Соло тишины

– Этот мальчик – мой сын, – с некоторой грустью сказала Аня. – и уж лучше я отдала бы его учиться на фортепьяно.

– А ещё лучше – на трубе! – неловко пошутил её спутник и тотчас добавил уже серьёзно. – в любом случае нужно везде чувствовать ритм и не путать аккорды.

– Ничего он не путает, просто волнуется. Потому что балалайка – не его инструмент.

– Согласен, для струн нужен особый характер, настрой…

– И особенный перезвон в сердце…

– Что? Что?

Гоша переспросил это так отрешенно, что ему самому стало не по себе.

Просто он услышал на концерте не только неловкие, порой даже корявые мелодии, исполняемые детьми, а сквозь череду нот и аккордов уловил какое-то нагнетающееся вокруг него напряжение – тогда в его сердце пришла наконец тревога. Будто музыка совершенно неведомым никому способом торопилась оповестить его о главном – разоблачение неминуемо, и даже если преступление совершено во благо высоких идей, в любом случае оно остаётся преступлением, то есть большой ошибкой, а это как неправильно поставленный музыкальный знак в такте, после которого неминуема пауза и долгие раздумья.

Тем временем они уже пришли к Ане домой.

Гость робко осмотрелся, отметив про себя, какая здесь тишина. Он всегда замечал, что именно другим людям, которые этого совсем не ценят, на тишину удивительно везёт, они даже пренебрегают ею, потому что видимо в какой-то момент она начинает их раздражать и тогда им хочется шуметь. Но в квартире у Ани пока никто не шумел и было тихо.

– Давно развелась? – спросил он, потому что больше просто нечего было спросить.

– Почти сразу, как родила сына, – ответила женщина.

Её сыну на вид было лет семь или восемь, и Гоша подумал вдруг, что с Аней они могли быть отличной парой, если бы он заметил её в юности. Но тогда он не обращал внимания на девчонок, даже стеснялся и сторонился их, озабоченный собой, своими прыщами, меняющимся голосом и как он считал, появляющейся от этого нервозностью.

Аня включила чайник и достала печенье. Гошу это немного смутило – он считал, что в такой ситуации полагается выпить по бокалу вина, ведь они в общем-то взрослые люди и ни ему, ни ей больше никуда сегодня не надо спешить.

От чашки чая потянулся аромат малины… А потом Аня достала начатую бутылку ликёра и немного налила в чашки.

– Тоже малиновый, как и чай, – пояснила, закупоривая снова бутылку.

– У меня на даче много малины, приходи в июле, – позвал Гоша и женщина ему улыбнулась.

Говорить было особенно не о чем. Немного повспоминали юность, обсудили, у кого как сложилась жизнь. Выпили чай и пошли в спальню. Гоша почувствовал, как от волнения у него слабеют ноги.

– Какую музыку включим? – спросила Аня.

– Есть Морриконе? – спросил в свою очередь её гость.

– Не думаю, что это подходящее.

– А мне нравится.

Аня быстро выскользнула из платья, оставшись в чёрном кружевном белье – такое, как всегда думал Гоша, носят обычно стервы. Но эта женщина навряд ли была стервой, и он снял рубашку, расстегнул брюки… В этот момент раздался страшный грохот, так что мужчина подумал – сейчас на них обрушится потолок. Он подскочил, заметался. Женщина прильнула к нему, будто ничего не услышала.

– Что это? – дрожащим голосом спросил гость.

– Соседи сверху перестилают пол, не обращай внимания, мы все уже привыкли, это у них давно, – пояснила Аня. – распиливают, сверлят и так далее.

– Надолго это?

– Теперь уже до вечера.

Гоша оторопел. Смутился, растерялся. Накинул рубашку на плечи. Он захотел немедленно прямо сейчас уйти, хотя понимал – момент вовсе неподходящий и выглядеть это будет по-дурацки.

– Не переживай, всё получится, – сказала женщина и погладила его по животу.

– Навряд ли, – отозвался он, торопливо уже застёгивая одежду.

– Можно выпить ещё ликёра теперь уже без чая, – предложила тогда она и сказала ещё что-то, однако он не расслышал, потому что слова её заглушил грохот сверху.

– Пожалуй, я пойду, – сказал Гоша во время нескольких секунд спасительной тишины. – приходи лучше ты ко мне. У меня сейчас тихо.

– Не знаю, – с сомнением ответила женщина.

– Может быть завтра? – продолжал настаивать он.

Она промолчала. Тогда он записал на листке бумаги свой адрес и телефон. Аня не взяла протянутый листок и он положил его на нетронутую постель.

– Утром я буду дома, – добавил ещё и хотел обнять женщину на прощание, однако сверху снова загрохотало и чувствуя, что он всё делает и говорит невпопад от этого ужасного шума, человек поспешил выйти.

Неведомая ему прежде эйфория кружила голову, так что недавний гость догадался – он влюблён, вот так вот запоздало, в сорок лет, хотя с юности ждал этого радостного волнующего чувства. Предположил, что с Аней у них даже сейчас мог бы получиться хороший союз, к тому же к сыну её он уже проникся какой-то неожиданной симпатией, и даже подивился тому, как сильно они похожи – будто это и вправду его ребёнок.

К этому времени ликёр из чая неожиданным образом дал о себе знать, и Гоша почувствовал, как головокружение усилилось – прямо-таки вправду захотелось летать. Полагая с уверенность, что Аня завтра непременно к нему придёт, стал уже сейчас ожидать эту встречу.

Дома принял душ и всю грязную одежду закинул в стиральную машину. Достал нарядную рубашку и по-летнему светлые брюки. День пролетел незаметно и неожиданно приятно, так что он весьма удивился, взглянув на часы – была уже половина девятого. Прилёг на диван, обуреваемый лёгкой усталостью, и тотчас уснул. Не приснилось ничего, потому что сон его был чрезвычайно глубоким, и в этом сне царила тишина – такая величественная и грандиозная, какая бывает может быть только на том свете, и от этой тишины спящий рисковал не проснуться вовсе. Однако он этого не боялся, потому что не подозревал о существовании такого риска, зато теперь по-настоящему отдыхал – и от мыслей, и от движений, и от звуков.

***

Следующим утром Аня, разумеется, не пришла.

Гоша с волнением ждал, прислушиваясь к каждому звуку, раздающемуся снаружи. Это утро было для него совсем не таким, как вчерашнее, и уж тем более не таким, как день за днём долгие бессонные годы – он ощущал себя здоровым полноценным человеком, выспавшимся и бодрым. Красиво накрыл на стол, сел завтракать, надеясь, что Аня может придёт именно в этот момент и её тоже можно будет угостить. Потом подумал, что может она просто не захотела прийти с утра и появится позднее в течение дня, а потому остался дома дожидаться её, погода к тому же резко испортилась и выходить на улицу совсем не хотелось. Тогда он стал наслаждаться своим одиночеством и наслаждаться тишиной, думая о том, что всегда ему прежде любопытно было узнать, как живут преступники после того, как совершат свои преступления – почему-то сомневался, что они могут быть счастливыми, полагал, что каждый миг они раскаиваются в содеянном и с тревогой ожидают расплаты. На самом деле оказывалось всё вовсе не так – вот он теперь был преступником и счастье переполняло его. Ведь по сути преступления навряд ли совершают ради раскаяния… А просто человек делает свой роковой шаг, именно если есть заветная цель, какую никаким другим путём не удавалось заполучить…