Соломон Хук. Дилогия

Он решительно вышел, остановился на миг у порога девятнадцатой и с тяжелым сердцем отворил дверь. Все так же накрытый простыней человек лежал на кровати, собранные носилки почему-то остались здесь же прислоненными к стене, словно ими собирались воспользоваться в самое ближайшее время. Он и не заметил, как в комнату пробрались сумерки. Сейчас человек выглядел скорее покойником. «Наверняка накачали парня какой-нибудь дрянью, чтобы не чувствовал боли», — решил про себя Соломон. В этот миг ему пришло в голову, что после перенесенной травмы парню требовалась срочная многочасовая операция на мозге, если только… Если только он не ошибся, и парню не посчастливилось отделаться легким испугом. Уму не постижимо! Но если так, и повиниться ему не удастся, он по крайней мере узнает, насколько серьезна травма.

Аксель вернулся к двери, зажег свет и решительно стянул с головы раненого простыню. О Боже… Он невольно опустился перед постелью на колени и с замиранием сердца взял свесившуюся к полу руку. Анна… В тот же миг сердце отчаянно заколотилось в груди, из головы вылетели все вопросы, всего мгновение назад не дававшие ему покоя. Он поднес ее нежную ручку к губам и благоговейно поцеловал. Анна спала. Ее высокая грудь с только что затянувшейся ранкой чуть заметно вздымалась на вдохах, и Соломон невольно залюбовался спящей. Господи, какое счастье, что все происшедшее на поверку оказалось лишь дурным сном! Он так и не понял, сколько простоял на коленях у ее постели, но на каком-то этапе осознал, что если не собирается будить спящую, то благоразумнее будет уйти и подумать о том, что делать дальше.

Аксель вернулся к себе и только тут почувствовал, что у него от волнения дрожат руки. Вот он и выяснил оба вопроса, ради которых приехал в клинику. Точнее, они сами выяснились, независимо от его желания. А в результате? А в результате он чувствовал ни с чем несравнимую радость, но, как ни странно, не испытывал и тени удовлетворения. Чего же тебе не хватает, Соломон Хук? Он попытался привести в порядок мысли, и когда это ему удалось, понял, что две вещи не дают ему покоя — потайная дверь и лысый незнакомец… Ведь он увидел лысого, когда тот выходил из потайной комнаты, а вовсе не искал свою! А это, в свою очередь, может означать только одно — никакой он не пациент! Он здесь свой!

Аксель решительно поднялся и посмотрел на часы — половина двенадцатого. Вот и закончился день, который он отпустил себе на поиски ответов. Теперь он должен решить для себя, что ему делать — вернуться в большой мир или остаться в клинике на ночь и постараться разъяснить все до конца? Колебания длились недолго. Нет, он не может вернуться, не прояснив до конца смысла происходящего в клинике доктора Фуджи. А в том, что в этом милом доме творится что-то неладное, Хук уже не сомневался.

Он вышел из комнаты, миновал лестничную площадку и начал спускаться по ступеням. Ему казалось, что каждая из них не просто скрипит, а тревожно поет под его ногами, предупреждая всех в доме: Соломон Хук спускается по лестнице! При всей своей нелепости мысль не показалась ему забавной. Такой громкоголосый герольд ему сейчас совсем ни к чему. Стиснув зубы, он старался ступать как можно мягче. Ночное освещение не слепило глаз, и в то же время позволяло нормально ориентироваться в обстановке. Он спустился на площадку первого этажа и огляделся — никого. Это хорошо. Соломон нырнул под лестницу, в то самое место, где увидел сегодня закрывающийся за Лысым дверной проем. Стену, как и на втором этаже, облицовывали дубовые панели, и на первый взгляд выглядела она совершенно однородной, но Аксель знал, что это впечатление обманчиво.

Он принялся осторожно обследовать панели. Здесь, под лестницей, света оказалось еще меньше, но Соломон понимал, что свет в такой ситуации не поможет. Все тайное совершается во тьме и остается незримым на свету. Сентенция достаточно наивная, но в данном случае не лишенная практического значения. К такому выводу он пришел, когда осознал, что в одном месте резьба на панели не столь шероховата, как в прочих, словно отполирована частыми прикосновениями человеческих рук. Он осторожно начал экспериментировать с резным элементом панели, и дверь неожиданно послушно отворилась. Поток яркого света ударил Акселя по глазам, заставив его отпрянуть в затененное пространство. Через мгновение он решил повторить опыт, шагнул в ярко освещенный проем и… совершенно неожиданно для себя столкнулся в дверях с лысым гигантом.

