Somniator

Я нежно покрыл все ее тело поцелуями, после чего снял лифчик. Девушка не сопротивлялась. Я знал, что приятно девушке, к тому же юной и чувствительной, совершенно незнакомой с этими ощущениями, поэтому мне удалось быстро расслабить Лолиту и заставить ее забыть о любых сомнениях. Вскоре она была передо мной совершенно голая. Миниатюрная и красивая, нетронутая Лолита лежала, готовая на все, согласная стать женщиной, а я смотрел на нее, одетый, и испытывал больший страх перед этим телом, чем она сама. До сих пор у меня были только женщины с опытом, уже кем-то до меня испорченные. Как вести себя с девственницей, я не знал, к тому же порочить девочку мне не хотелось, по крайней мере, так быстро. Лолита потянула руки к застежкам на моей одежде, но я отпрянул.

– Я хочу полюбоваться тобой, – нашел я первую пришедшую на ум причину.

Еще полчаса мы целовались, и я нежно гладил юное тело. Лолита так хотела меня, так была преисполнена желания и доверия, что меня это даже пугало.

– Ты, наверное, замерзла, – как-то задумчиво сказал я и стал одевать девушку. Лолита с растерянным взглядом нехотя натягивала на себя одежду и ждала в моих глазах хоть какого-то логичного объяснения. Не мог же я ей сказануть что-то вроде того, что у меня месячные или голова болит.

– Пойдем, я проведу тебя домой.

Обнимая девушку всю дорогу, я довез ее до места жительства и поцеловал в лоб.

– Скоро увидимся, – сказал я и ушел.

С моей шеи словно упал камень – я ее не тронул. Я знал, что весь вечер Лолита проведет в слезах.

И что мне оставалось делать в этой ситуации? Только звонить и «ездить по ушам». Молодая, несмышленая, наивная девчушка была готова отдать мне свои душу и тело, а я отказался. Это чревато чуть ли не душевной травмой в зависимости от того, что она себе там накрутит.

Лолита сидела в углу своей комнаты с большой мягкой игрушкой в руках и лила слезы. Она пыталась найти изъяны в себе и своем поведении, в теле, быть может. Временами ей приходилось чувствовать себя потаскухой и жалеть о том, что она сама предприняла попытку отдаться мне.

«Это был знак! Я не должна доверяться ему!»

Лолита собирала всю свою злобу в кулачки, потом разжимала их и отдавалась чувству влюбленности к своему герою, ко мне, в котором она еще не решалась себе сознаться. И тогда гнев отступал, а в голове возникали тысячи «почему».

«Я маленькая для него… Да, точно, я маленькая. Конечно, он может иметь красивых, зрелых женщин, зачем ему такая, как я? У меня нет такого тела, опыта, я ничего не умею.

Хотя нет… Он знал об этом, что раньше ему не мешало. Может, во мне какие-то изъяны? Или я слишком рано захотела всего, и его это оттолкнуло? И Наполеон теперь считает меня шлюхой! Да нет, как я могу быть такой. Может, он просто потерял ко мне интерес?

Точно! Я не предпринимала резких действий! Ему нравятся активные женщины! Но ведь я тянула к нему руки… В чем же дело?»

Слезы, самобичевание, истерика. Такая картина рисовалась в моей голове, пока я ехал домой. На самом деле я понятия не имел, что происходит с Лолитой.

«Все хорошо, маленькая», – отправил я ей sms, и мне стало немного легче.

Часть выходных я провел на работе, остальное время – за работой. Моя девочка осталась наедине со своими домыслами. Я даже не звонил ей, хотя прекрасно понимал, что после произошедшего это очень нужно было сделать. В понедельник я увидел Лолиту на прогоне спектакля. В пятницу должна была быть генеральная репетиция, а в субботу премьера. Пока я двигал ползунки на микшере, мне пришла в голову идея. Душевное состояние Лолиты оставляло желать лучшего, поэтому в таком настрое качество ее игры должно быть другим. Лучшим или худшим – покажет премьера. В общем, итак играя постоянно на чувствах девушки, я решил провести еще один эксперимент с ее эмоциями.

