Соловушка

Милана всегда знала, когда нужно подойти и «погладить» (и не только эмоционально), когда лучше не соваться, а когда — затеряться где-нибудь в квартире и сделать вид, что её нет.

И она была вознаграждена, потому что Морозов не был глуп и слеп, он всё чувствовал и понимал. Он никогда не обижал её, и после редких «приступов» холодности и отчуждённости, подходил всегда сам, первый.

Он был пленён Миланой, очарован. Он обожал её. Она это чувствовала, но никогда не пользовалась этим.

Она окутывала его своим теплом и уютом, и он с удивлением обнаружил, что ему легче работается, когда она рядом. Она не отвлекала его, совсем наоборот, любой проект продвигался намного быстрее.

Он же давал Милане то чувство безусловной любви и защищённости, которое ей было нужно всегда. Она нуждалась в Никите, его основательности, спокойствии, невозмутимости.

Возможно, они стали зависимы друг от друга, но никого из них это не тяготило.

Таким образом, когда настал май, они уже оба были уверены, что всегда жили вместе, и всегда будут жить вместе.

…Милана мыла посуду после ужина. Никита почему-то не ушёл, продолжал сидеть за кухонным столом. Он вот уже несколько дней был очень задумчив; Милана списывала это на то, что он заканчивает работу над проектом, устаёт. Может, и нервничает, переживает.

Милана закончила мыть посуду и хотела уйти в комнату, но Никита остановил её, мягко взяв за руку.

— Лана, давай поговорим.

— Здесь? — удивилась она.

— Можно и здесь. Присядь.

Теряясь в догадках, она опустилась на табурет напротив него.

— Лана, ты знаешь, как я к тебе отношусь. И для меня самое большое счастье — это провести всю жизнь с тобой…

Сначала она очень обрадовалась, решив, что он собирается сделать ей предложение. Но быстро поняла, что с таким лицом предложение точно не делают. В душу закралась тревога и тяжёлое предчувствие.

— …но? — она прямо смотрела в его глаза.

— Но я совсем не уверен, что это нужно тебе. Возможно, пока ты в эйфории и ослеплена, но что будет потом? А мне будет крайне сложно пережить потом, когда я совсем привыкну к тому, что ты моя, твоё охлаждение.

— С чего ты взял, что будет охлаждение, Никита?

— Ты молода, Лана! У тебя вся жизнь впереди. А я уже прошёл экватор.

— Знаешь, — прищурилась она. — Почему-то у меня ощущение, что ты красиво и издалека начинаешь потихоньку бросать меня.

— Лана, нет! — встрепенулся он. — Но пойми, семнадцать с половиной лет разницы… Конечно, я должен был думать раньше об этом, но то, что случилось…было сильнее меня.

— А сейчас? — она не мигая смотрела на него.

Только она умеет так смотреть на него, и от этого взгляда зависит, где будет стоять запятая в выражении: «Казнить нельзя помиловать».

— Сейчас это ещё сильнее, и мне страшно. Я боюсь. Боюсь того момента, когда ты сочтёшь меня старым.

— Никита, ты с ума сошёл? Семнадцать лет разницы — это не тридцать и не сорок! О какой старости ты говоришь сейчас?!

— Понимаешь, — он облокотился о колени и взялся руками за лоб. — Я никогда не вступал в отношения со студентками, аспирантками, и всегда презирал тех пожилых учёных, которые грешат подобным, посмеивался над ними. А теперь я сам зависим, я себя не помню от тебя! Меня нет!

— Я не студентка и не аспирантка, мне двадцать семь, а не девятнадцать, а ты не пожилой! И меня тоже нет, у меня есть только ты! Но я не считаю, что это плохо. Это как в песне: «Я это ты, ты — это я»! Понимаешь? Это и есть любовь, Никита! Это так и должно быть! Ты же сам говорил, что тебе лучше работается, когда я рядом! Что тебе легко и спокойно, когда я с тобой!

— Это всё чистая правда, Лана! Но мне, с одной стороны, спокойно, а с другой, наоборот, постоянно неспокойно, я боюсь, что ты исчезнешь из моей жизни.

— С какой стати?! Я никуда не собираюсь. Но если уж так боишься, привяжи меня к себе. Есть вполне законные способы!

— Лана, жениться на тебе — моё самое большое желание!

— Ну так женись!

— Мне нужны гарантии. Уверенность, что это навсегда.

— Это навсегда, Никита!

— И не только слова.

— А что?! Чего ты хочешь-то?

Глава десятая

— Мы подадим заявление в ЗАГС, но в тот период, который останется до свадьбы, мы должны немного пожить отдельно. Подготовка к свадьбе будет идти, разумеется. И работать будем, по-прежнему, вместе, а в быту расстанемся ненадолго. Хочу, чтобы ты сравнила и определилась, как тебе лучше? Можешь ли ты без меня?

Милана побледнела и выпрямилась. Когда он увидел её лицо, впервые пожалел о том, что начал этот разговор, хотя был уверен в своей правоте, ведь он ни слова не солгал.

— Это начало конца, — сказала она бесцветным голосом. — Когда начинаются эти разговоры в пользу бедных о том, что нужно расстаться, подумать, побыть с самим собой, — это означает лишь одно: кто-то кого-то хочет слить. И я даже знаю, кто кого.

— Лана, ты не права!

— Права-права. Когда двое любят друг друга, они по собственной воле не расстанутся даже на день, только по обстоятельствам. Им и в голову не придёт разбежаться и проверять чувства!

— Лана, ты же никогда не мыслишь стереотипно, откуда это всё?

— Ты меня выгоняешь, только и всего.

— Пожалуйста, не говори так! Я сниму квартиру для тебя, ты не пойдёшь больше в общежитие! Создам для тебя максимально комфортные условия, ты не будешь ни в чём нуждаться! Это нужно для того, чтобы ты и подумала, и имела возможность сравнить жизнь со мной и жизнь без меня.

— Ну уж нет! Ты знаешь, как называется женщина, для которой снимают квартиру? Сними для кого-нибудь другого! Мне не нужно! Мне нужен ты, Никита!

Она встала и обняла его за шею, прижалась. Он чувствовал, как дрожат её холодные руки.

— Пожалуйста, Никита, не бросай меня! Прошу! Я не могу без тебя, не хочу! Люблю тебя больше жизни! Я так долго ждала тебя, искала! И только-только почувствовала себя нужной, счастливой, самой любимой!

— Лана, это всё никуда не денется, с моей стороны это навсегда, я знаю себя, поверь! — он положил ладони на её запястья. — Любимая, мы разъедемся ненадолго! Почему ты мне не веришь?!

Она отстранилась и сказала глухо: