Соло Белой вороны

День веселого пикника с грустным финалом завершился в милиции.

…Электричка шла из Новгорода в Лугу. Как и зачем она попала на заброшенную ветку, машинист объяснить затруднялся. Нет, он помнил, как ехал, помнил, как ругал ржавые рельсы, — но зачем свернул на развилке (а автоматическая стрелка почему-то оказалась переведена именно так, что свернуть было можно, и виновных не нашли) сказать не мог. Пассажиры и вовсе ничего не поняли — только проклинали тряскую дорогу.

Тело лежало в шести с лишним метрах от головы состава. И состав не подъезжал к нему — на таких рельсах скрыть следы невозможно, да и пассажиры не помнили, чтобы электричка шла задним ходом. И труп не перетаскивали из-под колес. И машинист клялся, что заметил Ваню уже лежащим — а никакие другие поезда здесь в последние почти тридцать лет не проходили. А человека явно сбило поездом. И все тут.

И были еще мы, вравшие путано и вразнобой (шли все вместе, а он отстал и заблудился, а мы услышали шум поезда, прибежали — а он лежит…) На фоне общей невообразимости ситуации — сошло. В милицейском коридоре рыдающая Пикачу зашептала было, что расскажет правду, — Эдик холодно заявил ей, что она едва ли облегчит родителям горе от потери сына, поставив их перед необходимостью навещать дочь в сумасшедшем доме.

Правды никто не сказал. Рогволд, тот вообще держался так, словно развороченных железными колесами трупов на своем веку видал-перевидал. Сказано врать — врал. Да так, что ему в кино бы играть с такими способностями. А меня рвало в милицейском сортире, и пожилой мент отпаивал меня минералкой.

Выпустили нас только на рассвете. Пикачовская «девятка» катила по утреннему шоссе — сохнущая после ночного дождя дорога стелилась под колеса, рябила под солнцем и ветром лесная листва, и солнечные огоньки, как с горки, катались по давней трещине на ветровом стекле. Все боковые стекла были опущены, салон продувало насквозь; на переднем сиденье, рядом с Эдиком, плакала Пикачу. А на заднем, рядом со мной, спал себе Рогволд, подсунув под голову Пикачовскую джинсовку.

3.

…Почему мы все смеялись над ним? Он был хороший. Я ему нравилась. Он был храбрый. Он совершил подвиг. Пятнадцать спасенных — разве это мало? Даже в большой-большой гражданской войне?

Белая ворона. Эдик с бойфрендом для нас вариант нормы, а он был — типа отстой.

Типа стыдно мне, что ли?..

Текст надыбала я. (Юка умная!) В Интернете (искала на «Новгород» и на «деревня Устье гражданская война»).

Фамилия белого офицера была — Колзаков. Тощую книжонку под названием «Записки русского», некогда изданную им во Франции, даже нельзя назвать мемуарами — так, воспоминания об огнях-пожарищах и друзьях-товарищах. Но в числе прочего там упоминалось, что однажды, в 1919 году, был он начальником охраны товарного поезда, везшего уголь из-под Пскова (с небезызвестной станции Дно) под Петроград, в войска Юденича. Неизвестные (скорее всего — красные, конечно) подложили взрывчатку на пути — но, как написал Колзаков, «Господь спас». Машинист клялся, что остановился, увидев на путях нагого человека, заступившего дорогу. От взрыва, грянувшего впереди, поезд не пострадал. Человек же, которого якобы видел машинист, исчез бесследно.

Там не было ни беженцев, ни солдат — как представилось, наверно, бедному Ване. Там были, видите ли, четыре вагона угля, а из людей — машинист с помощником, кочегар и двенадцать человек охраны.

Зачем Юденичу был этот уголь? Черт разберет.

…«Яндекс». Сайты, сайты — все какие-то мистически-шизофренические, с предсказаниями то конца света, то пришествия инопланетян… «Виндоус Коммандер», переведенный с английского лично Эдиком: «Ты что, правда хочешь удалить файл?» И варианты ответа: «На фиг», «Не фиг» и «По фиг».

И — над компом — приколотая кнопками фотография: Рогволд с аквалангом, с болтающейся на шее маской мотнул головой — мокрые, размазанные в движении волосы, летят брызги… Фоном — сочное, почти синее небо.

