Соправитель

— А как вы полагаете, господа, сколько потребуется времени, дабы превратить сие пространство в подобие строевого плаца?

— Не менее недели, господин лейтенант. И желательно наличие одного экскаватора. Если использовать исключительно землекопов, то точное количество необходимо рассчитать. И многое зависит от погоды.

— Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, — естественно про себя я процитировал старую советскую военную мудрость. А вслух произнёс совсем иное:

— Господа, для работы экскаватора конструкции Оттиса потребуется прокладка временной железнодорожной колеи. А посему, в своих расчётах исходите из того обстоятельства, что с любым запрошенным количеством землекопов затруднений не будет. Уверен, что не будет проблем с выделением трёх дорожных паровозов с грузовыми платформами. Но прошу вас представить мне подробный график работ не позднее чем через два дня.

Слава Богу, старший братец на время оставил меня в покое и с головой ушел в процесс подготовки коронации вместе со своим советником и адвокатом Альфонсом Нетворком. Кстати, как только я впервые увидел этого холенного и прилизанного типа, то тут же испытал сложную гамму чувств, этакую смесь из отвращения, тревоги и желания прикончить эту гадину. Когда-то, в прошлой жизни аналогичные ощущения у меня возникли при посещении знакомых, которые с гордостью демонстрировали гостям своего домашнего любимца, коим числился удав средних размеров и упитанности. Ну что ж, это не плохо, ликвидация этого иезуита пройдёт по графе «сочетание приятного с полезным». По прошествии трёх дней я, вооружившись цифрами, фактами, фотографиями, планами и иными физическими аргументами отправился в резиденцию генерал-губернатора Москвы, где квартировал Николай Михайлович. Меня сопровождали двое офицеров-морпехов, один из которых числился адъютантом и четверо телохранителей, которых выделил мне ещё отец. При входе во дворец, я буквально погрузился в атмосферу, коя более приличествовала не резиденции Цесаревича и без пяти минут Императора Всероссийского, а скорее посольству враждебного государства перед разрывом дипломатических отношений или объявления войны. И с приближением к кабинету старшего брата, который он оборудовал на втором этаже эти ощущения лишь обострились.

В приёмной, которая больше походила на караульное помещение на стульях и креслах разместилось не менее десятка гвардейских офицеров, вооружённых не только непременной шашкой, но и револьверами. Несмотря на снобизм и наглость присущие гвардионцам, в их мозгах сохранилась толика здравого смысла. При виде Великого Князя и младшего брата будущего Императора, они встали, а секретарь просочился за дверь кабинета, дабы доложить о неожиданном августейшем визитёре. Мои сопровождающие по моему предложению разместились на двух диванах в коридоре, дабы у героев сражений на паркетных полах бальных залов, строевых плацах и альковах прекрасных дам не возник соблазн спровоцировать земноводных офицеров на дуэль. Причиной могла стать тривиальная зависть к их аннинскому и георгиевскому оружию и ордена святого Владимира с мечами на груди. Кстати, на гражданских костюмах моих телохранителей красовались медали «За храбрость» и солдатские Георгии первой степени, говорящие о том, что их обладатель полный кавалер. В общем: «имеющий уши — да услышит, имеющий глаза — да увидит, имеющий разум — да осознает». Каждого из них, я тщательно проинструктировал, что необходимо соблюдать выдержку, не подаваться на провокации, но в случае необходимости пускать в ход оружие. Но, Бог миловал и всё обошлось. Войдя в кабинет, я застал в нём не только своего братца и Нетворка, но и четвёртку статских, кои оказались церемониймейстеры разных рангов демонстрирующие эскизы корон, мантий, двойного трона и иных декораций, и аксессуаров необходимых для проведения коронации. На лице Николая Михайловича блуждала блаженная улыбка и выглядел он прямо-таки как ребёнок, которому родители рассказывают о покупке новых игрушек.

— Заходи, брат, — он встал, подошел ко мне и обнял, демонстрируя родственные чувства. Ты появился очень своевременно, я уже собирался послать за тобой. Садись и присоединяйся к обсуждению грядущей церемонии нашего венчания на соправление Империей.

— И рад тебя видеть, Бимбо, но я пришел, дабы сообщить тебе новости, которые не только не терпят отлагательств, но и присутствия лишних ушей. А поэтому, не мог ли ты… — на этом месте я сделал многозначительную паузу.

— Это действительно так срочно? — спросил Николай, выпуская меня из объятий.

— Более чем, — я ответил лаконично, демонстрируя принесённую толстую папку.

— Хорошо, господа, — старший брат повернулся к расстроенным моим вторжением придворным чиновникам. Дела государственной важности заставляют меня прервать нашу увлекательную беседу, жду вас завтра в это же время. Всего хорошего. А вас, господин Нетворк, я попрошу остаться. Надеюсь, брат, тема разговора не касается сугубо семейных дел?

— Это как посмотреть, игнорирование тех проблем, которые сейчас будут озвучены способно если не погубить, то запятнать репутацию великих князей Романовых и прежде всего, твою.

