Сон в летнюю ночь
Шрифт:
— Так давайте гадать.
— Ну, гадать — это по Вашей части, — улыбнулся Мальцев.
— Сергей Афанасьевич, Вы же знаете: у меня узкая специализация — я исключительно по будущему работаю, прошлое — не мой профиль.
— Виктория Робертовна, и Вам ведомо, что догадки строить не мое дело. Наше дело солдатское — идти вперед, по сторонам не смотреть.
— Понимаю: нас невозможно сбить с пути — нам по фигу куда идти.
За разговорами не заметили, как подошли к Мойке. По темной воде плыли ярко-желтые листья. Осень в тот год начиналась на удивление красиво, и даже здесь, в самом центре столицы, словно в деревне, пестрый ковер листвы покрывал землю, а в воздухе кружились серебряные нити паутины. «Осень ворвалась безумными ветрами. Холодными днями, бессонными ночами. Жёлтыми листьями, странными мыслями. В поисках истины вопросы, как выстрелы…» — промурлыкала Вика, что
— Вот там её нашли.
— Кого её?
— Женщину, похожую на императрицу. Как две капли воды похожа была, не знай я, что тело Анны Иоанновны на траурном одре в большом зале дворца лежит, решил бы, что у Зелёного моста сама великая правительница пристанище бренному телу нашла.
— Прямо у моста в крапиве лежала в платье с горностаем?
— С каким горностаем! В зипуне с заплатками.
— Интересно, а почему её тело не было спрятано? — в мозгу у Виктории складывался сюжет сериала, — Наверное, преступник хотел, чтобы…чтобы…
— Да могли бы подальше, к Новой Голландии, оттащить, да, верно, кто-то вспугнул. Они её, где придушили, там и бросили.
— Так она была задушена?
— Вся выя в синяках. Аж страшно смотреть было.
— Сергей Афанасьевич, я думала, Вы не на теме, а оказывается, Вы на месте преступления были и всё видели! А что молчали? — глаза Виктории заблестели радостным блеском: вот и детектив начался.
— Я обещание дал о сохранении тайны увиденного, — Мальцев понизил голос. — Только, ради бога, Виктория Робертовна, никому ни слова. От этого дела лучше подальше держаться: им из особого приказа люди занимаются.
Виктория Чучухина представила себе людей из особого приказа — что-то среднее между майором Шиловым и агентом ФБР Фоксом Малдером. Интересно, что они нарыли, жаль, нельзя ни с кем поделиться своими соображениями на этот счёт, чтобы не подвести Мальцева, раз он подписался о неразглашении.
— Да Вы не тревожтесь, Виктория Робертовна, найдут злоумышленников или они сами себя выкажут. Надобно подождать, ведь время всё по местам расставляет, всё как надо в нашей жизни складывается и всегда идет токмо к лучшему.
Плыли по Мойке ярко-жёлтые листья-кораблики, светило нежное сентябрьское солнце, и Вика подумала, что прав Мальцев: всё как надо в нашей жизни складывается и всегда идет только к лучшему. Надо чуть подождать, когда «однажды в правильном месте наступит нужный час», и она обязательно вернется домой на Автозаводскую…
XVIII. Санкт-Петербург, 22 октября 1741 года
Теплые осенние дни резко сменились промозглым холодом: в конце сентября неожиданно задул с Невы пронизывающий ветер и повалил снег. Анна Леопольдовна пожаловала камер-фрейлине Виктории Чучухиной бархатное пальто на меховой подкладке, которое почему-то здесь называли шубой. Но носить шубу в межсезонье Вика считала недопустимым и ждала возвращения нормальной среднемесячной температуры воздуха. Эх, сейчас бы пуховичок с капюшоном, но во всем Петербурге такого не сыщешь. Виктория и прежде редко покидала дворец, а теперь совсем не выходила на улицу — холодно, да и незачем. Князь Слеповран-Соболевский по каким-то своим, Вике не известным делам уехал в Москву, Мальцев по распоряжению начальства отправился с поручением в Выборг, а на какое время Сергей Афанасьевич и сам не знал. Как же скучно-то! Хоть бы какой-нибудь подвисающий интернет был, да что там интернет — хоть бы пару телевизионных каналов что-нибудь здесь показывало… Виктория попыталась было читать, взяла несколько наипрекраснейших, по мнению Анны Леопольдовны, книжек на русском языке (у правительницы книг на русском было немного, но все исключительно «наипрекраснейшие»), но тоска наваливалась после второго абзаца — чтение было трудным, нудным и утомительным. Дворцовые события Вику тоже почти не занимали: всё ожидаемо. В августе состоялся брачный сговор графа фон Линара со статс-фрейлиною баронессою Юлианою фон Менгден. Линар сразу после сговора уехал в Дрезден, чтобы получить там отставку — ему предстояло стать обер-камергером при Великой княгине Анне Леопольдовне. Во дворце перешептывались, кто с ехидной усмешкой, кто с нескрываемым осуждением: при Анне Иоанновне эту ключевую в управлении страны должность занимал Бирон. Сама Анна Леопольдовна, томясь ожиданием, ежедневно писала Линару письма: «Верно поется в песне: ничто ваш облик не имеет, но всё напоминает мне о вас. Известите меня
о времени вашего возвращения и будьте уверены в моей к вам благосклонности».«И скучно, и грустно…» — вертелись в памяти лермонтовские строки (до конца это стихотворение Вика, конечно же, не помнила). Вот в таком безрадостном настроении застали камер-фрейлину Викторию Робертовну две подружки — камеристки Анны Леопольдовны. Смущаясь, девушки залепетали, что просят их принять, потому как очень им нужно. Виктория не удивилась: с подобными просьбами к ней часто обращалась женская прислуга — слух о суперспособностях царской сказительницы давно вышел даже за пределы дворца. Виктория Чучухина перестала чувствовать себя обманщицей и уверенно отвечала на все вопросы, смело рассказывая то, что приходило на ум; в конце концов, успокаивала она себя, передача «Осторожно, мошенники!» лет через двести пятьдесят выйдет.