Эдик:

— Это Красное море. Египет.

…Как он все-таки с ним носится. Почему?!

Было девять вечера. Нас было трое в пустом офисе, от которого у Эдика были ключи. На экране соседнего компа (черный, роскошный, какое-то жуткое быстродействие и монитор двадцать один) летели, переворачиваясь, разноцветные кубики и брусочки — заставка «тетриса». Рогволд глядел сосредоточенно, будто в жизни «тетриса» не видел. Эдик был весел и зол; среди прочего я узнала, что папа Пичакчи пропил деньги, отложенные на могильную оградку, а машинист отделался легким испугом — местные менты оказались осведомлены о репутации места происшествия. Машиниста всего лишь уволили с работы. Да вычли с него за нарушение графика движения. Следствие остановилось на варианте «несчастный случай». Как электричка в шести метрах от трупа.

— А вот интересно, — сказал Эдик — задумчиво. — Поезд уцелел, люди не погибли… Вот интересно — от этого еще что-нибудь в истории изменилось или нет?

…Он догадался первым — но тогда мы этого еще не поняли.

(…А я не Пикачу, чтобы со мной на плечах прыгать под какую-нибудь «Би-2». И не Рогволд, чтобы слать мне на мобилку эсэмэски «Privet solnichko» (своими глазами видела). И Эдик меня не любит. И так ему и надо, если я все напишу с настоящими именами.

Имена-то потом исправлю. Ладно уж. Все равно никто не поверит. Дописать бы…

Ладно. Сказано вам — фантастический рассказ.)

…Был конец октября. Воскресенье. Синий «опель» бибикнул мне возле площади Восстания.

— Типа у нас проблема, — с кривой усмешкой сказал Эдик, распахнув передо мной дверцу.

…В этот раз Пикачу не позвала нас с собой. Она уехала одна — на электричке, обрадовав ближайших знакомых электронными письмами. В случайно прочитанном онлайн-интервью с каким-то экстрасенсом она наткнулась на фразу о, видите ли, «закрытии» самой знаменитой паранормальной зоны России. Дышите глубже, граждане, — ДОБРОЙ зоны, места чудесных исцелений и вещих снов — где, если верить церковникам, чуть ли не святые являлись побеседовать с избранными…

Я сама уронила клавиатуру, прочитав эту статью.

…Торчала трава — мертвая уже, переломанная дождями, желто-зеленая. Над травой торчала голова — флюоресцентно рыжая, позавидует любой апельсин. Пикачу перекрасила волосы.

— Они все врут, — заявила она, увидев нас. — Не может быть, чтобы это… Из-за того, что один дурак под поезд бросился… и история перевернулась, да? Было плохо — стало хорошо… Что, доброе дело сделал, да? — выкрикивала она, колотя кулаками по мокрой траве — летели брызги. — Поезд спас с углем! Ненавижу!

— Да, — сказал Эдик, беря ее подмышки — поднимая. — Типа думаешь, истории много надо? Скажи спасибо, что нас не задело… Вставай, пошли отсюда.

У нее были мокрые джинсы. И грязные — особенно на заду. Она поджимала ноги, норовя плюхнуться обратно. Трава хрустела, сминаясь.

— Он тогда гов…рил — разор…вать цепь, — бормотала Пикачу, заикаясь от слез. — Он разорвал, что ли, получается? И чего?!

— Он еще говорил — типа молиться тут надо, — сказал Эдик — непонятно, с насмешкой или нет. — Как в храме. А что? — вопросил он, ставя-таки ее на ноги — преодолев сопротивление. И вдруг крикнул: — Внимание, молитва! Хочу, чтобы у нас с Рогволдом был общий ребенок!

И сам, по-моему, смутился. Надо же — такое брякнуть… Странные шутки бывают у некоторых людей.

— Шуточки! — вырываясь, со слезами выкрикнула Пикачу. — Дураки!

(Зачем он это ляпнул? Просто. От балды. Просто…

Кому бы в голову пришло?!..

…При том, что у него вообще-то уже есть дочка — от какой-то знакомой, на которой он никогда не был женат. Вроде даже жила эта дочка какое-то время с его родителями — пока мать не забрала… Рогволд, сидящий на полу, обнимая маленькую девочку в несоразмерно больших джинсах — был у Пикачу такой кадр.