Сонька. Продолжение легенды

Чтобы утешить мать, Михелина достала из корзинки кошелек, украденный у тощей дамы, показала ей.

— Откуда это? — нахмурилась та.

— Дернула.

— У кого?

— У дамы, которая скандалила.

Мать некоторое время молча смотрела на дочку, лицо ее наливалось гневом, вдруг она резко выхватила из рук Михелины кошелек и вышвырнула его на улицу.

— Не смей! — зашипела Сонька. — Слышишь, не смей что-либо воровать без моего разрешения!.. Я запрещаю это делать!

Михелина смотрела на мать не мигая, затем спокойно и жестко произнесла:

— А ты не смей вмешиваться в мою работу! Это мой риск и мои проблемы!

— Я не хочу, чтобы моя дочка оказалась за решеткой! Пусть это буду я — мне не привыкать!

— А я не хочу, чтобы моя мать оказалась за решеткой!.. Я молодая, мне бояться нечего! — Девушка подалась вперед и крикнула извозчику: — Останови!

Пролетка остановилась, Михелина выпрыгнула из нее, побежала в обратную сторону в поисках выброшенного кошелька.

Он лежал на обочине, девушка подхватила его и быстро побежала обратно.

Уселась рядом с матерью, открыла кошелек — он был плотно набит деньгами. Михелина показала матери, та печально усмехнулась:

— А я, дура, выбросила!

— Дура выбросила, умная подобрала!

Дочка стала пересчитывать деньги, потом озабоченно посмотрела на мать.

— Ты точно решила, что мы вернемся в дом князя за бриллиантом?

— Решила. Ты по-другому считаешь?

— Нет, но там княжна!

— Вот и хорошо.

— Что ж тут хорошего? Она сразу узнает нас!

— Это еще лучше.

Дочка недоуменно смотрела на мать.

— Объясни. Я не понимаю.

Мать с улыбкой смотрела на нее.

— Если камень потерян в доме, значит, он теперь у кого?

— У княжны.

— Правильно. А раз так, значит, она что?.. Она захочет от него избавиться.

— А если не захочет?

— Захочет. Она боится его.

— Ну да, — хмыкнула Михелина, — мы у нее появимся, и нас тут же прихлопнет полиция.

— А мы сделаем так, что не прихлопнет.

— Ты что-то уже придумала?

— Конечно! Разве твоя мать — не Сонька Золотая Ручка?!

— Скажи — что?

— Узнаешь!

Михелина восторженно смотрела на Соньку.

— Знаешь, моя мать — самая умная, самая добрая, самая хитрая и самая красивая!

— И самая честная! — подняла та палец.

Они рассмеялись, воровка обняла дочку, прижала к себе, от счастья прикрыла глаза.

Пролетка перемахнула через Дворцовый мост и свернула на Васильевский остров.

Совещание проходило в кабинете полицмейстера Агеева, и здесь присутствовали персоны, наиболее плотно работающие по последним событиям. Полицейский пристав Фадеев сидел в стороне от всех, механически перебирал четки, мотал на ус мнение говоривших. Следователь Гришин также предпочитал не высказывать пока что свою точку зрения, молча слушал выхаживающего из угла в угол полицмейстера.

— Сегодня возле «Елисеева» была опознана знаменитая Сонька Золотая Ручка. Воровка с дочкой без всяких мер предосторожности явилась в магазин за покупками и благополучно ускользнула оттуда, несмотря на поднятый вокруг них гвалт… — Агеев помолчал, окинув взглядом присутствующих, продолжил речь в более возмущенном тоне: — Вызывает крайнее недоумение, куда смотрят наши филеры, чем занимаются полицейские, если фотоснимки воровки наличествуют в каждом участке! И самое возмутительное — Сонька фактически была задержана, в нее вцепилась мертвой хваткой бывшая ее подельница, осталось только привести злоумышленниц в полицию! Но никого… подчеркиваю, никого!.. из сотрудников департамента не оказалось рядом! И это в самом сердце столицы — на Невском!.. Значит, беглая каторжанка не только на свободе, но и продолжает промышлять воровством! Что с нами, господа? Это что — деградация? Наплевательство? Беспомощность? Подлость?.. Или это знаменует конец законопорядка Российской империи?!

Полицмейстер налил из графина воды, сделал большой глоток, закашлялся. Затем подошел к судебному приставу и уставился на него.

— Мы ведь с вами профукали князя Брянского, Федор Петрович, и я почти уверен, что во всей этой истории тоже можно найти след этой самой чертовой Соньки.

— Целиком и полностью разделяю вашу уверенность, господин полицмейстер, — кивнул Гришин. — У меня к этому имеются некоторые данные.

Пристав с ленивой снисходительностью бросил взгляд на следователя и полицмейстера, почесал лоб указательным пальцем, так же лениво возразил:

— Покойный никак не пожелал способствовать следственным мероприятиям, что стало в значительной степени причиной ограбления и гибели князя.

— В этом деле есть звено, которого мы пока что не касались, — снова вмешался следователь. — Я имею в виду малолетнюю дочь Брянского. Войдя в доверительный контакт с нею, мы могли бы получить факты, переоценить которые невозможно.

— Девочка сложного характера, и расположить ее на должную беседу крайне проблематично, — снова встал в оппозицию пристав. — К ней необходим особый ключ.

— Но кому-то она доверяла?! — развел руками полицмейстер.

— Похоже, что никому, — качнул головой следователь. — Разве что только злоумышленникам, если верить показаниям дворецкого.

— Родственники у девочки обнаружились?

— К примеру вы, Василий Николаевич.

— Кроме меня.

— Родственники, безусловно, есть, но князь в силу свойств характера ни с кем из них отношений не поддерживал, — сообщил судебный пристав.

— Девушке всего двенадцать. Ей должны определить попечителя.

— Был определен, но княжна отказалась от него. Желает сама вести дела. Характерец еще тот! Отцовский!

— Значит, опекать буду я! — решительно заявил полицмейстер.

— Из Франции прибыли две дамы — дочка и мать, — вмешался в разговор следователь Гришин. — С княжной они пока еще не встречались.

— Княжна о них знает?

— Пока выяснить не удалось.

— Навели справки, кто такие?

— Безусловно. Баронесса Матильда Дюпон и дочь Мари Дюпон.

Полицмейстер походил в задумчивости, заключил:

— Сейчас подобных «родственничков» нахлынет как воронья. Поэтому надо сесть француженкам на хвост во избежание сюрпризов и, не приведи господи, скандалов.

Поминки по погибшему князю Брянскому состоялись днем и проходили в закрытом зале на пятьдесят персон ресторана «Париж». Здесь собрались самые близкие друзья покойного, поэтому говорили о князе спокойно, достойно, без слез и истерик. Некоторые мужчины пришли в одиночестве, другие же предпочли разделить печальное застолье со своими дамами.