И на этот раз Вика ждала обычных расспросов просительниц про потенциальных или состоявшихся женихов, но услышала вопрос, прежде ей никогда не задаваемый:
— Надобно ли рассчитаться и уходить из дворца или Анна Леопольдовна ещё будет править?
— Девчата, вы чего? — не поняла задачу Виктория. — С каких ландышей Великая княгиня Анна Леопольдовна прекратит править? Только по достижению её сыном, императором Иоанном Антоновичем, совершеннолетия Анна Леопольдовна кресло, в смысле трон, освободит.
— А в городе сказывают, что над гробом покойной императрицы Анны Ивановны каждую ночь является Пётр Великий и требует от покойной государыни корону для своей дочери Елизаветы.
— И много он вытребовал у покойной? — Вика усмехнулась: что у этих людей в мозгах, нормальному человеку не представить.
— Говорят, что обещала она ему. Иначе шведы на нас нападут и всех перебьют.
— А шведы-то причем?
— Так молва идет, что шведы к столице подходят, а если бы не было правительницы и её сына, то не было бы и войны.
— И не влом вам про такую чушь спрашивать? — Викторию начал раздражать этот странный разговор.
— Так ежели покойная императрица передаст трон Елизавете Петровне, так Анна Леопольдовна уедет к немцам, а мы без места останемся. А нас сейчас хоть к госпоже Нарышкиной, хоть к Фитчам возьмут.
Получив заверения Виктории, что никто никому трон не передаст, девушки, довольные, упорхнули. А вот Виктория задумалась: до неё уже не раз доходили слухи, что французский посол Шетарди и его агенты, стремясь возвести цесаревну Елизавету на престол, интригуют и распускают пугающие петербургское население слухи. Двор знал про это, докладывали Анне Леопольдовне, но правительницу эти разговоры нисколько не волновали: в её мире всё было спокойно — дети здоровы, граф Линар скоро вернется в Россию, рядом милые сердцу друзья, а на полках множество интересных книг. Державными вопросами пусть занимаются Остерман, Головкин и прочие, к этому делу склонные, а у неё в комнатах запах свежемолотого кофе мешается с ароматом чайных роз, играет клавесин и ведутся галантные разговоры.
Виктория, печально вздохнув, пожалела, что Мальцев в отъезде: с ним можно было бы обсудить, насколько опасна для Анны Леопольдовны сложившаяся ситуация. Хоть и не было у Виктории Чучухиной всеми предписываемого ей дара предвидения, но на душе появилось ощущение надвигающейся беды. Вот уже прислуга о смене власти открыто говорит. И вспомнив любимый Вуколовым закон Мерфи «Если какая-нибудь неприятность может случится, она случается», Виктория принялась быстро собираться в покои Анны Леопольдовны. Что сказать Великой княгине, как предупредить об опасности, чтобы та наконец-то услышала (а что опасность грозит стало понятно), Вика ещё не решила, но пока по галерее комнат пройдет, наверняка придумает. Однако не успела наша героиня закончить борьбу с фижмами — ну, никак они не держались так, как того Вике хотелось, — принесли записку от Слеповрана. Это даже не записка была, а письмо. Впервые написал Роман Матвеевич, что соскучился, что увидеться поскорее хочет: «Обнимаю тебя и умираю весь твой». Но когда в Петербург вернется, князь не писал, только и упомянул, что надеяться скоро свидеться.
В покои Анны Леопольдовны Виктория вошла в прекрасном настроении. Конечно, если решила поговорить с Великой княгиней на тему опасных слухов, распускаемых по городу, то надо поговорить — Мальцев как-то сказал: «Ежели ошибку можно исправить, стало быть, ты ещё не ошибся», пока можно исправить, нужно исправлять. Но никакой тревоги уже не было — весело блестели глаза и невозможно было согнать с лица счастливое выражение — какие тут заговоры против законной власти, какие политические интриги, когда ждет встречи с тобой самый красивый, самый обворожительный мужчина галантного века!