Сон разума

К Фавиловичу Самойлов успел как раз к окончанию рабочего дня. Карине очень хотелось сопровождать его в этой поездке, но он отказал ей в лаконичной форме:

— Техника безопасности!

Умелец встретил его спокойно, без удивления или смущения, из чего Александр Петрович заключил, что ничего страшного не случилось. Для разговора они, как обычно, вышли в коридор.

— Ну-с, дорогой Натан, не объясните ли вы, что сие означает? — строго спросил адвокат и предъявил ему странную телеграмму со словами «ребенок не мой».

Фавилович засуетился, стал волноваться, его очки тотчас запотели, так что он не мог разглядеть текста, но в конце концов недоразумение разъяснилось: он написал «ребенок немой», а противная девчонка на телеграфе все перепутала.

Было ясно как Божий день, что ошибку сделал он сам, ибо, по своей близорукости, писал почти на ощупь, но адвокат не стал уточнять эти обстоятельства, выяснив главное: поведение Фавиловича не вызывало подозрений.

Перейдя к делу, тот сообщил, что ему удалось подобрать подходящий к этой кассете декодер и переписать ее в стандартной системе, но звуковой дорожки на ленте не оказалось, на каковое обстоятельство он и позволил себе намекнуть в телеграмме.

— Звуковой дорожки не оказалось или не удалось обнаружить? — решил уточнить адвокат.

— Ее нет, понимаете, — нет и никогда не было, — опять разволновался его собеседник, — такая система записи, она раньше применялась в научной аппаратуре, там звуковое сопровождение вообще не предусмотрено. Я здесь ни при чем!

— Верю вам целиком и полностью, и, пожалуйста, не волнуйтесь. Давайте лучше посмотрим, что там записано.

Натан провел гостя в лабораторию и включил видеоплейер. Сначала они смотрели все подряд, а потом стали прокручивать ленту в убыстренном темпе, лишь иногда снижая скорость до нормальной.

То, что они видели, никак нельзя было назвать интересным кинофильмом. Действие происходило в одном и том же врачебном кабинете и представляло серию сеансов гипноза с разными пациентами. Адвокат насчитал одиннадцать эпизодов, — впрочем, из-за ускоренной прокрутки он мог на одну-две единицы ошибиться. Сценарии повторялись с монотонной педантичностью. Довольно упитанный врач приглашал очередного пациента к столу и делал какие-то записи, затем вводил пациента в гипнотическое состояние. После этого он с некоторыми просто беседовал, насколько можно было понять при отсутствии звука, медленно и раздельно повторяя недлинные фразы, другие же под гипнозом проделывали различные несложные операции — ложились на пол, переносили с места на место предметы, перепрыгивали или перелезали через составленные сиденьями друг к другу стулья, а один даже стрелял из пистолета последовательно в стул, во врача и в собственную голову, — естественно, без каких-либо неприятных результатов. Все пациенты были средних лет или несколько старше, большинство — в пиджаках и при галстуках, но раза два мелькнули люди в свитерах и раз — в джинсовом костюме. Иногда врач, выведя пациента из транса, удалялся, а пациент, оставшись в одиночестве сидел позевывая — или слонялся по кабинету и вдруг, сам по себе, без участия врача, вновь входил в состояние гипноза и проделывал те же операции, что и в начале сеанса.

Вся съемка велась с одной точки, по-видимому в автоматическом режиме и скрытой камерой. В отсутствие пациентов врач вел себя весьма раскованно: прихлебывал прямо из горлышка коньячной бутылки, вытирая рот тыльной стороной кисти, и не очень пристойно почесывал свой объемистый, выпирающий под халатом зад.

Титры в углу кадра указывали время съемки, с точностью до секунд, а также месяц и число. Но в каком году все это происходило, оставалось загадкой.

Закончив просмотр, адвокат извлек из кармана бумажник, и умелец получил причитающийся ему гонорар, после чего оба переместились в коридор.