От неожиданности Аксель опешил. Его глаза уже приспособились к свету, и теперь он во все глаза смотрел на незнакомца. Некоторое время они словно соревновались взглядами. При этом Соломон никак не мог отделаться от впечатления, что видит старого знакомого, и никак не мог вспомнить — кого, хотя лысых друзей у него наперечет. В свою очередь, верзила смотрел на Хука, явно изучая его лицо с совершенно непонятной целью. Тоже пытается опознать? Аксель невольно переместил взгляд с лица незнакомца на место предполагаемой травмы, но как ни старался, не мог отыскать ни малейшего следа раны — его взгляду открылся чистый, гладкий, лысый череп. Даже шишки не осталось! А ведь Аксель собственными глазами видел, как тяжелая ваза обрушилась Лысому на голову. Самое малое, у парня должен был треснуть череп! Однако — ничего… И тогда верзила улыбнулся ему и приложил палец к губам, как бы предлагая сохранить в тайне их маленький секрет. Соломон инстинктивно кивнул и собрался заговорить, рассеять не дававшие ему покоя сомнения, но именно в этот момент Лысый совершенно неожиданно закрыл перед его носом дверь.

Некоторое время Аксель продолжал стоять в нерешительности. В самом деле: как он должен относиться к происшедшему? Поступил-то Лысый Гоблин явно недружелюбно. Да и улыбка парня выглядела как-то неприятно-снисходительно. Так улыбаются до смерти надоевшему дебильному ребенку. Соломон поймал себя на отчаянном желании ворваться в комнату и набить Лысому его удивительно знакомую морду. Вместо этого он развернулся и ушел, размышляя о новых странностях. По большей части, неприятнейшего характера. Лысый явно знаком ему, он Лысому, судя по его взгляду, тоже, причем парень относится к нему, Акселю, мягко говоря, не слишком дружелюбно. С другой стороны, за что ему любить Соломона? Уж не за то ли, что он трахнул беднягу по башке вазой? Что сделал бы он сам в подобной ситуации… если бы остался жив, конечно? Да начистил бы мерзавцу рыло! Уж это как минимум! И вот тут перед Хуком со всей очевидностью встал другой вопрос: парень остался жив — это ясно как день. Но как это сучилось?! Ведь даже царапины не видать! Чудеса, да и только!

Аксель отворил дверь своей комнаты и вновь почувствовал на уровне лица слабое дуновение, словно кто-то невидимый, едва не задев его, торопливо прошмыгнул внутрь комнаты раньше ее официального обитателя. Чертова клиника! Тут и впрямь недолго и свихнуться! Он включил свет и возбужденно заходил из угла в угол. Что же такое происходит? Никогда прежде на память не жаловался. Соломон принялся с ожесточением перебирать в уме лица и имена знакомых недавних, а также старых и давно забытых, но безрезультатно. Лысый оказался с него самого ростом, и комплекцией незнакомец сильно напоминал его самого. Это последнее обстоятельство еще сильнее сужало круг поисков, но не продвигало вперед ни на шаг.

Аксель машинально сделал еще один круг вокруг стола, остановился перед встроенным в шкаф зеркалом и вгляделся в собственное отражение. Пару минут он смотрел на себя самого со стороны, одновременно пытаясь ответить на не дающий покоя вопрос: кто ты, Лысый? И ведь самое странное то, что не только комплекция, но и лицо его показалось Солу удивительно знакомым. Словно они не увиделись как-то раз случайно, а встречались долго и систематически, быть может, каждый день… но где?!! Он поймал отраженный зеркалом собственный яростный взгляд и вдруг… И вдруг его прошибло холодным потом, потому что он вспомнил. Где, когда и как — вспомнил все до мельчайших подробностей.

Он действительно видел этого парня, видел каждый день и видел именно в зеркале, когда брился по утрам… Еще не совсем поверив в догадку, он лихорадочно вглядывался в собственное отражение. Ошибки быть не могло. Нос, рот, глаза, уши, лоб и подбородок, цвет кожи, каждая морщинка — буквально все соответствовало тому, что он видел сейчас в зеркале, с той лишь разницей, что на незнакомце не росли волосы. То есть ни бороды, ни усов, ни длинной, до плеч, шевелюры он не носил. Все те места, что на голове Хука покрывала благородная густая растительность, на башке Лысого оставались девственно чистыми, гладкими и нежными, словно им еще только предстояло заколоситься.

Аксель вновь почувствовал настоятельное желание выпить. Нет, никогда и никуда он больше не отправится, не прихватив с собой хотя бы бутылочку чего-нибудь крепкого. Он бухнулся в кресло и принялся думать, хотя, если вникнуть в суть проблемы, думать-то не о чем. Как там говорится в Библии? Время собирать камни и время их разбрасывать. «Главное, бросать метко, чтобы ни один не пролетел мимо цели», — добавил он от себя. И что-то подсказывало Акселю, что сделать это нужно как можно скорее, в особенности теперь, когда он обменялся взглядом с Лысым, и тот понял, что он, Аксель, либо тоже все понял, либо в самом скором времени поймет.