Соотношения сил. История, риторика, доказательство

Энтимема, занимающая первое место среди технических доказательств, базируется, утверждает Аристотель, на меньшем числе положений (они понятны и оттого их необязательно эксплицировать), чем силлогизм: «если которое-нибудь из них общеизвестно, его не нужно приводить, так как его добавляет сам слушатель». Затем следует пример:

Для того, чтобы выразить мысль, что Дорией победил в состязании, наградой за которое служит венок, достаточно сказать, что он победил на Олимпийских играх, а что наградой за победу служит венок, этого прибавлять не нужно, потому что все это знают (1357a) 129 .

129

Античные риторики. С. 22 (Прим. перев.).

3

Традиционное определение энтимемы как неполного «syllogismos» обычно основано на одном из пассажей «Первой аналитики» (II, 27): «Энтимема есть неполный [ateles] силлогизм из вероятного или из знака» 130 . В своей очень важной статье М. Ф. Бернет утверждал, что слово «ateles», читающееся лишь в одной рукописи, происходит из древней глоссы, которая в какой-то момент была не до конца выскоблена. Глосса стала результатом неправильного толкования, продиктованного интерпретацией аристотелевской теории энтимемы в духе стоиков 131 . И тем не менее, традиционное объяснение энтимемы как неполного «syllogismos», кажется, находит подтверждение в недавно процитированном отрывке о Дориее (1357a): Аристотель явно вводит этот термин, дабы показать, что энтимема зачастую покоится на неэксплицированных основаниях, которые в любом случае куда менее многочисленны, чем предпосылки, необходимые для обычного «syllogismos». Бернет видит проблему, но справляется с ней путем утверждения, что в отрывке о Дориее «аргументация не изложена в виде силлогизма, который потребовал бы довольно сложной переформулировки». И все же соответствующий «syllogismos», который Бернет формулирует следом («все победители Олимпийских игр получают в награду венок; Дорией победил в Олимпийских играх, следовательно, Дорией награжден венком»), не представляется особенно сложным 132 . Кажется, нам следует с неизбежностью принять определение энтимемы как неполного «syllogismos», приведенное Аристотелем. Однако Бернет отвергает его как абсурдное:

130

Цит. по: Aristotele. Organon / A cura di M. Zanatta. Vol. I. Torino, 1996. P. 415 (рус. пер. Б. А. Фохта, сверенный с греческим текстом по изданию У. Д. Росса, цит. по: Аристотель. Первая аналитика // Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1978. С. 252, с изменениями).

131

См.: Burnyeat M. F. Enthymeme: Aristotle on the Logic of Persuasion // Aristotle’s Rhetoric: Philosophical Studies / Ed. by D. J. Furley and A. Nehamas. Princeton, 1994. P. 3–55 (благодарю Джулию Аннас за указание на эту статью). О «силлогизме» как неверном переводе слова «syllogismos» см.: Barnes J. Proof and the Syllogism // Aristotle on Science: The Posterior Analytics. Proceedings of the Eighth Symposium Aristotelicum… / Ed. by E. Berti. Padova, 1981. P. 17 и далее, в особенности: P. 23, прим. 7.

132

Burnyeat M. F. Enthymeme: Aristotle on the Logic of Persuasion. P. 22–23.

С точки зрения выгоды или логической пользы класс аргументов, сформулированных неполным образом, представляет столь же мало интереса, что и класс аргументов, сформулированных с излишним тщанием, или аргументов, выраженных темно или остроумно. Логика не вполне высказанных рассуждений столь же нерелевантна, что и логика рассуждения, порожденного гневом 133 .

Последняя фраза указывает на уязвимое место рассуждений Бернета. Аристотель говорит о риторике, а не о логике, а риторика всегда обращена к конкретному и, следовательно, ограниченному сообществу. Нет нужды упоминать, что награда за победу в Олимпийских играх – это венок, ибо все об этом и так знают («gignoskousi gar pantes»). В данном случае «все» означает не «все разумные существа», а «все греки». Это обстоятельство доказывает скрытая аллюзия на Геродота (VIII, 26), которая, если я не ошибаюсь, ускользнула от толкователей пассажа «Риторики» (1357a).

133

Ibid. P. 5.

Победив в битве при Фермопилах, Ксеркс спросил у перебежчиков из Аркадии, что теперь делают греки. Те ответили, что «эллины справляют олимпийский праздник – смотрят гимнические и иппические состязания». Когда Ксеркс спросил,

какая же награда назначена состязающимся за победу, те отвечали: «Победитель обычно получает в награду венок из оливковых ветвей». Тогда Тигран, сын Артабана, высказал весьма благородное мнение, которое царь, правда, истолковал как трусость. Именно, услышав, что у эллинов награда за победу в состязании – венок, а не деньги, он не мог удержаться и сказал перед всем собранием вот что: «Увы, Мардоний! Против кого ты ведешь нас в бой? Ведь эти люди состязаются не ради денег, а ради доблести!» 134

134

Цит. по: Erodoto. La battaglia di Salamina, libro VIII delle storie / A cura di A. Masaracchia. Milano, 1977. P. 27 (рус. пер. Г. А. Стратановского цит. по: Геродот. История в девяти книгах. Л., 1972. С. 384).

Смысл истории очевиден. Только варвар мог не знать, что наградой на Олимпийских играх, с регулярной периодичностью подчеркивавших культурное единство греков, служил венок. Греческий оратор, обращающийся к греческой публике, имел в виду Аристотель, конечно, не должен был упоминать о подобной детали. В диалоге «Анахарсис» Лукиан рассказывает об иностранце – варваре, скифе, – который, посмотрев на игры в греческой палестре, попросил объяснений у грека Солона. Когда ему было сказано, что наградой на них служит венок из оливковых или сосновых ветвей, он разразился смехом 135 .

135

Luciano di Samosata. Anacharsis o gli esercizi ginnici // Luciano di Samosata. Dialoghi / A cura di V. Longo. Vol. III. Torino, 1996. P. 128 и далее (рус. пер. Д. Н. Сергеевского см.: Лукиан Самосатский. Сочинения. Т. 1. СПб., 2001. С. 215). См. также: Roscioni G. C. Sulle tracce dell’«Esploratore turco». Milano, 1992. P. 164; Ginzburg C. Anacharsis interrogava gli indigeni: Una nuova lettura di un vecchio best-seller // L’ Histoire grande ouverte: Hommages a Emmanuel Le Roy Ladurie / Sous la direction de A. Burguiere, J. Goy et M. J. Tits-Dieuaide. Paris, 1997. P. 337–346.

Награда на Олимпийских играх – это лишь одно из бесчисленных правил, написанных невидимыми чернилами на ткани повседневной жизни греческого общества. Правила подобного рода существуют во всяком социуме; в каком-то смысле они служат условием, благодаря которому он функционирует. Несколькими десятилетиями ранее историки не интересовались подобными правилами, возможно, потому, что считали их само собой разумеющимся делом (так порой случается и в наши дни).

Бернет справедливо замечает, что невысказанные предпосылки не являются обязательным элементом энтимемы. Аристотель ограничивается словами: «если которое-нибудь [положение] из них общеизвестно, его не нужно приводить, так как его добавляет сам слушатель» (1357a; курсив мой). Предпосылки – это часть знания, которым по умолчанию владеет как оратор, так и его аудитория.

4

Однако действительно ли пример с Дориеем – это энтимема? Согласно одному из ученых (Юджину И. Райану),

…пример просто сообщает о свершившемся факте, это не энтимема. <…> Что мы хотели бы доказать этими словами? О стремлении убедить в чем именно мы сообщаем? <…> Даже если мы признаем, что перед нами род аргументации, нам будет сложно счесть ее аргументацией риторической 136 .

Сомнение вполне законное, однако, как мы увидим ниже, лишенное оснований.

136

Ryan E. E. Aristotle’s Theory of Rhetorical Argumentation. Montreal, 1984. P. 42–43.

Аристотель обнародовал «Риторику» около 350 года до н. э. Дорией с Родоса, сын Диагора, трижды побеждал на Олимпийских играх (в 432, 428 и 424 годах до н. э.); в 412–407 годах до н. э. он поддерживал спартанцев 137 . Пример, относящийся к жившему почти ста годами ранее человеку, в разделе, посвященном судебной риторике, выглядит несколько странно. Конечно, Аристотель писал, что «энтимемы, напротив, [наиболее пригодны] для речей судебных, потому что прошедшее, вследствие своей неясности, особенно требует указания причины и доказательства» (1368a) 138 . Однако отсылка к столь стародавнему событию, как победа Дориея, внешне более соответствовала другим формам исследований о прошлом, например истории. В конце концов, само понятие исторического времени в противопоставлении смутному мифическому прошедшему появилось в Греции благодаря воссозданию списка победителей Олимпийских игр, задававшего хронологические параметры самых разных событий 139 . В одном из стандартных пассажей, по случайности затрагивавшем персонажа, упомянутого Аристотелем, Фукидид писал: «это была олимпиада, на которой родосец Дорией второй раз одержал победу» (III, 8) 140 . Ученые труды Аристотеля не дошли до нас. Он составил список победителей Пифийских игр, а кроме того, проверил и исправил список победителей Олимпийских игр (куда входил и Дорией), сделанный знаменитым философом и ритором Гиппием 141 . В недоброжелательной автохарактеристике, которую вложил в уста Гиппия Платон, тот хвастается своими успехами у спартанцев: «О родословной героев и людей, Сократ, о заселении колоний, о том, как в старину основывались города, – одним словом, они с особенным удовольствием слушают мои рассказы о далеком прошлом» («Гиппий больший», 285d) 142 . Гиппий был не только философом и ритором, но и археологом – как мы сказали бы сегодня, антикварием 143 . Много лет назад Арнальдо Момильяно заметил, что ученый труд Гиппия, основанный прежде всего на эпиграфических свидетельствах, подразумевал «рационалистический подход, критический метод» 144 . Аристотель-антикварий, последователь Гиппия, помогает нам понять Аристотеля-философа, который подвергает терминологию доказательств сжатой концептуальной критике и обнаруживает в доказательстве рациональное ядро риторики. В те годы, когда Аристотель редактировал свою «Риторику», он расшифровывал надписи – деятельность в высшей степени логическая – в Олимпии и в Дельфах, стремясь разработать хронологию победителей Олимпийских игр 145 . Фактическое утверждение «Дорией победил на Олимпийских играх», возникшее благодаря умозаключениям, основанным «на вероятном или на признаках», подразумевалось определением энтимемы, сформулированном в «Риторике» (1357a).

137

Moretti L. Olympionikai, i vincitori negli antichi agoni olimpici // Atti dell’Accademia nazionale dei Lincei. Memorie della classe di scienze morali, storiche e filologiche. Ser. VIII. Vol. VIII. Fasc. 2 (1957). P. 105, прим. 33, там же см. библиографию.

138

Античные риторики. С. 47 (Прим. перев.).

139

Korte A. Die Entstehung der Olympionikenliste // Hermes. Bd. XXXIX (1904). S. 224–243.

140

См.: Фукидид. История. Л., 1981. С. 115 (Прим. перев.).

141

Weil R. Aristotle et l’histoire. Paris, 1960. P. 131–137.

142

Цит. по: Platone. Tutte le opere / A cura di G. Pugliese Carratelli, trad. it. di E. Martini. Firenze, 1974. P. 802 (рус. пер. А. В. Болдырева цит. по: Платон. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1990. С. 391).

143

Momigliano A. Ancient History and the Antiquarian // Momigliano A. Contributo alla storia degli studi classici. Roma 1955. P. 70 и прим. 5 (впервые в 1950 году) (рус. пер. К. А. Левинсона см.: Момильяно А. Древняя история и любители древности // Науки о человеке: История дисциплин / Сост. и ответств. ред. А. Н. Дмитриев, И. М. Савельева. М., 2015. С. 604–648) (см. также: Momigliano A. Sui fondamenti della storia antica. Torino, 1984. P. 7, прим. 3).

