Соломенная любовь
Шрифт:
Этот комок обиды до сих пор торчит как кость в горле. И его невозможно проглотить! Как только что-то не так, он тут как тут, этот острый сгусток душевной боли.
И сейчас то же самое состояние. Душевная боль не рассасывается и никуда не девается. Она просто затихает на время.
Лиза шла следом за матерью, и не было в душе ненависти к ней. Только жалость. Жалость к близкому человеку.
Страница из дневника Элизы:
«…В тот день я смотрела на мать и вдруг меня осенила мысль: а ведь мама ещё молода! И красива! Она могла бы нравиться
Почему же я считаю маму старой? И, причём, уже давно! А ведь родителям нет ещё и сорока пяти лет. Поженились они рано. Им не было и двадцати лет. И все эти годы мучили друг друга.
Почему не разводились? Не дали свободу друг другу? Из-за нас, детей? А разве детям от этого лучше? Разве они дали нам свободу душевную и физическую? Нет. Ничего этого я не смогла получить ни в детстве, ни в юности.
И даже сейчас, когда я намного старше их, и их нет уже в этом мире, они держат меня, не отпускают…
Может быть это происходит от того, что я мало времени уделяла им и не до конца понимала своих родителей? Чего-то не увидела, чего-то не разглядела. И чувство вины не проходит, или я держу его в себе искусственно. Просто привыкла мучить себя».
Глава 2.
1985 год, Благовещенск
«В который раз читаю драму Александра Островского «Гроза», Сколько раз не читай классику, с каждым разом она открывается по-новому, иначе! Замечаешь детали, невидимые раньше, лучше понимаешь диалоги героев, иначе открывается замысел классика». – Лиза отложила книгу в сторону. Несколько минут размышляла над прочитанным текстом. «В школе я терпеть не могла пьесы. Читать их скучно, сложно. А теперь перечитываю с удовольствием. Странно…»
Её мысли прервал отец. Он принёс в комнату дочери телефонный аппарат.
– Дочка, тебя к телефону, – тихо произнёс отец, подавая дочери трубку. Уходя, зацепился за длинный телефонный провод, тихо выругался.
– Спасибо папа, аккуратнее, тебе помочь? – забеспокоилась Лиза, положив трубку телефона на стол.
– Нет, нет, дочка, всё хорошо!
Отец вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Лиза подняла трубку:
– Алло… слушаю вас, говорите.
– Здравствуйте!
И Лиза тут же проваливается в бездну! Её обдало жаром так, как будто на неё вылили махом тонну кипящей лавы. Раскалённая эффузия проникла во все клетки её измученного ожиданием организма. Она не чувствует своего тела и трубка вот-вот вывалится из ослабших рук…
– Д-да, здравствуйте…
– Вы можете говорить?
– Я… я не з-з-знаю… м-можете перезвонить через пять минут?
– Конечно, я перезвоню через пять минут. Нет, через семь. Даю вам время немного успокоиться, Лиза.
В трубке раздались частые гудки. Лизе стало плохо!
– Что я наделала! Дура, дура! Зачем заставила перезванивать! Зачем?
Она подскочила, открыла дверь.
– Уже поговорила, дочка? Кто это был? – отец отвлёкся от просмотра телевизора.
– Да, так, по делу. Должны ещё позвонить…
– А ты что такая красная? Не заболела? Померь температуру…
– Нет, папа, всё хорошо. Мама где?
– С Геркой снова куда-то помчались. Делать им нечего. Занимаются ерундой. Мать совсем сдурела…– отец махнул рукой и вернулся
к просмотру новостей.– Папа, не заводись, иди отдыхай!
Лиза побежала на кухню, налила стакан воды из-под крана, выпила пахнущее хлоркой содержимое залпом, вернулась в комнату. Села напротив телефона и стала ждать.
Ждать голоса, который свёл её с ума. И не даёт покоя уже несколько месяцев. Она уже не верила, что вновь услышит этот бархатный низкий альт, своё имя, которое он произносит удивительно просто и тепло.
Время тянулось неумолимо долго. Вкус его был горьким, этот вкус вызывал жажду, но Лиза боялась хоть на секунду отлучиться. Во рту совсем пересохло. И она рискнула. Семимильными шагами ринулась в кухню. Из спальни выглянул отец.
– Что случилось? Ты что так топаешь, несёшься, словно лошадь.
– Папа, отдыхай!
Лиза налила воду в стакан и, разливая её, снова понеслась к себе. Дышала тяжело, как будто приняла участие в спринте. Глянула на часы. Прошло всего четыре минуты! Три минуты! Ещё три минуты! Как их прожить? Зачем она отложила разговор.
Трель звонка вознесла её в небеса. Она подпрыгнула так, что чуть не снесла телефонный аппарат со стола. И вновь сухо в горле, голос пропал. Лиза сделала глоток, поперхнулась. А телефон всё звонил…
– Трубку возьми, Лизка, чего глаза выпучила, трубку возьми, трещит, на нервы действует.
Отец заглянул к ней в комнату, затем хлопнул дверью и удалился.
– Аллё, – хриплым голосом произнесла Лиза короткое слово, пытаясь взять себя в руки.
– Здравствуй, дорогая. Ты меня узнала?
– Да… – прошептала она. И вновь её понесло в небеса. Тёплая волна воспоминаний прокатилась по телу, – это вы?
Он рассмеялся в трубку густым, сладким, словно мёд, смехом. И она уже видела его взгляд, огромные карие глаза, до того карие, что казались чёрными, бездонными. И она утонула в этой бездне, до сих пор находится в ней и ей совсем не хочется из неё выбираться…
– Да, это я, дорогая. Лиза, рассказывай, как жила всё время, пока я скучал по тебе?..
В эту ночь Лиза не спала почти до утра. Она что-то писала в дневнике, зачёркивала, снова писала, плакала, роняла слёзы на лист, размазывала их. Под утро захлопнула тетрадь, натянула резинку на пухлую тетрадь и спрятала её под матрас.
Глава 3.
1985 год, Благовещенск
Лизе часто снятся сны, уносящие глубоко в детство. Какие-то события, повлиявшие на эмоции там, далеко-далеко, начинают всплывать, волновать, тревожить. Вот и сегодня её всколыхнули давно забытые события. Она лежала в темноте и перебирала каждую нотку своего сна. Бабушка умела разгадывать сны, а она, Лиза и не пытается никогда этого делать. Она просто переживает их и вспоминает, вспоминает детали.
Каждую весну, в день рождения, отец дарил ей букетик свежих, ароматных колокольчиков молочного цвета. Он сам ходил собирать цветы за город в лес. Колокольчики покачивались на тонких, как ниточка, стебельках, источая потрясающий, умопомрачительный аромат. Лиза любила разглядывать каждый горшочек цветка, разговаривала с ним и уговаривала пожить подольше, сохраняя эту красоту. Но колокольчики постепенно умирали, запах становился всё слабее, а двенадцатилетняя Лиза плакала:
– Почему счастье так кончается быстро, почему ландыши так коротко живут. Я ненавижу их! Они бросают меня, они меня не любят…