— Мне понадобится еще пятнадцать копий.

Натан некоторое время смотрел в пол, затем склонил голову на плечо, как усталая птица, и мечтательно произнес:

— А вы знаете, сколько это будет стоить?

— Не знаю, но хотел бы узнать, — со сдержанной сухостью ответил адвокат.

Фавилович принес карманный калькулятор и, потыкавшись в клавиши пальцами и носом, назвал сумму шепотом, в ответ на что Александр Петрович кивнул.

— Когда я смогу получить первую копию?

— Через час.

— Хорошо, я подожду. И еще, мне нужны фотоотпечатки отдельных кадров.

— Такая техника существует.

— Нужны портреты всех действующих лиц, по два кадра на каждого. А врача — кадров пять или шесть. Это срочно.

— Через двое суток.

Сумма, названная на этот раз, была намного скромней предыдущей.

— Если бы через сутки, — заметил адвокат задумчиво, обращаясь в пространство, — я бы заплатил в полтора раза больше.

С полминуты Натан разглядывал носки своих ботинок, словно советуясь с ними:

— Тогда что же… стало быть, через сутки.

Вечером состоялся семейный просмотр видеофильма. Смотрели внимательно, в натуральном масштабе времени, иногда делая остановки для разглядывания деталей на стоп-кадрах. В шестом по порядку пациенте и Карина, и адвокат признали покойного Холщевникова, фотографию которого Александр Петрович раздобыл в свое время, исследуя обстоятельства его самоубийства. Эпизод с его участием они просмотрели дважды. Он выполнял те же действия, что и большинство других персонажей, а именно: извлекал из ящика стола какие-то папки и складывал их в другом конце кабинета под креслом, перелезал через сиденья стульев и ложился за ними на пол, убегал от воображаемой опасности, смешно тряся солидным брюшком и неловко перебирая короткими ногами. После ухода врача, оставшись один, он нервно барабанил пальцами по столу, затем внезапно вскочил и побежал по кругу вдоль стен. Далее он перебрался через сиденья стульев, опрокинув один из них, и улегся ничком на пол.

— Пожалуй, на сегодня достаточно. — Карина остановила плейер и вопросительно взглянула на адвоката, но тот пребывал в задумчивости и не обнаруживал склонности начать обсуждение.

— Ты заметил, что все они в панике от чего-то спасались или от кого-то защищались? — сделала она еще одну попытку. — По-моему, мы видели подлинный фильм ужасов.

— Да уж, на бродвейский мюзикл этот спектакль не похож, — откликнулся он довольно кислым тоном, преодолев наконец чувство физиологического отвращения к увиденному.

Карине же показалось — он хочет вообще уклониться от разговора, и, не желая этого допустить, она взяла инициативу на себя:

— То, что мы наблюдали, по сути, является пантомимическим представлением или, точнее, серией этюдов с очевидной целью: выработать автоматическую реакцию на некоторые предлагаемые обстоятельства…

Вот что значит академический подход, удивлялся про себя адвокат: посмотрели, перешли к обсуждению. Ничего, зато теперь ясно, как она выступает на художественных советах.

— …а в пантомиме, — продолжала она, — допустима любая условность, и воображаемый предмет равен предмету реальному… Что с тобой, я что-то не так говорю?

— Нет, нет, это я просто так. — Он с трудом подавил улыбку и с серьезной миной приготовился слушать дальше, но она уже догадалась, в чем дело, и перешла на нормальный разговорный язык.

— Ты же сам видел, пистолет и тот похож на игрушечный, дали только одному, а двое других манипулировали воображаемым оружием. А в памяти у них все равно зафиксирована установка на настоящие вещи. И я вот что думаю: Холщевников, разворачивая стулья спинками в разные стороны, был уверен, что открывает окно. Он репетировал самоубийство. И вообще, все это не игра и не терапия, а процедура программирования людей на бессознательные действия по приказу — самоубийства, убийства и еще неизвестно что. Фу, мерзость какая!