Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Сопка голубого сна
Шрифт:

— Как он хорош! — сказала Вера, гладя выдренка.— Подари мне его, милый!

Бронислав уставился на Веру обалделым взглядом — она говорит ему «милый», встречает так, словно они уже не раз встречались и расставались в этой комнате, совершенно преобразившейся, благодаря тюлевым занавескам, картинке на стене, полочке с разными безделушками, множеству других мелочей, говоривших о присутствии женщины.

— И давно ты приехала? — спросил он, чтобы только не молчать, перевести дыхание, освоиться, убедиться, что это не сон.

— О, я здесь уже две недели. Убиралась в доме, возилась на огороде, в общем, дел было по горло.

— А как ты сюда попала?

— Федот нас привез, меня, Дуню и Маланью. Но Маланья сразу же ушла в лес, ведь май

на дворе, медвежьи свадьбы.

— И... надолго ты?

— Как получится... Возможно, милый, что и навсегда.

Тогда только до него дошло. Что-то раскрывалось бесшумно, плавно, как на шариковых подшипниках, его захлестывала радость, о которой он и мечтать не смел, но которая теперь его пугала.

— Такая тишина в доме... Куда все подевались? Дуня, Митраша, Павел?

— Они люди деликатные. Не хотят мешать, ведь нам столько нужно сказать друг другу.

Она уложила выдренка в корзиночку на столе и подошла к нему.

— Сегодня наша свадьба, знаешь?

И обняла его за шею. Он увидел совсем близко ее губы, ожидавшие поцелуя, но все же не сдержался и бросил наболевшее:

— Смотри, ведь сейчас жаба с меня на тебя перепрыгнет.

Вера громко, свободно рассмеялась:

— Да ну, от жабы я избавилась давно... Уже тогда, когда ты последний раз был у меня в Старых Чумах, я почувствовала, что выздоравливаю — я люблю, я нормальная женщина.

10. У1.1913 г.

«Сегодня утром Вера, наливая всем чай, пододвинула мне нерчинскую кружку и сказала: «Здесь должна быть еще одна такая же, только с изображением женщины...» Я замер. Ведь у меня действительно была кружка с женщиной, протягивающей руки к мужчине. Из нее только однажды пил Васильев в ту ночь, когда рассказывал мне о несостоявшемся покушении на Столыпина. В остальное же время я ее прятал, подсознательно надеясь, что когда-нибудь кончится мое одиночество и я встречу женщину, которая меня полюбит. И вот Вера подошла к полке, обнаружила кружку, сказала: «Они парные, я буду пить из этой».

Я вскочил растроганный и поцеловал ее в губы при всех, при Дуне, Митраше и Павле.

«Спасибо, родная. Этого мгновения я ждал три года ».

Это и было, в сущности, нашим венчанием.

11. VI.— Выяснилось, кем был мой соперник с часами и золотой цепочкой. Умер папа Извольский. Вера узнала об этом в апреле и очень горевала. Но поскольку в Старых Чумах никто не знал ее отца, то она не поделилась ни с кем и траур — напоказ — не надела. Съездила только в Удинское и заказала отцу Ксенофонтову молебен за упокой его души. Вскоре после этого приехал адвокат Булатович, папин поверенный в делах, элегантный господин с золотой цепочкой, так поразившей Митрашу. Вера по целым дням обсуждала с ним свое решение — передать землю крестьянам в вечную аренду за символическую плату — по рублю за десятину. Участки от пятнадцати до пятидесяти десятин смогут приобретать только жители окрестных деревень, без права перепродажи и раздела их впоследствии между детьми. Она оставила себе только пятьсот десятин на содержание усадьбы и парка и пожизненное материальное обеспечение Анны Петровны и всей прислуги. Три дома в Киеве и в Воронеже она тоже велела продать, но без спешки, за хорошую цену. Перед отъездом Булатович вручил старосте Емельянову две тысячи рублей на строительство и оборудование школы в Старых Чумах. Ну а потом Вера попросила знавшего дорогу Федота отвезти их с Дуней на Сопку голубого сна.

— Ты, однако, отчаянная женщина. Могла ведь застать у меня какую-нибудь молоденькую бурятку.

— Да, дело житейское... Но не для тебя. Ты полюбил меня совсем не современной, сумасшедшей любовью, с первого взгляда, может, и не меня вовсе, а легенду, мечту, я же совсем не такая, какой кажусь тебе! Вот опомнишься и тогда, возможно, поищешь себе бурятку.

— Будет тебе шутить. Ну а если серьезно, то ты совершила мезальянс. Во всяком случае, я не возьму от тебя ни копейки,

нам должно вполне хватать того, что я добываю в лесу...

Придя по этому поводу к обоюдному соглашению, как говорится в отчетах о дипломатических переговорах, мы вместе решили, что жизнь здесь, на Сопке голубого сна, нас пока вполне устраивает, а в дальнейшем видно будет.

Вера рассказала, что здоровье Гоздавы, после кратковременного улучшения в новом климате, снова резко ухудшилось, и теперь его состояние безнадежно. А в довершение всего — его жена ждет ребенка.

12.VI.— Меня поражает физическая выносливость Веры и ее упорство в достижении цели. Весь день она на ногах, весь день в делах, веселая, бодрая (после наших-то безумных ночей), возится то дома, то на огороде, без намека на усталость, слабость... А ведь такое дитя великосветских гостиных, воспитанное в роскоши, в культе ничегонеделания, должно быть скорее капризным, изнеженным, избалованным. Очевидно, поколения здоровых предков, плюс отцовский принцип — житейская мудрость состоит в умеренности — то есть золотая середина между этикетом и играми с сельскими ребятишками, в меру — труд, верховая езда, дойка коров и кружение в вальсе по гравийным аллеям парка, «был тихий вечер, вечер бала, был бал, меж темных лип»,— все это вместе и создало тот изумительный плод, которому я нарадоваться не могу — Верочка, Веруня, Верунчик!

Дома — занавески, скатерти, дорожки, развешанные ручники, на скамьях подушки, накидки... Все дышит теплом, уютом, Верой!

Двор прибран, нигде ни щепочки, все ветки, верхушки Деревьев, оставшиеся от строительства и валявшиеся два года, теперь аккуратно сложены у забота.

Огород выкорчеван, перекопан, посажены картошка, капуста, горох, лук, чеснок, а в теплице — помидоры от ксендза Леонарда... Дикие яблони срублены и заменены саженцами «ранеток Серпинского» — выполнил это Митраша по его инструкции.

Все это сделала Вера с помощью Дуни и Митраши за две недели.

Встаем мы в шесть, завтракаем в семь, обедаем в час, а в семь ужинаем (написав это, я обнаружил, что наш распорядок дня ничем не отличается от распорядка в доме Емельяновых).

13.VI.— Маланья грозным рычаньем оповестила нас о своем возвращении. Она стосковалась по Вере и, должно быть, по удобствам жизни у нее, по меду, который в тайге ей добывать не удавалось. Похудевшая после месяца самостоятельного существования, она облапила Веру и, переступая с ноги на ногу, норовила облизать ей лицо и руки. Нас с Дуней и Митрашей она тоже узнала и поприветствовала, только Павла сторонилась, отвергая его попытки подружиться. Собаки, увидев наши теплые отношения с медведицейг перестали лаять, начали потихоньку подходить к ней, обнюхивать. В общем, мы весь день провозились с Маланьей.

Вечером в нашей комнате, глядя на маленькую выдру, с которой она почти не расстается, весь день таскает ее за собой в корзинке, Вера сказала:

— Ей тоже нужно имя, как Маланье. Ты ее нашел, вот ты и назови. Попробуй, мне очень хочется, чтобы ты придумал имя.

Я закурил трубку и надолго задумался.

— Ну, что скажешь? — спросила наконец Вера.

— Это не так просто... Имя должно быть польско-русским и пахнуть водой.

— Тогда думай дальше. Я на тебя надеюсь. Еще через какое-то время я сказал:

— Радуня.

— Что это значит?

— Это значит, что ты ей рада.

— Верно, очень рада.

— Кроме того, есть такая речушка, приток Вислы. Радуня. Только не помню, где именно.

— Молодец, у тебя ассоциативное мышление... Радуня! Завтра я прошу тебя побриться. Митрашу с Павлом тоже. Все, крестные отец и мать, свидетели, должны быть чисто и нарядно одеты.

14.VI.— Выдра лежала в корзинке, с бантиком, обложенная веночком из кусков свежекопченого балыка, и тревожно принюхивалась: пахло рыбой, но вместе с тем дымом, гарью, пожаром, в котором она потеряла мать.

Поделиться с друзьями: