Solo
Шрифт:
– Ты его видел сам?
– Ни разу, но Леонид о нем раньше часто говорил. А потом как-то резко перестал…
– И что теперь делать?
– Для начала выяснить, что там на самом деле с внебрачным сыном.
– Можно спросить об этом у его сестры.
– Виктории?
– Да-да, Виктории.
– Уверена, что она захочет встречаться?
– На кону целый дом в наследство, Артур. А Виктория очень жадная. Эта кобыла оттяпала родительскую квартиру в центре, купила себе квартиру, машину, бизнес завела, собирается дом купить в Грузии, и все ей, сволочь, мало. Тебе Леня рассказывал, как разделилось наследство после смерти его родителей?
– Да, но хочу тебя послушать.
– О-о-о, ты открыл ящик Пандоры.
Артур засмеялся и сел за стол. Мария отпила из чашки чай и начала свой рассказ:
– Родители Лени жили в доме в «Белой
– Да, борьба за наследство разрушает целые семьи. А Леониду и без этого досталось, – Артур сделал пару глотков, потом поставил чашку и прикрыл лицо рукой. – И вообще, почему я его уже хороню, а?
– Да потому что так и будет.
– Прости за откровенность, но с тобой я это обсуждать не стану. Ты бы его сама убила, будь у тебя такая возможность. – И Артур снова стал пить чай.
– А умирал бы на моих глазах – перешагнула бы, – От этих слов Артур поперхнулся и стал громко кашлять. Мария засмеялась и ударила его пару раз по спине.
– Да шучу я, шучу. Но ты прав, отношение у меня к нему поганое. А теперь к этому придурку у меня еще больше вопросов, – закончила Мария и принялась за рулет.
Глава 7
Аделина приехала на очередную вечеринку к своим друзьям. Снова знакомые и незнакомые лица, снова музыка и движения невпопад. Снова море алкоголя, от которого Аделина повеселела только в самом начале, а потом вдруг начала плакать прямо во время танца. Подруги стали ее успокаивать. Среди них была Аня, которая обняла девушку и держала так больше часа. Все это время Аделина порывалась куда-то пойти, но Аня не отпускала подругу, предлагая ей уехать с вечеринки. Аделине становилось все хуже, но вдруг, совершенно неожиданно для Ани, она заявила, что хочет с ней выпить. Аня нехотя согласилась, взяла бутылку и плеснула себе немного вина в бокал. В поисках стакана Аделины она вынуждена была поставить бутылку. В то же мгновение Аделина схватила бутылку и стала, не отрываясь, пить прямо из горлышка. Аня вскрикнула и аккуратно, чтобы не пролить на Аделину, попыталась забрать бутылку, но та крепко вцепилась в нее и не отпускала. В конце концов Аня вырвала бутылку, и остатки вина пролились на одежду Аделины, диван и пол. Аделина громко сматерилась, затем встала и тут же оперлась о стол, потому что ее страшно шатало. Аня пыталась ее поддержать, но потом, заметив разлитое повсюду вино, отправилась на поиски тряпки.
Оставшись без контроля со стороны Ани, Аделина, едва переставляя ноги, поплелась за новой порцией спиртного. Схватив бутылку водки со стола, она открыла ее и начала пить залпом. Сидевшие рядом парни захохотали и стали одобрительно улюлюкать. На их возгласы обернулись все, включая Аню, которая пришла с кухни и увидела, как Аделина допивает бутылку. Аня побледнела и тихо села на кровать, наблюдая за тем, что делала Аделина. А та стала танцевать, но ее движения были скорее попытками удержать равновесие, которые в конце концов закончились полным фиаско, и Аделина рухнула на пол. На грохот снова все обернулись и поначалу ждали, что Аделина встанет. Аня первая вскочила с места и бросилась к подруге, неподвижно лежавшей на полу, за ней
подбежали остальные. Музыку выключили, ребята попытались привести девушку в чувство, но безрезультатно. Кто-то вызывал скорую помощь, и уже через пятнадцать минут бригада врачей делала промывание желудка. Еще через час Аделина лежала в палате городской больницы под капельницей.Первые сутки она спала и пришла в себя только к вечеру следующего дня. Даже небольшой поворот головы вызывал сильные приступы тошноты, которые мучили девушку долгое время. Лежала она в общей палате: двенадцать кроватей, возле каждой – белая тумбочка, слева от двери в палату – очень шумный холодильник, а на нем – очень тихий телевизор. Во время вечернего обхода к ней подошли тучная медсестра и молодая женщина-врач. Врач заботливо поинтересовалась ее самочувствием, а медсестра вынула иглу капельницы из катетера.
После этого Аделине разрешили вставать. Девушка едва слышно поблагодарила врача и медсестру и стала медленно разминать кисти рук, затем сгибать руки в локтях. На лице появилось выражение боли. Аделина согнула ноги и стала разминать их. Все тело болело при каждом движении, от чего девушка стала громко и часто дышать. Врач с медсестрой осмотрели других пациентов в палате и вышли.
Когда шаги в коридоре затихли, Аделина осмотрелась и села на кровати. От смены положения ее стало тошнить, она громко закашляла и закрыла глаза, потом опустила голову и долго тяжело дышала. Сказывались мощное отравление, пустой желудок и обезвоживание. Посидев так минут десять, девушка все-таки встала на ноги и, пошатываясь и опираясь о стены, вышла в коридор.
Палата Аделины была последней в коридоре и располагалась у огромного панорамного окна, рядом с которым стоял большой диван. Больничный коридор тянулся от окна на сотню метров, посередине находился пост дежурной медсестры, которой на месте не оказалось. Аделина осмотрелась и, опираясь о стену, подошла к дивану у окна. За окном жил своей жизнью огромный многомиллионный город, мерцающий тысячами огней. Впереди открывался вид на Коломенский проезд, рынок и торговый центр, за ними тянулась череда восьмиэтажных домов. Еще дальше открывалась панорама запада Москвы, где в одной из больниц лежал Леонид Алмайя. Аделина с тоской всматривалась в панораму ночного города, и глаза ее наполнялись слезами. Не отрывая взгляд от окна, девушка опустилась на диван и сидела так до тех пор, пока не уснула. В палату ее отвела дежурная медсестра, которая вернулась на свой пост и заметила девушку в коридоре.
На следующее утро Аня ехала в больницу, где лежала Аделина. Всю дорогу до станции Павелецкая Кольцевой линии она нервно дергала ногой и кусала губы. Аня вышла вместе с толпой, спустилась в переход и неуверенно пошла по нему на зеленую ветку. Другие пассажиры, обгоняя, то и дело натыкались на нее. У лестницы на станцию Павелецкая Замоскворецкой линии Аня в задумчивости остановилась. Она пыталась подобрать нужные слова для предстоящего серьезного разговора с подругой, а чтобы не забыть их в нужный момент, записывала в заметки на телефон. Наконец Аня с чуть заметной улыбкой решительно направилась в сторону платформы – нужные слова были найдены и мысли обрели законченный вид.
Через сорок минут Аня с Аделиной сидели на диване у окна в коридоре больницы.
– Дель, ты как себя чувствуешь? – тихо спросила Аня.
– Мне стыдно, – так же тихо ответила Аделина. – Я могла умереть. Что бы тогда сказал мой отец, когда пришел в себя и узнал об этом?
Аня опустила голову и ничего не сказала. Аделина отвернулась и стала смотреть в окно.
– Когда мой отец впал в кому, я сначала не поверила. Не хотела верить. Потом, когда приехала в больницу и увидела своего отца с кучей отходящих от его тела трубок, весь мой прежний мир… Вся жизнь рухнула, Ань. Как будто потерялся смысл жизни. Отец… Он был для меня очень многим. Он поддерживал меня во всем, никогда не ругался, не повышал голос. Он как антипод моей мамы, а его образ жизни – антипод моей жизни и жизни мамы. У него дома я отдыхала. От всего…
– Ты ему сейчас нужна, Аделина. Ты нужна своему отцу.
– Как я помогу ему? Я не врач, не хирург, не высшие силы… И не верю в то, что можно как-то помочь…
– Мне просто важно тебе это сказать. Вера – самое сокровенное, личное и сильное чувство, которым наделен человек. Человек, обладающий верой во что-либо, гораздо крепче остальных. Когда другим не на что больше надеяться, человек с верой в сердце не теряет надежды.
Аделина горько усмехнулась и посмотрела в глаза подруге.