Сон веселого солдата

...Тёплый тихий вечерний воздух был переполнен пряным запахом чужой страны. Малолюдный ресторанчик-веранда, так же, как и всё вокруг, настраивал на пассивный отдых. В ласково шелестящей листве весело заливались разнокалиберные птицы. Вездесущие нахальные воробьи, чирикали и вели себя совсем уж по-нашенски. Не раздражая слуха, доносилась иностранная, вперемешку с русской, разговорная речь. Мы сидели семьёй за столиком, уютно расположенным в углу, у перил, граничащих с насыщенной экзотическими ароматами местной растительностью. Спокойно беседовали и не торопясь пили чай с восточными сладостями. Душу и слух ласкал прибой Средиземного моря, одна из главных причин моей любви к побережью. Дочечка принесла мороженое и аккуратно подала в руку шершавый острый вафельный рожок, в двух словах обрисовав его содержимое из шоколадно-сливочных шариков. Во мне что-то дрогнуло, вокруг всё замерло и пропало.

Афганистан, кальянная с чужим отталкивающим запахом, притаившаяся на окраине провинциального города. Нас также трое, но уже солдат с оружием и в униформе. Сидящий полубоком хозяин безалкогольного заведения, неприветливый бай в тёмно-синей одежде и папахе, правая рука которого опускала и поднимала длинный рычаг аппарата с выплёвывающимися коричневато-блестящими шариками.

...Я ел и вспоминал, вспоминал и ел отчего-то уже не такое сладкое и вкусное лакомство. Анастасия, предвидя мой восторг (жена же была удивлена моим равнодушием к мороженому), принесла добавку. После пятой (нервной) порции я, улыбнувшись, сдался и сказал, что больше не могу. Про себя же добавил: "Не могу, ни есть, ни вспоминать...".

Ранним утром несмело засвиставшие птицы сообщили о начале отпускного дня. В настежь открытую балконную дверь ласковый утренний ветерок приносил запахи моря и разноцветья. Мягко и убаюкивающе, накапливая секунды в дни и года, тикали часы на стене. Наконец-то торопиться было некуда. Неожиданно, разносясь эхом над сонным побережьем, зазвучал голос муэдзина. Слегка хрипловато-прерывистый, призывал к утренней молитве. Моё тело прошила нервная волна смешанных чувств. Больше десятилетия миновало с тех пор, как я впервые услышал его. В то далёкое утро голос плыл эхом над приютившимся вдоль горной реки духовским кишлаком и обрывистыми дремлющими скалами. Отбросив в сторону шелковистую простыню, тихо ступая по ковровому покрытию, вышел на балкон. Стараясь не разбудить спящих девчат, потянул стеклянную дверь. Двигаясь на колёсиках, та без труда подалась и, дойдя до упора, также бесшумно остановилась. Выдерживая паузы, голос по-прежнему разносился над мирной страной. Я сидел на присядках, упершись босыми стопами в холодный кафель, прислонившись спиной и затылком к тонированному стеклу лицевой стены бунгало. По левую руку стоял плетёный стул и столик, на котором ожидал утренней гимнастики плечевой эспандер. Словно со мной соглашаясь в желании не беспокоить отдыхающих, приятно шушукалась пальмовая рощица. Мощные шероховато-колючие стволы, обступая прохладный бассейн, заботливо накрывали тенью раскидистых крон временно пустующий маленький пляж. Свисавшие длинные языки упругих волнистых листьев тихо шелестели, прикасаясь к металлу фигурных перил.

****

Молитва давно уж стихла, а я всё продолжал сидеть недвижимо, прислонившись к гладкому, с приятной прохладцей стеклу, слегка отбросив назад голову с не по годам посеребрёнными пеплом войны висками, как о том красиво пишут в книжках.

В ушах звучал то ли вой просквозившего афганскую даль горячего азиатского ветра, то ли вой моей души.

Душа - что же это такое, и где твоя обитель? И ногтем её не сковырнуть - для пробы, и в сундук не запереть...

Столько лет миновало, у многих уже дети достигли возраста, когда их отцы воевали. А мы, каждый первый вернувшийся из-за речки Пяндж, остаёмся по-прежнему и навсегда "русскими афганцами"...