Сделав театральную паузу, я отметил, что на лице Николая выражение растерянности, плавно перешло в испуг и он поспешил присесть. А Нетворк напротив, остался стоять, вперив в меня взор немигающих глаз. Заняв кресло напротив брата, я закончил вступление: хотя и мне мало не покажется. Но изложу всё по порядку, — и переведя взгляд на застывшего адвоката небрежно бросил по-французски:

— Можете присесть, мосье Альфонс[1].

[1] В комедии Александра Дюма (сына) «Мосье Альфонс» так звали героя-любовника, находящегося на содержании женщины

Глава двадцатая. Шапка Мономаха

Глава двадцатая

Шапка Мономаха

Москва.

Июнь 1889 года

Шапка Мономаха держится не на голове, а на доверии народном

(Юрий Михайлович Поляков)

В. кн. Александр Михайлович

Не хотелось начинать этот разговор, да еще в таком малоприятном окружении, да ничего не поделать. Набрал воздуху в грудь, стараюсь сдерживаться, ибо горячность для государя — весьма негативная черта характера, а вот хладнокровие — уже благодетель. Приступим:

— Я не спорю, брат, что коронация важнейший ритуал, через который проходит каждый монарх, стараясь при этом превзойти в пышности своего предшественника. Понимаю, что твои церемониймейстеры готовы от усердия копытом бить, ибо они могут войти в историю, обессмертить собственные имена, возродив в конце века девятнадцатого процедуру венчания на царствие царей Ивана и Петра. И нам с тобой предстоит нелёгкая работёнка, особенно в Успенском соборе, где при большом скоплении народа и сгорании ладана, практически невозможно дышать. Но всё это мелочи, по сравнению с организацией народного гуляния на Ходынском поле. Я немного покопался в архивах и нашел любопытные цифры.

Смотрю, пока что моя речь на брата никакого впечатления не производит. Мол, мели Емеля, твоя неделя, вообще не пойму, слышит он меня или только делает вид. Делаю акцент и чуть поднимаю звук голоса, делая его пронзительным, но не даю при этом петуха. Очнись, брат Коля! Очухайся! Чем тебя эти Альфонсы опаивают? Итак!

— Германия, 1823 год, при въезде короля Фридриха-Вильгельма в Берлин от давки погибло несколько человек. Там же, но в сентябре 1872 года при встрече трёх императоров, в толпе задавили уже тридцать зевак. Декабрь 1863 года, Сант-Яго, в Чили, в церкви La Compania во время пожара и панического бегства погибло почти две тысячи человек. Если при коронации нашего покойного дядюшки Императора Александра Николаевича на гуляние и раздачу подарков сошлось почти двести тысяч жителей Москвы и её окрестностей, то сейчас можно ожидать в полтора раза больше. И с чем столкнётся такая громадная толпа, в которой смешаются взрослые мужики, старики, женщины и дети? А вот с чем!!!

После этих слов, из папки я извлёк и разложил подробную карту Ходынского поля с отмеченными на ней рвами, ямами, остатками конструкций и указывая небольшой указкой на них, я демонстрировал соответствующую фотографии.

— А теперь представь Николай, что кто-то из озорства или со злым умыслом закричит: «пожар»? Или пустит слух, что артельщики раздают царские подарки лишь своим знакомцам? Брат, ты был на войне и лучше меня знаешь, что паника превращает дисциплинированных солдат в обезумевшее стадо, способное сбить и растоптать всех, кто окажется на их пути. А здесь, простые люди, обыватели, успевшие изрядно хлебнуть хмельного… Погибнуть могут тысячи людей и непременно найдутся те, кто обвинят во всём тебя и пустят в народ прозвище: Николай Кровавый. А потом там, за границей, — я направил перст правой руки куда-то в сторону, но так, чтобы он указывал на Нетворка, — не преминут облить грязью «русских варваров», превративших празднество в тризну.

Я продолжал вещать, показывать всё новые фотоснимки. Отсутствие воды, жара, овраги и прочие бедствия с последствиями. Постепенно, перед мысленным взором моего старшего братца открылась бездна, но в отличии от стихотворения Ломоносова, она была наполнена не звёздами, а адским пламенем. Так-с, а клиент похоже дошел до нужной кондиции, припомнил академик фразу из любимой кинокомедии, а теперь запустим для него лучик надежды. И это было очень кстати, ибо Николай Михайлович хотя продолжал перебирать фотографии как игральные карты, но судя по остекленевшему взгляду ничего не видел. Нетворка напугало не на шутку такое состояние будущего Императора и он, полоснув по мне ненавидящим взглядом попытался вернуть своего патрона в реальность. Но помощь не потребовалась, у Михайловичей была здоровая порода и через пару минут Николай встал, отбросил в сторону фотоснимки и направился к столику возле окна. На нём стояло несколько бутылок, наполненных не только минеральной водой, но и кое-чем покрепче. Наполнив хрустальный стакан на две трети коньяком, он чуть подумал, долил до верха и выпил. Постоял минут пять задумчиво глядя на город, затем ввернулся к столу, сел в кресло и практически спокойным голосом задал вопрос: