Соперник Цезаря
Шрифт:
— Помогите! — крикнул Зосим посетителям.
Два погонщика мулов, что обедали здесь и чьи миски все еще стояли на кирпичном прилавке, [16] неспешно поднялись, на ходу пытаясь оценить обстановку. Из одной миски спешно принялся хлебать Клодиев раб, как будто боялся, что не удастся наесться последний раз в жизни. Погонщик схватил его за шиворот и отбросил, как щенка. С помощью второго погонщика Зосим заложил брусом дверь.
Теперь можно было перевести дух. Вольноотпущенника разбирала злость. Так глупо попались! Умники, решили устроить ловушку Милону. А вышло, западню подготовил сам Милон.
16
В
В таверне было темно, дымно и жарко. Печь топилась. Из четырех больших горшков, вделанных в прилавок, шел пар. Пахло свиными колбасками и чечевичной похлебкой. Зосим облизнул губы. Ему вдруг страшно захотелось есть.
— Во имя Судьбы! Что случилось? Доминус, что случилось… — бормотал хозяин таверны, круглолицый рыжеволосый толстяк, протягивая к гостям руки.
— Ничего хорошего, — буркнул Зосим. — Обычная предвыборная кампания.
Посетители сбились у стены, позабыв о плошках с дымящимся супом. Клодий сидел на лавке, зажимая рану рукой. Плотно сжатые пальцы были ярко-красные. Сенатор тяжело дышал, по лбу крупными каплями катился пот.
— Это же наш Публий Клодий! — воскликнул один из погонщиков и, обернувшись к Зосиму, проговорил: — Если что, я с вами. У меня и меч есть. — Он выставил из-под плаща рукоять. Надо же, удивил! Нынче без оружия никто не отправляется в путь.
Зосим кивнул, давая понять, что помощь принимает.
— Клодий… Сенатор Клодий Пульхр… — повторил изумленно хозяин. — Да что ж такое… Да это же… наш будущий претор. А там кто? — Он указал на заложенную брусом дверь.
— Кандидат в консулы Тит Анний Милон, — сказал Зосим.
В таверне повисла тягостная тишина — лишь слышалось, как булькает в котле похлебка. Всем было ясно, что дело — смертельное в смысле самом прямом.
Зосим внезапно ощутил слабость и острую боль в боку. Тронул тунику. Ладонь тут же сделалась мокрой. Он ранен! Вроде как не опасно. Кожу только порезали. Но это ерунда. Только бы с патроном все было хорошо.
— Что теперь? — спросил Полибий, отирая лицо, — из раны на скуле шустро бежала кровь.
— Надеюсь, они уберутся в свой Ланувий, — проговорил Зосим.
— Что за ссань! Объясни! — сплюнул Полибий. — Зачем мы с ними сцепились? Видели, сколько у Милона гладиаторов? Да чтоб их посвятили подземных богам!
— В письме все дело. Патрону написали, что Милон выехал из Рима, с ним только тридцать человек, и эти тридцать — ни на что не годные домашние рабы.
— Тридцать! Да их там три сотни, клянусь Геркулесом! — Гладиатор, как всегда, преувеличивал. — А кто письмо привез? От кого?
— От народного трибуна Тита Мунация Планка, — сообщил Зосим. — Привез клиент Гай. Я еще с ним поругался из-за того, что он приказ нарушил и уехал из Города.
— Ну и где этот фекальный клиент? — Полибий огляделся. Ни Гая, ни Схолы в таверне не было — единственные, кроме Клодия, конные, они наверняка ускакали. — Гай! Собака! Отброс арены! Убью! Задушу голыми руками!
— Зосим! Помоги! — Клодий вытащил из ножен кинжал и протянул вольноотпущеннику. — Разрежь тунику.
Резать было несподручно, хотя кинжал был из хорошей стали и острый. Но ткань пропиталась кровью, щегольская бахрома слиплась сосульками. Кое-как расправившись с плотным сукном и обнажив рану, Зосим
направился к очагу, погрузил клинок в огонь. Когда лезвие накалилось, Зосим вернулся к патрону. Клодий молча кивнул, стиснул зубы и вцепился пальцами в край скамьи. Зосим прижал раскаленный клинок к ране. Послышалось шипение, едкий запах горелого мяса смешался с аппетитным запахом похлебки…— Теперь перевяжи! — прохрипел раненый, переводя дыхание.
Зосим оторвал от нижней сенаторской туники полосу и перетянул плечо.
Хозяин таверны подал Клодию чашу с неразбавленным вином. Тот сделал пару глотков и выговорил вдруг:
— Секст Тедий.
Ну конечно, сенатор Секст Тедий! Еще утром сенатор, встретив Клодия в Ариции, сказал, что к вечеру собирается в Город со своими людьми.
— Эй, слушайте! — повысил голос Зосим. К нему оборотились. — По дороге в Город должен ехать сенатор Тедий с охраной. Надо продержаться до его появления. Всем ясно?
— Продержимся, — пообещал Полибий.
Клодий сделал знак кабатчику:
— Вина. Всем.
Кувшин с неразбавленным лесбосским вином стал переходить из рук в руки.
— Добрая богиня, — прошептал Зосим, — коли живыми уйдем, посвящу тебе золотую чашу.
— О чем ты болтаешь? — удивился Полибий. — Молишься женскому божеству? С чего бы это?…
Зосим не ответил, подошел к окошку и глянул наружу. Люди Милона по-прежнему держались плотной стаей. Сам Милон вышел из повозки. Гладиатор Биррия что-то ему говорил, указывая в сторону таверны. Кто-то из людей Милона принялся барабанить в дверь, но ему, разумеется, не открыли. Однако парень попался настойчивый, все колотил и колотил, будто надеялся разбить дубовую доску.
— В Тартар вас всех, — пробормотал Зосим сквозь зубы.
— Зосим, иди сюда! — Патрон поманил Зосима пальцем, тот подошел, нагнулся.
— Милон с людьми ушел?
— Пока нет, сиятельный.
— Пока. — Клодий криво усмехнулся. — Злишься на меня?
— Нет, доминус. Такого нельзя было угадать. Ведь Гай столько лет твой клиент.
— Да, печать была как настоящая. Почерк при письме на воске подделать ничего не стоит.
Они, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на Этруска.
— А ну, иди сюда! — Голос Клодия звучал тихо, но был как лед, даже Зосиму стало не по себе.
Этруск подошел. К полным его губам прилипла фальшивая улыбка.
— Ты подделал печать?
— О чем ты, доминус? — Этруск растянул рот еще шире. — Да я никогда…
— Ты подделал печать на письме, что доставил сегодня Гай, — уже без тени вопроса в голосе продолжал Клодий.
— Доминус… Клянусь! Да я за тебя умру! — Этруск рухнул на колени. — Да я…
— Мерзавец! — ринулся к нему Полибий. — Я видел, как ты разговаривал с Гаем. — Гладиатор схватил раба за шею, будто хотел задушить.
— Я же не знал! — захрипел Этруск. — Гай сказал…
— Отпусти его! — приказал Клодий. — Ну, так что тебе сказал Гай?
— Что случайно сломал печать на письме по дороге. Сказал, что ты рассердишься. Умолял выручить. Двадцать сестерциев обещал.
Полибий сорвал с пояса Этруска кошелек и высыпал содержимое на скамью. Пять денариев. [17] И еще какие-то медяки.
— Ты нас продал, скотина, — прохрипел Полибий и отшвырнул пустой кошелек. — Что с ним делать? — Гладиатор ударил провинившегося раба пониже поясницы.
17
Денарий — серебряная монета, равная 4 сестерциям или 16 ассам.