144

Momigliano A. Ideali di vita nella sofistica: Ippia e Crizia // Momigliano A. Quarto contributo alla storia degli studi classici e del mondo antico. Roma, 1969. P. 145–154, в особенности: P. 149 (впервые в 1930 году).

145

During I. Aristotele / Trad. it. di P. Donini. Milano, 1976. P. 64–65.

5

В своей очень тонкой статье Дж. Э. М. де Сент-Круа искал в разных сочинениях Аристотеля следы чтения им Фукидида, но к определенному выводу так и не пришел 146 . Сент-Круа особенно подробно разбирал выражение «to hos epi to poly» («по большей части» в функции имени существительного), которое он обнаружил в научных текстах Аристотеля; на «Риторике» он почти не останавливался. Между тем в отрывке «Риторики» (1402b), где Аристотель анализирует источники энтимемы, несубстантивированное (и намного более банальное) выражение «epi to poly» появляется четырежды, будучи связано с рядом ключевых терминов, с помощью которых Фукидид обозначает собственную способность познавать прошлое: «eikos», «paradeigma», «semeion», «tekmerion» 147 . Посмотрим на последнее из этих понятий, которое вместе со связанным с ним глаголом «tekmairomai» дважды фигурирует в одном и том же пассаже уже в начале труда Фукидида. Историк начинает свой рассказ, утверждая в третьем лице, что Пелопоннесская война, о которой он намерен повествовать, – это величайшая из всех существовавших прежде войн: «рассудил он так» («tekmairomenos») благодаря анализу актуальной ситуации в Греции и исследованию прошлого на основе «свидетельств» («tekmerion»), которые считал заслуживающими доверия (I, 1, 1 148 ). Чуть ниже он говорит, что Гомер, называя «эллинами» лишь часть дружины Ахилла, дает наилучшее доказательство («tekmerioi de malista») того, что перенос термина на всех греков – это более позднее явление (I, 3, 3) 149 . В так называемом «археологическом» разделе образ древних времен, воссозданный с помощью доказательств («ton <…> tekmerion»), противопоставлен описанию, тяготеющему к баснословию («to mythodes») поэтов и логографов (I, 21, 1; см. также: I, 20, 1) 150 . Гипотетическая локализация древнейшей части Афин в Акрополе и районе, примыкающем к нему с юга, на основании воздвигнутых в этой городской зоне святилищ, вводится с помощью выражения «tekmerion de», «вот доказательство этого» (II, 15, 4). Теми же словами открывается, при разговоре об афинской чуме, суждение о необычном характере эпидемии, связанном с исчезновением птиц, обычно питавшихся трупами (II, 50, 2) 151 .

146

Ste Croix G. E. M. de. Aristotle on History and Poetry (Poetics, 9, 1451 a 36 – b 11) // The Ancient Historian and his Materials: Essays in Honour of C. E. Stevens on his Seventieth Birthday / Ed. by B. Levick. Westmead, Farnborough, 1975. P. 45–58. См. также: Pippidi D. M. Aristote et Thucydide: En marge du chapitre IX de la Poetique // Melanges de philologie, de litterature et d’histoire anciennes, offerts a J. Marouzeau <…>. Paris, 1948. P. 483–490.

147

Index Thucydideus / Ex Bekkeri editione stereotypa confectus a M. H. N. von Essen Dre Hamburgensi. Darmstadt, 1964.

148

Фукидид. История. С. 5 (Прим. перев.).

149

Там же. С. 6 (Прим. перев.).

150

[Фукидид. История. С. 13 (Прим. перев.).] См. новаторскую книгу: Taubler E. Die Archaeologie des Thukydides. Leipzig, Berlin, 1927 (новое издание – в 1979 году), а также: Id. Ausgewahlte Schriften zur alten Geschichte. Stuttgart, 1987, с предисловием Г. Альфёльди (в предисловии см. список рецензий и некрологов и, кроме того, библиографию). Аналогичную точку зрения см.: Gommel J. Rhetorisches Argumentum bei Thukydides. Hildesheim, 1966 (Spudasmata, Bd. X). Гоммель в особенности настаивает на связи между Фукидидом и ритором Антифонтом.

