Соразмерный образ мой

— Что сейчас переводишь? Все тех же, как их, ассирийцев?

Время от времени Мартин делал переводы для Британского музея и в последнем разговоре упомянул арамейские надписи, которые были у него в работе.

— Нет, их я уже сдал. Сейчас перевожу настоящее сокровище: подборку стихов, приписываемых современнице Августа, некой даме по имени Марцелла. Если это подлинные вещи, жди сенсации: женское творчество той эпохи до нас не дошло. Но есть в них какой-то изъян. Увы, подозреваю, что Чарльза ввели в заблуждение.

— Какой еще изъян? Уж наверное Чарльз отдавал их на экспертизу.

— На перевод они, по-моему, ложатся хорошо. Однако стиль грешит мелкими неточностями. Вот ты, например, прелестно, очаровательно говоришь на современном английском, но задумай ты написать сонеты и выдать их за шекспировские, тебя поймают на мелочах: на неуместном употреблении архаичных идиом, на отсутствии тонкостей, присущих литераторам той эпохи. Сдается мне, эти стихи вышли в двадцатом веке из-под пера какого-нибудь французика, досконально изучившего латынь девятнадцатого века.

— Разве это не списки со списков? Может быть, огрехи вкрались по вине переписчиков…

— Понимаешь, эти стихи обнаружили в библиотеке Геркуланума, поэтому их объявили подлинными. Сегодня же позвоню Чарльзу. Пусть подергается…

На пороге кабинета возник начальник Марики, который в недоумении огляделся и застукал ее сидящей на корточках. Задрав голову, Марика одними губами произнесла: «Мартин». Бернард вытаращил глаза и даже не подумал выйти; его редкие седые волосы топорщились, как у карикатурного злодея, посаженного на электрический стул. Бернард указал на часы. Марика поднялась на ноги и сказала:

— Давай заканчивать, Мартин. У меня эфир.

Мартина словно толкнули: беседовать с Марикой было так спокойно, так естественно и привычно, что он почти забыл… ведь раньше такие разговоры у них велись изо дня в день — он забыл, что скоро придется заканчивать. Когда еще дождешься ее звонка? Мартин пришел в смятение.

— Марика…

Она выжидала. Под взглядом Бернарда ей было неловко. Она сделала круговое движение рукой. Знаю, знаю. Сейчас иду. Бернард укоризненно поднял густые брови и ушел к себе в кабинет.

— Когда ты в следующий раз позвонишь, Марика, скоро?

— Скоро. — Она и сама была не против. Но знала, что этого не будет. — Groetjes, любовь моя.

— Doeg! Ik hou van je…

Оба замолчали. Марика дала отбой.

Мартин остался стоять у себя в кабинете с мобильником в руке. Его захлестнул ураган эмоций. «Она сама позвонила. Сказала „любовь моя“. Надо было устроить ей допрос с пристрастием, а я все о своих делах. Обещала скоро позвонить. Скоро — это когда? Но ведь она пообещала лишь потому, что я нажал. Ладно, позвонила сегодня — позвонит еще. Вот только когда? Составлю список вопросов: позвонит — задам. Курить бросила, надо же. Может, и мне попробовать? Вместе легче; вот позвонит — прямо так ей и скажу. А когда она позвонит? — Достав из пачки очередную сигарету, Мартин закурил. — Она мне позвонила. Минуту назад мы еще разговаривали». Он прижал мобильник к щеке. От трубки исходило тепло. У Мартина всколыхнулась нежность к этому телефону, который принес в дом голос Марики. С мобильником в одной руке и сигаретой в другой он зашагал в кухню. Оттуда сразу же вернулся в кабинет. «Она позвонила. Сказала, что снова позвонит. Позвонила. Когда будет следующий раз? Может, и мне бросить курить…»

Марика захлопнула телефон и убрала его в карман. Закончив материал, которого ждал Бернард, она отправила файл по электронной почте. Компьютер звякнул: «Динь», подтвердив, что сообщение преодолело расстояние в четыре метра между их столами. Кто-то напомнил:

— Эфир через пятнадцать минут.