Всю неделю мы не пересекались. Я грамотно скрывался, а то, что Лолита из-за смятения не будет искать меня сама, я знал. Это было странное одностороннее общение. Я видел свою девушку, а она меня нет, наблюдал, как ее глаза мечутся на сцене в поисках меня, а сам спокойно сидел в темноте за оборудованием.

Пятница. Генеральная репетиция. Все по-настоящему, как на премьере. Я сижу за микшером и, раскрыв рот, восхищаюсь эмоциональностью игры Лолиты. Она так искренне произносит слова любви своему партнеру, что я даже местами ей верю.

«А что, если она со злости отдастся кому-нибудь? Первому попавшемуся. Лолита хороша собой, на такую девочку много желающих», – мелькнуло у меня в голове под слова девушки о том, что она умрет, если сценический герой не обнимет ее.

«Мало ли, что может прийти в голову неокрепшему девичьему разуму», – продолжали демоны в моей голове.

Я стукнул по микшеру и случайно полностью убрал голос у «возлюбленного» Лолиты. На сцене ничего не заметили и продолжали играть, как ни в чем ни бывало, а вот режиссер с бумажками в руках злобно глянул на меня и покрутил пальцем у виска. Я только позлорадствовал, что тот не мог в темноте знать наверняка, смотрел ли я на него и увидел ли его «пантомиму». Назло режиссеру я подольше подержал сцену без подзвучки и только потом отключил кнопку «mute». Балуясь с микшером, я невольно вспомнил Кристину, и у меня что-то защемило в душе. Да черт возьми, когда же эта девушка вылезет из моей головы! Вот же передо мной красавица-девственница, уже почти прирученная, так почему же я ночами продолжаю думать о химере из детства?

Я встряхнул головой, чтобы отвлечься и взбодриться. Лолита тем временем уже ушла со сцены, оставив за собой шлейф продолжительного взгляда в сторону окна рубки звукорежиссеров.

В тот вечер я работал и поздно пришел домой. Быстро поев и приняв душ, я завалился спать, чтобы с утра поехать в банк. Около полуночи я получил сообщение на телефон:

«Надеюсь, хоть что-то покажет мне, что тебе небезразлично мое завтрашнее нахождение на сцене».

Сначала я расплылся в довольной улыбке. Но потом, вчитавшись в текст, я не на шутку перепугался. Дело попахивало угрозой самоубийства. Я вспомнил себя в том же возрасте и уже не мог уснуть.

Да что такого я сделал! Раздел и не стал спать с ней! Должна радоваться, что нашелся дурачок, который еще думает о женской чести, а не классический «герой», который ради красного словца говорит: «Дорогая, я понимаю, как много это для тебя значит…», – а сам уже не может дождаться, чтобы скорее достать из штанов инструмент для пробивания женственности в невинных телах.

Плевать! Я зашвырнул телефон подальше и повернулся на другой бок.

Из банка я поехал сразу в институт. В пустом зале суетились только техники: ответственные за звук, осветители и оформители. Даже режиссер, мерзкий урод с пятого курса, трясущийся над этой своей дипломной работой, еще не притащил свое обрюзгшее тело. Я сел за свой звуковой трон, и мы за сорок минут провели саундчек. Все было схвачено и точно, как в аптеке. Я гордился собой: ничего даже не пришлось регулировать, если только самую малость. Вскоре начал сползаться актерский состав. До премьеры оставалось полчаса, а Лолиты все не было. Режиссер носился в панике, размахивая руками, в поисках замены, теребя в руках мобильный и требуя ото всех срочно вызвонить «эту малолетку». Кто-то подошел к пятикурснику и что-то шепнул ему на ухо.

– Эй, Мрия, – крикнул мне режиссер, – это вроде как твоя девушка, не будешь ли так любезен сообщить, где она?

Я нажал на кнопку, включил свой микрофон чуть ли не на максимум и прогремел на весь зал:

– Не имею к ней никакого отношения!

В этот момент Лолита и зашла…

Нет, так только в кино бывает. Время поджимало, нам нужно было впускать людей, а девушки все не было. Я взял телефон и написал ей:

«Послушай, девочка моя, мне вообще плевать, кто будет в этой роли на сцене – ты или какая-нибудь потаскуха с любого курса. Этот спектакль – часть моих студенческих обязанностей, благо я сижу далеко не в партере!»