151

Фукидид. История. С. 85 (Прим. перев.).

Сформулированное Аристотелем различение между признаком («segno», «semeion») и необходимым признаком, доказательством («segno necessario», «tekmerion»), упорно связывалось с судебной риторикой. Однако оно могло сложиться и под воздействием весьма вольного использования Фукидида, а возможно, и других авторов 152 . Дабы убедиться в этом, достаточно остановиться на пассаже, в котором Фукидид в обыкновении носить оружие, присущем жителям таких регионов, как Локрида и Этолия, усматривает доказательство того, что прежде те же самые привычки были распространены в Греции повсюду (I, 6, 2) 153 . Это рассуждение воспроизводит аргументацию уже упоминавшегося отрывка, в котором Фукидид, опираясь на расположение храмов на Акрополе, доказывает, что именно там находился древнейший центр города (II, 15, 3). В обоих случаях на первый план выходит доказательство: однако в первом примере используется понятие «semeion», а во втором – «tekmerion». В терминологии Аристотеля последнее слово предназначено для описания естественных и необходимых связей, позволяющих сформулировать настоящий «syllogismos»: если у женщины есть молоко, то она родила (1357b) 154 . Напротив, Фукидид использует термин «tekmerion» более или менее как синоним «semeion» для указания на необязательные связи, имеющие силу «по большей части» («epi to poly»).

152

М. Ф. Бернет отмечает, что в наиболее древней риторической традиции интересующее нас различение отсутствовало: Burnyeat M. F. The Origins of Non-Deductive Inference // Barnes J. et alii. Science and Speculation (Proceedings of the Second Symposium Hellenisticum). Cambridge, 1982. P. 193–238, в особенности: P. 196, прим. 10. См. также процитированный комментарий к первой книге «Риторики» Аристотеля под ред. У. Э. Гримальди: Aristotle, Rhetoric: A Commentary. Vol. I. New York, 1980. P. 63 и далее).

153

Фукидид. История. С. 7 (Прим. перев.).

154

Античные риторики. С. 23 (Прим. перев.).

6

Высказанные прежде соображения бросают неожиданный свет на уже приводившийся нами в начале пассаж «Поэтики» (1451b), в котором Аристотель девальвирует историю по сравнению с поэзией. История, о которой говорил Аристотель, – это история, которая лишь по имени совпадает с тем, что мы называем историей сегодня. В своей последней книге Финли заметил, что разыскания в области старины, которые с точки зрения греков относились к «археологии» или «антикварным штудиям», а не к историографии в собственном смысле слова, начали проводиться учениками Аристотеля 155 . В отрывке «Поэтики» слово «история» («historia») взято у Геродота, которого Аристотель критиковал в «Риторике» (1409a) за «архаичность» стиля 156 . Фукидид (в особенности Фукидид-«археолог»), который регулярно использовал аргументацию, основанную на энтимемах, «составлявших суть доказательства» (1354a), с точки зрения Аристотеля являл собой другой случай, менее уязвимый для критики 157 .

155

Finley M. I. Problemi e metodi di storia antica. P. 28, 54, 172, прим. 22.

156

[Античные риторики. С. 140 (Прим. перев.)] Фукидид (как подчеркивает Ф. Артог в новом введении к своей книге: Hartog F. Le miroir d’Herodote. Paris, 1991. P. III, XV) ни разу не использовал понятия «historia».

157

Об использовании энтимем Фукидидом см.: Romilly J. de. La construction de la verite chez Thucydide. Paris, 1990. P. 73 и далее, в особенности см.: P. 76: «si la place des reflexions correspond a une habitude rhetorique, leur fonction n’est en aucune facon purement rhetorique: <…> elles font <…> partie de l’argumentation» («если место, [которое занимают] эти размышления, обусловлено риторической традицией, то их функция отнюдь не риторическая: <…> они служат <…> частью аргументации»), что, разумеется, соответствует античному представлению о риторике.