Она кивнула и направилась в студию, но по пути завернула в туалет, где прислонилась к стене и дала волю слезам. Он нисколько не меняется. Лучше бы она ему не звонила. В телефонном разговоре слишком узнаваем был прежний Мартин. Ополоснув лицо, Марика побежала в студию, где получила немой упрек от звукооператора. В ближайшие месяцы она больше не собиралась звонить Мартину.

СЛЕЖКА

Целый год Роберт с нетерпением ждал прибытия близнецов. В уме он вел с ними долгие беседы: рассказывал о Лондоне, о Хайгейтском кладбище, об Элспет, советовал хорошие рестораны, приплетал, когда было к слову, свою диссертацию и всякую всячину. Весь долгий год в ожидании их приезда он намечал интересные пункты: «Прежде всего, кошка Дика Уиттингтона. [32] Им будет любопытно… Свожу их в Почтовый парк, в медицинский музей Уильяма Хантера при университете Глазго, в архитектурный музей Джона Соуна. [33] Перед заходом солнца покатаемся на колесе обозрения „Лондонское око“». Все это он проделывал вместе с Элспет. На Рождество посетим с ними «Дом Денниса Северса». [34] И Музей найденышей. [35] Роберт уже видел себя экскурсоводом близнецов по лондонской жизни, их незаменимым проводником, учителем британского английского. Естественно было предположить, что они станут обращаться к нему с бытовыми затруднениями и вопросами, а он, как и положено дядюшке, будет давать им советы и поможет освоиться в Лондоне. Роберт сгорал от нетерпения. Подготовил столько остроумных изречений, взлелеял столько надежд и ожиданий, что теперь, когда Джулия с Валентиной появились в доме, он как-то оробел.

32

…кошка Дика Уиттингтона… — Согласно легенде, мальчик-сирота по имени Дик (Ричард) Уиттингтон служил поваренком у богатого лондонского купца. Как-то раз он отдал на продажу команде хозяйского корабля свою кошку — единственное, что у него было. Время шло; не выдержав побоев, Дик сбежал, но за городской чертой услышал призывный звон колоколов, в котором ему послышалось: «Воротись, Уиттингтон, лорд-мэр великого Лондона». Вернувшись в город, Дик узнал, что его кошку продали за баснословные деньги некоему мавританскому правителю, чьи владения опустошали крысы. Уиттингтон женился на хозяйской дочке, унаследовал флотилию тестя, а впоследствии троекратно становился мэром Лондона. Самые ранние письменные источники этой легенды датируются 1605 г.

33

Архитектурный музей Джона Cоуна — лондонский дом-музей видного архитектора сэра Джона Соуна (1753–1837), спроектированный им самим.

34

«Дом Денниса Северса» — уникальный интерьерный музей-театр в Лондоне, позволяющий экскурсантам погрузиться в атмосферу быта XVIII–XIX вв. Посетителей проводят в полной тишине по освещенным свечами комнатам, будто бы только что покинутым обитателями. При этом воссоздаются драматические картины жизни одной британской семьи.

35

Музей найденышей — лондонский музей, посвящен истории приюта для подкидышей, основанного известным филантропом Томасом Корамом в 1739 г. Идея создания этого воспитательного дома нашла широкий отклик среди деятелей искусства. Композитор Георг Гендель и многие выдающиеся художники оказывали ему финансовую поддержку. Со временем в приюте сформировалась прекрасная коллекция картин, большей частью полученных в дар от самих создателей — У. Хогарта, Т. Гейнсборо, Дж. Рейнольдса и др. По сути дела, приют стал первой публичной картинной галереей в Британии. В настоящее время три основные экспозиции посвящены Томасу Кораму, Джорджу Генделю и Уильяму Хогарту.

Раньше он думал, что сразу поднимется к ним наверх, постучит в дверь и представится. Но от их смеха и топота шагов он впадал в ступор. Ему оставалось только следить, как они приходят и уходят, вышагивают через сад в одинаковых нарядах, тащат домой пакеты с продуктами, цветы, какую-то нелепую лампу. «На что им сдалась эта лампа? У Элспет полно всяких ламп».