В день ранения ежегодно накрывала грусть. Теперь я понимал, почему в праздник Победы плачут отвоевавшие ветераны. Всегда старался обойти воспоминания о прошлом, но в один из поздних вечеров появилась необходимость высказаться. Настюша уже спала. Тихим голосом, словно сам с собой, слово за слово, дошёл до момента взрыва. Вдруг из детской спальни раздался дочкин крик: "Папа упал... Папа упал!". Мы с женой бросились к кроватке, но девочка уже улеглась и продолжала спать. С этого дня, чтобы не ранить детскую душу, решил раз и навсегда, насколько это возможно, уйти от гнетущих воспоминаний. Попытаться заставить себя не думать о войне путём замены мысли одной на другую - это возможно. Но уйти от накрывающей тоски в день ранения, приходящей незванно, отодвинуть её - никак.

"Папа, ты отчего сегодня такой хмурый?".

"Понимаешь, доченька...
– тяжело выдохнув, на мгновенье призадумываюсь, как объяснить причину, не принося боль ребёнку.
– В этот день, много лет назад, очень далеко отсюда я потерял своё здоровье...".

"Так давай купим билет на автобус, поедем туда, где ты его потерял, и найдём!
– с радостью, что проблему можно разрешить, восклицает Настя и тут же добавляет: - Ура! Я придумала! Я напишу письмо Деду Морозу, и он принесёт нам его, где б оно ни находилось!".

"Ах ты мой сладкий Апельсиновый Сок!
– говорю, усадив на руки юную спасительницу.
– Знала б ты, как Снегурочка заранее выведывает пожелания и наматывает километры по детским магазинам в поисках Новогоднего Чуда...".

Вечером, вернувшись с работы, сидел я, упершись локтями в колени, повесив крылья и опустив голову. От физической перегрузки болели не только мышцы, но и выкручивало кости. Чуть слышно, осторожно притопали маленькие ножки. Пальчики нежно прикоснулись к плечу.

"Папочка, не волнуйся, всё будет у тебя хорошо", - детским голоском, но как-то по-взрослому сказала дочурка.

Устало улыбнувшись, я выпрямил спину, взял аккуратно лёгкую ручку, поцеловал и, обхватив тельце, свалил на мягкий диван. Девчушка визжала от щекотки и радости.

Задыхаясь от запаха её мягких пепельных волосиков, чуял в птичьей теплоте пока ещё беззащитного детского тельца открытую доверчивость, ради которой я живу.

Забавляясь с ребёнком, думал: "Всё сделаю, моя милая, чтобы твои слова сбылись".

Зимой 2014-го Россия с размахом, по-русски - гулять, так гулять - проводила Олимпийские игры. Эстафета Олимпийского огня проходила через город Ставрополь. Холодный ветер подгонял редкие снежинки. По чисто убранному от снега асфальту бежалось легко. Громко играла музыка, на обочинах толпился праздный народ (где-то там, в людской гуще, стояла с видеокамерой наша жена и мама. Не заболела б, ожидая на холодном ветру...). Впереди и позади ехали разукрашенные международными символами автомобили. Охрана в синих спортивных костюмах взяла факелоносцев в "коробочку".

Над головой гудела газовая горелка эстафетного огня.

Плечо в плечо мы бежали в паре с Анастасией.

Маршрут проходил по центральной улице города, мимо Вечного огня, обелиска Славы погибшим воинам в Великой Отечественной войне.

Правой рукой я сжимал длинную металлическую ручку факела. 17-летняя доченька крепко держалась чуть ниже. Снежинки всё летели и летели, щипал за щёки мороз. Факел притягивая восторженные взгляды ликующих гостей и жителей города, выбрасывал вверх яркий сноп Олимпийского огня...

...И вновь, вновь память моя: "Над жаркими камнями сухого русла, как душа умершей реки, летел ветер. Такой же жаркий, как камни, но живой и как будто даже свежий в своем неспокойном движении летел ветер и покачивал, как лодку, на своей тугой спине орла. Орла, словно вырезанного из тяжелой темной бумаги на вечно синем небе, очень похожего на царский герб. Сильный, вольный, спокойный, царственный. И прохладный...

Что было тогда - случайность, предупреждение или упрёк, так и останется тайной. Одно я понял точно - человеческое счастье бессмертно...