Сон разума

– Помоги…

Ромель понял, что хотел от него Андрей. Двигая своими короткими слабыми руками, он помог ему повернуть голову.

Так и есть… – Кречетов увидел пластину, согнутую пополам ударом пули или осколка. Металлопластик не выдержал подобного напряжения и лопнул, вонзившись одним концом излома в плоть.

Пальцы Андрея, такие же немощные, как и у карлика, ломая ногти, прошлись по замкам, пока весь левый бок изуродованной, посеченной осколками брони не распахнулся, обнажая напитавшуюся кровью рубашку и рану под косым надрезом, в котором остался торчать осколок металлокевлара.

– Пакет… – повторил Андрей, но Ромель уже выполнил эту просьбу – вскрытая по шву стерильная пластиковая упаковка, содержимое которой Андрей уже дважды использовал для перевязки ран незнакомки, лежала около него.

Он уже не мог работать над собственными ранениями здраво и взвешенно. На это не было сил, и он вопреки осторожности действовал грубо, так, как получалось… Достав тампон, он одной рукой поднес его к ране, а другой просто выдернул торчащий осколок, ощутив слепящую вспышку боли.

Кровь обильно хлынула из открывшегося отверстия, и Андрей не сразу смог унять ее – некоторое время он бессильно сидел, плотно смежив веки, его голова тряслась, и он, поглощенный изматывающей, нестерпимой для разума болью, грешным делом подумал, что уже не сможет открыть глаза или поднять руку…

Ему на помощь внезапно пришел Ромель.

Глядя, как Кречетов с трудом удерживает свое сознание, истекая при этом кровью из открытой раны, он вдруг вытряхнул все содержимое медицинского пакета первой помощи прямо на залитые кровью каменные плиты пола и требовательно просипел:

– Смотри!..

Этот шепот уже второй раз необъяснимым образом воздействовал на разум Андрея, будто действительно являлся громким гневным окриком.

Он с трудом разлепил веки, пытаясь сфокусировать зрение на карлике.

– Что? – односложно спросил Ромель, указывая на россыпь препаратов и перевязочных средств.

Андрей зажал наконец рану приготовленным тампоном и, теряя остатки сил, слабым движением указал на шприц-тюбик с красной окаемкой.

– Сними… защитный… колпачок…

– Не учи, знаю. – Ромель действительно проявил ловкость, одновременно доказывая, что знаком с одноразовыми инъекторами.

Введя препарат в пульсирующую на шее Андрея вену, он откинул использованный шприц-тюбик и участливо спросил:

– Лучше?

Зрение Кречетова начало проясняться.

Это был последний антишоковый и одновременно стимулирующий препарат из набора выживания. Вскоре, кроме стерильных повязок, у него не останется никаких специальных лекарственных средств…

Мысль прошла на фоне медленно утихающей боли, и Андрей понял, что может двигаться.

– Спасибо, Ромель… – прохрипел он, меняя напитавшийся кровью тампон.

* * *

Минут через десять, обработав собственные раны, Андрей застегнул посеченную броню и без сил прислонился спиной к каменной кладке. В его пальцах, кое-как очищенных от крови, была зажата сигарета.

– Спасибо, Ромель… – повторил он, глядя на карлика, который собирал обратно в пакет остатки перевязочных средств. – И все же кто ты?..

– Воин… – упрямо и односложно ответил тот, не отвлекаясь от своего занятия.

Кречетов затянулся, выпустил дым, ощущая резь в отшибленных легких, и подумал, наблюдая за теми усилиями, что прилагал Ромель, собирая легкие упаковки: «Нет, он не человек».

Мысль обожгла. Она давно топталась где-то на пороге сознания, но ясна сформулировалась лишь сейчас, когда схлынуло адское напряжение неравного боя…

– Сними свой балахон, – спокойно попросил Андрей.

Ромель вскинул на него взгляд горящих глаз.

– Зачем? – Ему явно не понравилось подобное требование, и он ждал объяснений, застыв в напряженной позе с очередной стерильной упаковкой в маленьких, почти бессильных руках.

– Я хочу видеть, кто ты, – сохраняя прежний спокойный тон, произнес Андрей.

После его слов наступила неловкая пауза, затем стерильная упаковка с глухим шлепком упала на каменные плиты, а карлик, не произнеся ни звука, вдруг передернул плечами, так, будто его неожиданно ударила судорога, и ветхая одежда, всколыхнувшись от этого движения, вдруг соскользнула вниз, распластавшись кучей бесформенного тряпья.

Андрей вздрогнул от неожиданности и застыл, подавшись вперед, забыв о прикуренной сигарете, – первые несколько секунд он мог лишь немо, потрясенно смотреть на полупрозрачное, дымчато-сиреневое нечто, отдаленно копирующее маленькую человеческую фигурку.

Сквозь тело Ромеля был смутно виден фрагмент стены, а перчатки, которые не упали вместе с остальным тряпьем, казалось, висели в воздухе, словно завершающий штрих этого бредового видения, призванный свести с ума любого здравомыслящего человека…

Действительно, стоило признать: шок, который испытал Андрей, был не сравним с теми чувствами, что возникали у него при встрече с фантомными созданиями на Земле или несколькими днями ранее на Элио. Те энергетические призраки появлялись внезапно, необъяснимо и вызывали однозначное ощущение опасности, которое глушило все остальные чувства.

Теперь все складывалось иначе. Андрей смотрел на полупрозрачную, дрожащую, размытую по краям, струящуюся, словно знойное марево, фигуру и понимал, что ошибался в своих оценках, именуя подобных существ термином «призрак». Все обстояло намного сложнее, и…

– Это действительно был ты?! – потрясенный взгляд Кречетова сместился к смутным контурам опрокинутой зенитной установки и растерзанного мумифицированного тела, чьи останки Ромель заботливо собрал и сложил у стены.

Вечерние сумерки уже укрыли дальнюю часть площадки бастиона, но картины, врезавшиеся в память, заставляли воображение живо дорисовывать недостающие детали…

– Да, – раздался в ответ шелестящий шепот, исходивший от дрожащей сиреневой дымки. В его интонациях слышалось нечто сродни дуновению неизбывной тоски, которую это существо пронесло не через одно десятилетие…

Сумасшествие… Андрею казалось, что его разум внезапно низвергли с прочного пьедестала и он, потеряв опору, падает в бездну, роняя по пути обрывочные мысли…

– Я не понимаю… Как такое возможно? – Не в силах спокойно смотреть на сгусток энергии, Кречетов прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, принять очевидное, но разум все равно отказывался адекватно воспринимать зрительный образ. Откровенно говоря, высказывая свою просьбу, он ожидал увидеть все, что угодно, – любое, пусть генетически изломанное, но состоящее из плоти и крови тело, – только не этот зримый энергетический сгусток, который по каким-то причинам сохранял устойчивую структуру, не рассеиваясь в пространстве…