Они сами раз-другой в день стучались к нему в квартиру. Роберт обмирал: прекращал работу, застывал с ложкой у рта; из холла доносились их приглушенные разговоры. «Открой им дверь, — приказывал он себе. — Не будь таким идиотом».

Его смущала их спаянность; вдвоем они казались возвышенными и неприкосновенными. Каждое утро он следил, как они движутся по скользкой дорожке в сторону калитки. В них угадывалась такая самодостаточность и в то же время такая зависимость друг от дружки, что он, еще не перемолвившись ни с одной ни единым словом, уже чувствовал себя лишним.

Тогда он решил за ними проследить.

Они привели его на Понд-сквер, а оттуда, через Хайгейт-Вилледж и по Джексонз-лейн, к станции метро «Хайгейт». Он держался позади, давая им скрыться из виду, а потом начал нервничать, что вот-вот придет поезд метро и похитит их у него из-под носа. По эскалатору он несся через ступеньку. В половине одиннадцатого на станции было немноголюдно. Они остановились у той платформы, откуда поезда шли в южном направлении; Роберт затаился поодаль, но с таким расчетом, чтобы войти в тот же вагон. Они сели у средних дверей, а он — по диагонали, футах в пятнадцати. Одна из близняшек изучала карманную схему линий метро. Другая, откинувшись на спинку сиденья, читала рекламные объявления.

— Смотри-ка, — обратилась она к сестре, — отсюда можно слетать в Трансильванию за один фунт с носа.

Роберт вздрогнул, услышав их мягкий американский акцент, так не похожий на уверенный оксбриджский выговор Элспет.

Смотреть в их сторону он избегал. Ему вспомнилось, что у его матери была кошка Плакса: когда ее возили к ветеринару, она всякий раз утыкалась Роберту головой под мышку и так «пряталась». Вот и Роберт не смотрел в сторону близнецов, чтобы оставаться незамеченным.

Они вышли из вагона на «Набережной» и сделали пересадку на Районную линию. Доехали до станции «Слоун-сквер», вышли на поверхность и стали неторопливо углубляться в Белгрейвию, то и дело останавливаясь, чтобы свериться с путеводителем. Роберт никогда не бывал в этой части Лондона, и вскоре ему стало не по себе. Он не спускал с них глаз и ощущал себя упертым маньяком, который, ко всему прочему, выделяется из толпы. По тротуарам спешили стильные молодые транжиры обоего пола; они помахивали плотными пакетами из дорогих магазинов и на ходу болтали по беспроводной гарнитуре, выпуская изо рта белые облачка тумана. Можно было подумать, это сплошь актеры, репетирующие роль. По сравнению с ними близнецы выглядели наивными малолетками.

Свернув в боковую улочку, двойняшки вдруг оживились, прибавили шагу и стали крутить головами, чтобы отыскать нужный номер дома.

— Это здесь, — сказала одна из сестер.

Они вошли в небольшой шляпный бутик «Филип Триси», [36] где битый час примеряли шляпки. Роберт наблюдал за ними с противоположной стороны улицы. Близнецы по очереди надевали шляпку за шляпкой, вертясь перед невидимым Роберту зеркалом. Продавщица с улыбкой предложила им огромную ярко-зеленую спираль. Одна из девушек водрузила ее на голову, и все трое пришли в восторг.

36

Филип Триси (р. 1967) — ведущий британский модельер-шляпник. Его работы отличаются оригинальностью и некоторой экстравагантностью. Среди его клиентуры — звезды экрана и подиума, представительницы титулованной знати и королевской семьи. Его именные бутики открыты во многих столицах мира, в том числе и в Москве. В мае — июле 2007 г. персональная выставка Филипа Триси состоялась в Мраморном дворце (Санкт-Петербург), а сам дизайнер провел мастер-классы и выступил с публичными лекциями в рамках Дней британской культуры.