный банан, — ответил Моряков, удивлённый таким пустяковым вопросом.
— А что для вас в детстве значило обыкновенное слово «банан»? — посмотрел на него Робинзон.
Моряков задумался.
— Банан, — сказал он, — ну, банан, пампасы, джунгли…— И вдруг он улыбнулся: — И конечно, плавание, дальние страны.
— А кокосовый орех? — прищурив глаза, спросил Робинзон.
Моряков посмотрел вдаль:
— Океаны, экватор, Африка, Австралия. — Голова у него закружилась, как у Солнышкина.
— А вы помните стихи, Евгений Дмитриевич:
Случайно на ноже карманномНайди пылинку дальних стран…— А как же! — воскликнул Моряков. И вскинул руку:
…И мир опять предстанет странным,Закутанный в цветной туман.Он уже не замечал трусов Робинзона.
— А если дать ребятам не пылинку, не орех, а целый дворец чудес, — сказал Робинзон, — с кокосами, с якорями, с пальмовыми рощами…
— А что, это великолепная мысль! Великолепная, а, Солнышкин?! — воскликнул Моряков. — Разве у нас нет якорей? Разве мы не найдём кокосовых орехов?
— Ах, Евгений Дмитриевич! — прошёлся по рубке Робинзон. — Если бы я мог, я подарил бы им целый необитаемый остров. — Он внимательно осмотрел знойный горизонт. — Целый остров!
— С обезьянами, с попугаями, с пингвинами! — крикнул Солнышкин.
Но Моряков грустно улыбнулся.
— Ах, Мирон Иваныч, это уже фантазия! Фантазия! — повторил Моряков. Он мог поверить в летающие тарелки, но в неведомые острова Моряков не верил. Он когда-то и сам мечтал назвать какой-нибудь островок именем доброго старика, но…
— Неужели ни одного? — спросил Робинзон.
— Не может быть! — воскликнул Солнышкин.
А сидевший мирно пёс, подпрыгнув, залаял.
— Может быть, вы имеете возражения, — спросил, наклонившись к нему, капитан, — или собираетесь сами открыть необитаемый остров?
Пёс бодро вильнул хвостом.
— А вот для дворца мы кое-что подберём. Вот здесь. — И, повернувшись к висевшей на стене карте, капитан показал на крохотное пятнышко среди голубых пространств: — Видите этот коралловый островок? Мы будем проходить мимо него. И уж как-нибудь на денёк забежим. Забежим, Солнышкин?